День, в который потерялся

Впервые со мной это случилось лет тридцать назад. Мне тогда было четыре года, и я потерял близкого человека - маму. «Потерял» не в смысле непоправимо, нет - просто на какое-то время упустил из виду. Во второй раз со мной это случилось лет двадцать назад: оказалось, что я когда-то, если верить красивой легенде, потерял свою вторую половину и обязан каким-то чудесным образом ее найти. Я не был уверен тогда, как можно найти то, что даже никогда не видел и посчитал это глупостью. К тому же я был вполне самодостаточный малый: мне хватало самого себя, небольшого мяча и хотя бы одного друга, которого можно поставить в придуманные ворота во дворе между двух деревьев.
Но вернемся к главному: на мене в тот день, в день моей первой кратковременной потери, были новые сандалии, светлые кремовые, еще совсем никем не ношеные. Как у Женьки со второго этажа, только в сто раз лучше, потому что мои. Мама долго не могла их достать и приходилось каждый раз шнуровать на бантик надоевшие за весну ботинки. Но чудо случилось, и этому чуду было всего три дня отроду.
читать дальшеРадовался я им позорно, наверное, как девчонка, шел и все смотрел себе под ноги. Вернее, прямо на ноги: мои новые кремовые сандалии очень уместно сочетались с грязно-белой плиткой универмага, ну и периодически перед глазами мелькал уголок маминой коричневой юбки – это все, что я тогда замечал. Мама шла быстро, глухо стуча маленькими каблуками босоножек (обычных, такие же были у всех остальных мам. Это мои сандалии были особенными, потому что первыми), и все дергала меня за руку, пытаясь поторопить. Но мне в отличие от нее торопиться совершенно не хотелось. К тому же в универмаге было душно, не как сейчас: кондиционеров не было, а с люстр свисали липкие мухоловки. Рука мамы была неприятно влажной, и я все норовил избавиться от ее обхвата.
- Сможешь идти сам?
Я впервые оторвал зачарованный взгляд от собственных сандалий и посмотрел на маму: ее лицо было немного раскрасневшимся, а временно освободившейся от меня рукой она заправляла выбившиеся из прически рыжевато-каштановые пряди волос.
Я уверено кивнул, устремил взгляд прямо и заспешил.
Но моей выполнительности и послушания хватило не на долго: магия сандалий не отпускала и все хотелось проверить, как же они там поживают без моего строгого надзора. Поживали они, конечно же, прекрасно, все так же блестели новыми пряжками и гармонировали с плиткой пола, но когда я поднял глаза, то мамы впереди больше не увидел. В ту секунду я вовсе не испугался, просто подумал, что нужно идти вперед и где-то там я ее встречу. Эта мысль, чувство что все само собой сложится, очень похоже на то, что я испытал во второй раз, когда понял, что потерян: катастрофы не было, жизнь долгая и у «той единственной» было еще под сотню лет, чтоб найтись. Кто же знал, что «под сотню» это так мало, а страх остаться потерянным найдет меня настолько абсурдно рано.
И вот я шел вперед, вертя головой по сторонам. Мимо тянулись вереницы отделов: в одном сверкал хрусталь, в другом громоздились холодильники и другие важные большие вещи… Одно я только запомнил хорошо – отдел с игрушками. Я заметил его, когда моя самостоятельность достигла своего пика, после чего и пришло непривычное понимание, что можно и без мамы, она-то все равно никуда не денется. Кто же будет заставлять меня сутра есть кашу, в обед – гадкий суп и говорить ложиться тогда, когда можно было бы еще и не ложиться? Ну, нет, без нее все это невозможно, а значит она остается. Я тогда еще не верил, что за один день рушится жизнь. Мне казалось, для этого нужно о-го-го, сколько всего сделать: наверное, целый месяц быть плохим, не слушаться взрослых и есть одни только конфеты.
Я остановился и сквозь толпу направился к полке с примеченным конструктором. Я забыл обо всем, даже о магии своих новых сандалий. Люди улыбались мне, уступая дорогу. Тогда мне казалось, уступая, они выражали свое уважение моей ранней решительности, но сейчас понимаю, что уважение было всего лишь умилением. Точно так же уголки их губ тронула бы картина с пуделем, несущем корзинку: как гордо бы песик не задирал голову, как высоко бы не поднимал лапки, все равно, по большому счету, он просто смешен. Как и я в своей самостоятельности, что в первый день потери, что во второй.
- Где твоя мама? – неожиданно спросила меня продавщица, перегнувшись через прилавок.
Я мало обратил на нее внимания, отметил только нелепую прическу в виде башни и массивные деревянные серьги. Важен был конструктор: домик выложенный из разноцветных брусков.
- Можно это посмотреть? – я тыкнул в желанный предмет пальцем.
Но было похоже, что без мамы эту роскошь не получить. И где-то после этого понимания накатил испуг – я потерялся и никогда больше не найдусь. Я как красный в цветочек зонтик: мама потеряла его в автобусе и больше никогда не искала, не вспоминала о нем. Вдруг и со мной так случится - она поймет, что потеряла меня и просто вернется домой?
От этих мыслей я заплакал. Громко, наверное так, чтоб все услышали о моем первом глубоком горе.
- На! На! Возьми! – Продавщица протянула несколько деталек конструктора, но мне уже было не до того. Я вертелся, искал маму глазами в этом огромном магазине, но не находил. Тогда у меня хватило ума прекратить блеф о самостоятельности – сейчас почему-то не хватает. И если меня спросят: «Ты потерялся?», я тут же совру, что нет, что я просто так один.
Тогда мне сказали: «Стой на одном месте и тебя обязательно найдут». Я стоял, а вокруг собралась толпа, в которой уже через пару минут появилось родное встревоженное и немного разозленное лицо. Но я не заметил строгости мамы и только счастливо ей улыбнулся, а она схватила меня за руку и приказала больше не отступать ни на шаг.
Но это было тогда, теперь правила заметно усложнились: запрещено стоять на месте, но меж тем страх ошибок сковывает. Мне пора бы подрасти. Еще тогда, когда лет в шестнадцать мне говорили, что я подрос и стал выглядеть иначе, то внутренне я был не согласен: из зеркала на меня все так же смотрел немного курносый и немного лопоухий глупый, вздорный и пугливый мальчишка. Он до сих пор на меня смотрит.
Вот бы закричать, как тогда, чтоб все обернулись, чтоб разбить равнодушие ровных спин. Чтоб нужный мне человек выскочил из толпы и приказал не отставать. Знаю, знаю – малодушие. Но это все равно невозможно.
А тогда я продолжил с мамой прогулку по универмагу и вскоре снова заинтересовался своими новыми сандалиями.