А сейчас пост про мою поездку в Припять!
вот только дам пару секунд на вспомнить, кто такая – как-никак около года ничего нового здесь не писала
Ну, собственно кому Париж, кому Лондон, а меня хлебом не корми, дай увидеть что-то убитое. Так что это город моей мечты и еще одна страсть наравне с Титаником.
Чувства, которые я испытала, оказавшись там, нельзя назвать однозначными. Во всяком случае, чувства брезгливости я никак не ожидала, а оно было. Я на какой-то момент стала человеком, которому всюду мерещится грязь, и он ее истерически боится.
Так уж нас настроили, рассказывая про радиационные пятна: их нельзя увидеть, но они повсюду; неугомонный, неутихающий треск дозиметра, отпечатавшийся в моей голове настолько, что я не могла перестать слышать его даже дома, засыпая в своей кровати.
Дождь там сейчас идет не переставая: шел за пару недель до нашей поездки, идет наверно и сейчас, так что все заплыло и размокло и это тоже ощущений комфорта не добавляло. Тучи комаров повсюду.
Я ожидала увидеть что-то вроде музея с законсервированным советским союзом, но первое, что я увидела – это город-могилу. Словно людей здесь зверски убили, а не вывезли «на время» без детальных объяснений.
Нас повели в садик в котором было поставлено два венка и одни и те же игрушки, оставленные на растерзание туристских камер.


С другой стороны, пробираясь по тому, что когда-то было центральной улицей или зайдя в двор и подняв глаза вверх на дома может показаться, что город оставили не все. И что если зайти в приглашающее приоткрытую дверь парадной, то хозяева квартиры с уцелевшими окнами угостят чаем и расскажут свою историю. Но это впечатление уж точно обманчивое. Здания сохранились ужасно, они начинают обрушаться и возможно скоро Припять закроют во избежание несчастных случаев, ну и того, что просто не останется, на что смотреть. И я рада, что успела.

Совсем недавно обрушилась школа, в которой раньше делалось большинство фотографий Припяти. Теперь туда, конечно, не пускают, зато ее можно увидеть в разрез:


В жилые дома тоже не пускают, но мы прошли потому что наш экскурсовод смел и крут, я бы на его месте побоялась брать на себя ответственность за нас: деревянные полы под ногами прогибались как мочалка полная воды. Вода текущей крыши разъела все вплоть до первого этажа пятиэтажного дома:

***
Вне степени осознанья это теплится где-то внутри,
От попыток забыть воспаляется и горит от попыток уйти.
Правдой по лбу - так ожидаемо, все привычнее каждый раз.
Аксиома опять подтверждается миллионом поступков и фраз.
Так не видеть в упор очевидного – уникальное мастерство:
И предательство - не предательство и не ты совершал его.

Моя работа напоминает мне болото. Да не простое себе, а такое в котором можно шею свернуть, оступившись. Вот вроде сидишь, ерунду всякую детям вписываешь, а потом опа – какой-то очередной пиздец. В телевизоре я уже засветилась, когда они явились на вполне себе стандартное мероприятие, где я что-то лепетала детишкам об истории всяких там изобретений, до слез меня уже доводили и на собраниях это дружно обсуждали – а в целом это все сплошная унылая глупость. Мне надо бы от нее бежать и спасаться, но все как-то не с руки, думаю, что некрасиво получается, что нужно след оставлять… И это очень тупо, что я постоянно думаю, кому как удобней будет, если я поступлю так-то или так-то…
Думала, там будет свободное время, и я буду что-то писать или обдумывать сюжет. Но то ли желание отбило, то ли времени нет, то ли еще какая-то ерунда. Я сейчас словно замерла и жду, что произойдет со мной, при этом сама остаюсь совершенно пассивной, выжидаю чего-то – дурацкое состояние.
Завтра очередная рабочая глупость: мы встречаем Новый год, Божечки, какое счастье!11 Уже!1 Меня вписали в программу как выступающего, самодеятельность балин. Из выступающих там еще только 2 женщины, которые профессионально поют и все – все остальное конкурсы, шарады, загадки.
Я написала текст, так как ничего больше… Нет, ну я могла бы им спеть, чтоб мало не показалось и больше не просили, но я и без того там от начальства уже огребла. Половину текста урезала цензура, так как йумор был местами толстоват, сам текст написан в 15 присестов по две минуты – на большее меня не хватало.
Вот тегст, вдруг кому охота ознакомится с моим родом бездеятельности:
И пусть завтрашний маразм пройдет быстро и небольно.

