понедельник, 07 декабря 2009
Вступительное слово:Этот рассказ написан мной одним из первых. Здесь не выкладывала потому, что я на нем училась писать. Тут безумное количество ошибок, которые я сейчас попробовала поубирать, но то, что я сделала, это, конечно, капля в море - очень быстро надоело. 
Местами много лишнего, речь героев порой не правдоподобна, но это все кому как покажется.
Тем ни менее, «Скрипку гитариста» я люблю по-особенному.
Ей я действительно благодарна за то, что она вышла такой, какой вышла.АВТОР: Being
НАЗВАНИЕ:
Скрипка гитариста СТАТУС: закончено
ЖАНР: слэш, Romance, Angst.( встречается пов Тома)
РЕЙТИНГ: R
ПЕРСОНАЖИ: Том/Билл, Том/ОМП ( Билл/ОМП, Том/ОЖП )
И нет свободы, нет прощенья,
Мы все рабами рождены,
Мы все на смерть, и на мучения,
И на любовь обречены.
Д. Мережковский «Проклятие любви»
читать дальшеPOV Tom
- Билл, я на репетицию. Вернусь поздно.
Из-за широкой спинки кожаного кресла доносится равнодушное «иди куда хочешь» И только от одной этой короткой фразы, точнее от обреченности сквозившей в ней, я вздрагиваю, во мне просто рвется пружина, которая сдерживала меня весь этот долгий год.
- Не смей так говорить со мной, ты меня понял? – я резко разворачиваю его кресло к себе
Пустые глаза, грязные волосы, собранные в кривой рассыпавшийся хвост, затасканная белая футболка, украшенная многочисленными пятнами от неудачных приемов пищи и неснимаемые черные спортивные штаны… Я практически не узнаю своего брата, и я просто не могу до него достучаться
- Томми, не трать время. Ты, кажется, опаздываешь?
И, Боже, как же мне хочется ударить этого маленького засранца.
- Не говори так со мной, мы не чужие люди мы..
- …просто братья, ты сам по себе, но и я сам по себе – перебивает он меня, а я отчаянно стараюсь спустить и эту фразу на тормозах. Я просто не хочу терять его окончательно.
- Ты очень изменился
Он комично поднимает бровь и выставляет указательный палец вперед, как когда-то на фотосессиях – А так, похож?
Я сглатываю комок в горле и ухожу, бросая тихое «идиот»
Но я совсем так не думаю, просто мне тебя очень не хватает. Я понимаю твою боль, понимаю, что когда врачи сказали, что ты больше не сможешь петь, то в твоем понимании ситуации, они словно запретили тебе жить.
Но я не понимаю, почему ты не можешь воскреснуть хотя бы ради меня.
Но ты не можешь, или не хочешь, а я просто не могу не ненавидеть тебя за это.
Том был измотан до предела, хотя день только начался. И дело совсем не в том, что переделано было горы всего, просто равнодушие брата забирало у него все силы - забирало самого брата.
Он понимал, что если так будет продолжаться, то просто