Один день из жизни библиотекаряОбщепринято считать, что библиотекарь – профессия скучная и однообразная, что это люди, с которыми на работе в принципе не может произойти ничего экстремального.
Но все это стереотипы и сними надо как-то бороться. Что я предлагаю вам сделать, прослушав эту небольшую, но крайне правдивую зарисовку. Конечно, постороннего человека подобная внезапная правдивость может насторожить или же просто, что более вероятно, показаться абсурдом, нелепой шуткой. Но я добавлю только то, что в каждой шутке есть доля… Ну, вы помните чего. Так что лучше сразу приступим:

***
Лай карликовых пуделей, которых дрессировала Мария Степановна, невероятно мешал Эльвире Эдуардовне работать с должниками. Но винить было некого: она сама своей рукой вписала слово «шоу» в годовой план, не решаясь уступать другим филиалам в масштабности задумок. Вот и приходилось теперь отдуваться:

- Да!? Але?! Здравствуйте! – кричала в трубку Эльвира Эдуардовна. – Вас беспокоят из библиотеки. Митенька дома?... Передайте ему, пожалуйста, что Каренина… - Лай собак – Что Каренину… - Грохот – Что конец года…
Ба-бах!! – И тут Эльвира Эдуардовна окончательно потеряла мысль, ровно сразу после того, как Евдокия Кузьминична потеряла те десять обручей, которые крутила, тренируясь для шоу.
- Что же это вы творите, голубушка?! – предостерегающе посмотрела на нее Эльвира Эдуардовна, на что Евдокия Кузьминична смогла только извиняющее улыбнуться. Выбор у нее и до этого был небольшой: репетировать музыкальное сопровождение нельзя – шумно, крутить обручи вот нельзя по той же причине, а дрессированного слона вывели по просьбам жильцов. В общем, номер простаивал, а удивлять шестой «Б» надо было уже завтра.
- Лучше тогда пытайтесь сесть на шпагат, - сменив гнев на милость, уже более теплым тоном подсказала Эльвира Эдуардовна, - тем более в плане саморазвития указано, что он у вас еще недостаточно глубокий.
Так распорядившись она вздохнула и снова вернулась к должникам. Следующий формуляр так же стабильно не радовал: пятнадцатилетний капитан вот уже как пол года путешествовал где-то вместе с Томом Сойером и Гекекльберри Финном, а мальчишка, утянувший их в это увлекательное путешествие в который раз не отвечал на звонок.
- Да? - наконец раздался с другой стороны провода слабый голос пожилой женщины.
- Добрый день! - Эльвира Эдуардовна, обрадовавшись, приготовилась быстро выдать заученную фразу. - Это вам из библиотеки звонят...
Но как оказалось, не тут-то было:
- Откуда? - с ужасом переспросила старушка. - Я что-то не так сделала? А то только что звонили, и сказали, что в этом месяце нужно заплатить за телефон двадцать гривен до двадцать шестого числа. Я теперь думаю, когда пойти...
-Успеете еще, - невозмутимо отозвалась Эльвира Эдуардовна. - Дело в том, что ваш... внук...
-Мой внук? - голос на другом конце провода, казалось, растерялся еще больше. - У меня есть внук?
- А Сеня Курочкин здесь проживает? - Эльвира Эдуардовна оставалась все так же невозмутима.
- Не знаю,- после долгих раздумий призналась старушка. - Но вообще-то я одна живу. - А кто такой Сеня Курочкин?
- Понятно, простите за беспокойство, очевидно, я ошиблась номером. - Подобные ситуации уже были, и, почувствовав, что ребенок оставил не тот номер, Эльвира Эдуардовна попыталась свернуть разговор, но...
- Так вы точно не по поводу телефона звоните? Нет? А, ну хорошо? А сколько я тогда должна за свет? Так кто такой Сеня Курочкин и почему он думает, что внук? - Список вопросов был неиссякаем, но самым животрепещущим оказалось выяснение, не претендует ли этот подозрительный Сеня на квартиру.
Но все же, все же Эльвира Эдуардовна героически управилась уже через каких-то пол часа, решив, что Сеню можно будет выловить в школе.

Вот только и в школе в этот нелегкий день все оказалось не так просто: пока шестой «А» репетировал новогодние сценки, директор страдальчески обдумывал, где бы взять снегурочку для утренника — та, что должна была приехать, должна была приехать еще час назад.

- Дмитрий Сергеевич, мне бы журнал класса или Марию Петровну...
- Марии Петровны нет, журнал спалили... - проворчал директор. - И снегурочки тоже, кстати, нет.
- Снегурочки? - сочувственно переспросила Эльвира Эдуардовна, пытаясь войти в положение, ведь все-таки еще работать надо вместе.
- Ну да, - развел руками Дмитрий Сергеевич. - А вот вы можете?
- Да могу, конечно, - согласилась библиотекарь, словно просьба была в порядке вещей. - А Дедом Морозом-то кто будет?
- Никто, - Дмитрий Сергеевич пожал плечами, и, казалось, ссутулился еще больше.- Тоже нет: на учителе физкультуры халат не завязывается, а учитель труда... Ну, вы понимаете... Лучше не надо.
- Тогда может лучше кукольный театр? - Радостно предложила Эльвира Эдуардовна. У меня как раз с собой!
- Театр с собой? - автоматически переспросил Дмитрий Сергеевич, усилено моргнув.
- Ну да, - кивнула она, доставая из сумки разнообразные куклы. - Вот сейчас проведем утренник, а потом поищем номер телефона Сени Курочкина из шестого «А» - Надежды Эльвира Эдуардовна не теряла.


Кто бы мог тогда подумать, что следующим испытанием на пути к Сене Курочкину станет урок информатики у восьмого «В» класса. Дети вместо того, чтоб прилежно делать вид, что учатся составлять таблицы в экселе, в момент справились с заданием и заняли свой досуг тем, что взломали базу данных школы, подправили некоторые оценки и напоследок сменили пароль.
- Простите, пожалуйста, но кажется, сегодня мы ничем вам помочь не сможем, - Дмитрий Сергеевич как никогда четко осознавал, что сегодня, совершенно не его день.
- Так, может, я посмотрю быстренько и пойду? - Эльвира Эдуардовна по-прежнему не теряла надежды.
- Так это ж компьютеры, - он как-то по особому уважительно протянул это слово - а нашему учителю информатики нужно время, чтоб разблокировать систему... - Начал было объяснять Дмитрий Сергеевич, но откуда ему было знать, насколько в действительности многогранна профессия библиотекаря и что в плане уже давно стояло понимание, знание и владение айтишными технологиями.

Таким вот нелегким трудом в тот день дался Эльвире Эдуардовне телефон Сени Курочкина, но зато с чувством выполненного долга она поспешила со школы обратно в библиотеку, где полным ходом проходила подготовка к шоу для 6-го «Б» класса.

Но это уже совершенно другая история.

В последнее время что-то многое кинулось напоминать о написанном фичке про «принятый сигнал»: началось с того, что его нужно было быстренько кинуть на «рсия», потом я дала его читнуть знакомой, потом оказалось, что нужно детям рассказать о всяческих кораблекрушениях, и потом еще одно: мне сказали, что герои – девочки.
Мнение авторитетно, его я не обсуждаю, да и сам фик обсуждать боюсь, словно он для меня стал табу или же я просто не хочу узнать о нем что-то такое, чего знать не хочу. Такое, в общем-то, закономерно, когда ждешь от себя большего или просто другого.

Но я очень хочу поговорить вот о чем:
Что это за существо такое – мужской персонаж? Чтоб прям со стержнем, чтоб прям мужик-мужик. Чтоб поступки мужские, чтоб глупости мужские, слабости. Можно ли создать такого персонажа на фикрайтерской кухне или это априори невозможно, учитывая, что его надо как-то влюблять в другого мужика? Может примеры любимых образов, характеров… Или… ну я не знаю.
А совсем уже во всем сомневаюсь, тот фиг, который я все собираюсь писать, и так не пишется, а тут еще и новая проблема. Как вспомню ту свою гарридраку с героями имбецилами, так ужас берет напороться на те же грабли, если б не моя упертая козерожья натура, то бросила бы эту идею к такой бабушке.

Если в прошлый раз, чтоб снять Персика дерева, мне хватило высоты стула, то теперь уже и высоты лестницы не всегда хватает. Просто белка, а не ребенок!

Видео

Просматривала я дома его фотки и...

И ничерта ж себе оказывается контраст с моим.
Ася какбэ осуждает такую активность:

На день независимости Украины еду на дачу травить сколопендр, так сказать, делать свою чердачную комнатку свободной и независимой от захватчиков – вот так и отдам дань стране, мол ее народ все еще может бороться за свои границы! А то я ведь внизу стала спать, как подлый трус и дезертир.
На работке все нормально. В квартире назревает сезонный ремонт и повсюду мешки со стройматериалами. Это пиздец какой-то, но моему коту пока нравится: и здесь понюхать, и там понюхать, и то свалить и на этом полазить… Она у меня не любит, когда в квартире убрано и в этом смысле ей повезло со мной!
Фик про гэпэ стоит пока камнем, потому что я на все отвлекаюсь, потому что лето и потому что я присматриваюсь к новой послестуденческой жизни.

Написалось что-то похожее на стишок, и хоть он убогий дальше некуда, но меня это нисколько не печалит. Куда ж его, инвалида? Пусть будет.

***
Ты выживаешь,
бросаясь на стену
Штурмуешь
Мне почти интересно,
когда ж ты убьешься
Схалтуришь
Сделай неверный шаг.
Ну же! Ну, ради нас.
Стань слабее.
Гляди! Гляди же!
Я, как ты, никогда не сумею.
Останусь.
Вот так и останусь.
Не трогай.
Мне не взять высоты
выше порога дома.
Мне не крикнуть
Громче, чем шепотом
Ты не услышишь
За адреналиновым грохотом.
Хохотом.
Чтоб тебя…

Проиграла сегодня в монополию. Еще с детского сада не умела меняться и вести всякие эти бизнес-дела. Чего-то прям даже расстроенная вся которую неделю, ощущаю себя бесперспективным лузером и все такое… Что делать? Вот еду завтра на дачку самоутверждаться на грядке.
В библиотечке, где я временно (надеюсь временно) работаю, вчера мальчик спрашивал рассказы Солженидзе, а больше даже, наверно ничего позитивного,эх.

ДыбрВчера утром начала делать порядок в ящиках, в которых я храню всякие тетради/бумажки, а закончила сегодня вечером. Эмоционально вымотана как не знаю что. Ей богу такие вещи нужно обливать керосином и сжигать, не распаковывая. Потому что если начать перебирать, то пиздец получается. Во-первых если брать каждое отдельно в руки, то жалко выкинуть: старые ксероксы по теории литературы, конспекты, и так странно убеждать себя, что мне это больше не понадобится. Пока мне еще не понятно, кто я, если не человек, который обязан в них копаться. Все это выбросила, но теперь чувствую себя голой и незащищенной, словно завтра вдруг вызовут на семинар, а я буду не готова.
Но куда страшнее были вещи, которые просто так не выкинешь: мои дневники ( не с оценками, а вот эти вот «сегодня я…», переписки, письма… Попались на глаза письма отца, которые он писал маме, она мне их когда-то отдавала со словами «делай, что хочешь» Снова их перечитала. Нашла открытку, которую подписывала отцу, но так и не смогла передать потому что он не приехал. К слову, я о нем ничего не слышала уже больше года, а кажется гораздо дольше – полжизни, как минимум. Его номер у меня украли вместе с телефоном, так что все… Пытаться возобновлять карточку я не стала из соображений: кому действительно нужна, тот и так найдет.
Самое страшное, что я нашла – это были мои дневники. Невольно подвисла и читала их, но боже, как же хотелось уебать лопатой то унылое, депрессивное, обиженное на весь мир существо, что их писало. Стишки всякие там (хотя когда-то я рифмовала покруче, чем сейчас, но все равно УГ) и вечная тема: «никому не нужна, никто не понимает и ничего, я скоро разлюблю Его, еще немного, да Он мне уже почти безразличен» Так хотелось расхохотаться глядя себе в лицо, той, прошлой, и сказать: ну, дерзай деточка, сейчас тебе 22 и ты до сих пор не... Я думала, что запоминаю все самое плохое, оказалось – нет, оказывается я помню хорошее, только забыла, что на общем фоне оно было «хорошим» У-ла-ла!. Прелесть ин-нетовских днявочек в том, что их можно просто удалить (да и не пишут в них ничего остро личного), с бумажными сложнее: просто сложить их в мусор я не могу (паранойя), рвать на мелкие клочки или жечь слишком мелодраматично, вот и держу при себе весь старый бумажный хлам.

Мои отношения с деньгами.
Сначала, когда я увидела эту гривну в своем кошельке (на гривне изображен план действий: похитить Опру, требовать выкуп, править миром), то была ей не рада. Подумала, что у меня могут ее не принять за изображенные кем-то художества и просто отложила в сторону. А потом она мне как-то внезапно стала как родная и даже радовала, а надпись мне со временем казалась все занятней и занятней. Тогда я просто решила, что никому отдавать ее не буду. Случилось это как раз в тот момент, когда у меня на кассе спросили, нет ли у меня одной гривны, я сказала, что есть, уже достала ее, уже почти протянула и вдруг резко захлопнула кошелек и соврала, что никакой гривны нет, кассирша, которая уже успела увидеть обратное, была крайне удивлена, но с больными решила не связываться. Дальше абсурд продолжался: я хранила ее даже если в маршрутках приходилось менять крупные купюры, чтоб рассчитаться.
И вот сегодня так же спонтанно я решила, что это глупость и отдала ее. Надеюсь, ей будет хорошо в новых руках, да и вдруг мы еще встретимся в этом круговороте денег в природе. О том, как мы были близки свидетельствует ее фото, которое я успела сделать на память:

Экс-универ, творческие личности и т.п...

О своем университете я, наверно, буду помнить очень мало. Пару обретенных друзей, которых, я надеюсь, удастся не потерять среди начала новых жизней и буквально пару педагогов.
Мой научный руководитель это как раз один из тех, кто запомнится. Правда, не тем, как он читал лекции, а тем, какой он Человек. Лучше всего для меня его характеризует фраза, сказанная им самим же: «главное – это быть кому-то нужным». Он совершенно не жалеет для других собственного времени, правда сам же его и тянет. Может часами сидеть что-то вспоминать, ты сидишь напротив, уже даже забываешь, чего собственно сидишь, а он все думает, периодически рассказывая что-то свое, бросаясь из истории в историю: о университете, о своей молодости, о жене, о детях… О моем дипломе мы так и не говорили никогда, но и черт с ним – ведь скучнейшая тема)) И вот в этот момент общения с ним кажется, что ты не просто один из забежавших студентов, а будто ты его старый друг, с которым можно обсуждать совершенно все и который горой за тебя встанет. Я всегда молчала, пока с его стороны сыпались часовые монологи, но честное слово, спроси он пусть бы даже о чем-то самом личном, о чем обычно не говорю – ему бы сказала, потому что когда видишь перед собой настолько открытого человека, то что-то умалчивать и фильтровать информацию кажется той еще глупостью. И самое удивительное, что таким он был с каждым, что все это не маска вежливости, а живое стремление быть нужным, чему-то научить, чем-то помочь. Пока для меня это самый яркий пример человека, который живет другими людьми, а не своими проблемами.

Вторая запомнившаяся личность – Холодов А.Б. Называю имя, потому что его можно найти в интернетиках и просмотреть прозу. На пятом курсе, когда мне было уже все пофиг, на лекциях уже давно ничего нового не говорили, и я каждую пару была мысленно занята тем, что составляла план/меню того, что я буду делать/есть на перемене. И вдруг… Не знаю, это как удар кувалдой по мироощущению. Мне стало до того интересно, что на лекции я тащилась даже больная, хотя присутствующих никто не проверял. Даже почувствовала себя жалким фанатьем, хотя из-за своей гадкой, дотошной и завистливой к чужим талантам натуры мне казалось, я не способна на восторги. Но тут именно они. На какой-то момент я даже другими глазами посмотрела на литературоведение, до этого я искренне считала все это бредом и подтасовочной псевдонаукой. А потом еще и случайно в интернетиках, пока искала его монографию, вдруг нашла прозу. Еще и где – на прозе.ру и каком-то похожем сайте с комментариями в духе «афтар, многа букаф». Умилению моему не было предела. Пока, наверно, я не понимаю его работы, как это должно быть, потому что больше привыкла к сюжетам, а не артхаусу, но, как говорится, задницей чувствую, что он очень талантлив, головой мне, может, до конца этого пока не понять, хотя она и догадывается))
Цитатки:
Не важно, о чем ты пишешь, главное -- это звук начала. Там, в одной строке, может прятаться целый праздник. Тогда твои старания можно считать оправданными. Иногда мне это удавалось. Так мне кажется, по крайней мере. Знаешь, как все это происходит? Первая строчка долго бродит во мне. Неделями. Она поднимается вверх, кажется, еще чуть-чуть -- и она уйдет, оставит меня, вырвется в чужое пространство, но я не даю ей выйти наружу. Я боюсь ее произнесенной. Наверное, это легко объяснить: пока она внутри меня, она совершенна. На бумаге или на экране компьютера в ней сразу же появится тысяча изъянов. И поэтому я снова и снова заталкиваю ее назад, вниз, в себя. Закуриваю сигарету, варю кофе. И она опять остается во мне, я даже слышу, как она шевелится, дышит где-то глубоко внутри меня. Так я оберегаю свою гениальность. Я знаю, что, когда захочу, я выпущу ее. Но я боюсь этого. Как будто часть меня умрет, когда она, наконец, окажется на бумаге. Понимаешь? Поэтому я повторяю себе, что мне не стоит писать. Для кого-то эта строчка -- новая жизнь и радость. Для меня она -- еще одна смерть.(с) Зимой в Аризоне


Ночь была холодна: к городу снова подступила осень. На улицах было тихо, музыки из ресторанов почти не было слышно, машины проезжали редко и тут же терялись вдали среди уличных фонарей, там, где все огни города сливались в одно разноцветное облако. Яркая полная луна, точно из голливудовской мелодрамы, едва приподнялась над аккуратными крышами в западной части города. Идти Джиму было далеко. Но, наверное, тогда Джим не думал об этом. Он думал о том, как дома разогреет полфунта куриных крылышек по-техасски, достанет из холодильника бутылку короны. Можно будет включить телевизор. Ночь прекрасна, даже если ты один. Есть много способов обмануть одиночество. Пусть только на время, я научился это делать.(с) Вереск в пустыне


И не знаю, насколько это в тему поста, но ( но когда меня это останавливало?), говоря о творческих натурах: пока я в бездействии прозябала на даче, прочитала С. Моэма «Луна и грош». Потрясло. Чарльз Стрикленд один из тех героев, что не забывается – очень цепляющий, болезненный, пугающий и восхищающий образ творца.
Не люблю говорить своими словами – они у меня корявые. Лучше вышкрябаю цитатки:
*
- Убогий народ эти женщины. Любовь! Везде любовь! Они думают, что
мужчина уходит от них, только польстившись на другую. Не такой я болван,
чтоб проделать все, что я проделал, ради женщины.
*
- Конечно, может случиться чудо, и вы станете великим художником, но вы
же должны понять, что тут один шанс против миллиона. Ведь это трагедия,
если в конце концов вы убедитесь, что совершили ложный шаг.
- Я должен писать, - повторил он.
- Ну, а что, если вы навсегда останетесь третьесортным художником,
стоит ли всем для этого жертвовать? Не во всяком деле важно быть первым.
Можно жить припеваючи, даже если ты и посредственность. Но посредственным
художником быть нельзя.
- Вы просто олух, - сказал он.
- Не знаю, почему так уж глупы очевидные истины.
- Говорят вам, я должен писать. Я ничего не могу с собой поделать.
Когда человек упал в реку, неважно, хорошо он плавает или плохо. Он должен
выбраться из воды, иначе он потонет.
*
- Если бы все поступали, как вы, мир не мог бы существовать.
- Чушь! Не всякий хочет поступать, как я. Большинству нравится все
делать, как люди.
Я пытался съязвить:
- Вы, видимо, отрицаете максиму: "Поступайте так, чтобы любой ваш
поступок мог быть возведен во всеобщее правило".
- Первый раз в жизни слышу! Чушь какая-то.
- Между тем это сказал Кант.
- А мне что. Чушь, и ничего больше.
*
Я часто с недоумением замечал в женщинах страсть эффектно вести себя у
смертного одра тех, кого они любят. Временами мне даже казалось, что они
досадуют на долговечность близких, не позволяющую им разыграть красивую
сцену.
*
- Почему вы не выставляете своих картин? - спросил я. - Неужто вам не
хочется узнать, что думают о них люди?
- Я не любопытен.
Неописуемое презрение вложил он в эти слова.
- Разве вы не мечтаете о славе? Вряд ли хоть один художник остался к
ней равнодушен.
- Ребячество! Как можно заботиться о мнении толпы, если в грош не
ставишь мнение одного человека.
Я рассмеялся:
- Не все способны так рассуждать!
- Кто делает славу? Критики, писатели, биржевые маклеры, женщины.
- А, должно быть, приятно сознавать, что люди, которых ты и в глаза не
видел, волнуются и трепещут, глядя на создание твоих рук! Власть - кто ее
не любит? А есть ли власть прельстительнее той, что заставляет сердца
людей биться в страхе или сострадании?
- Мелодрама.
- Но ведь и вам не все равно, пишете вы хорошо или плохо?
- Все равно. Мне важно только писать то, что я вижу.
- А я, например, сомневаюсь, мог ли бы я работать на необитаемом
острове в уверенности, что никто, кроме меня, не увидит того, что я
сделал.
Стрикленд долго молчал, но в глазах его светился странный огонек,
словно они видели нечто, преисполнявшее восторгом его душу.
- Я иногда вижу остров, затерянный в бескрайнем морском просторе; там
бы я мог мирно жить в укромной долине, среди неведомых мне деревьев. И
там, мне думается, я бы нашел все, что ищу. (с) Луна и грош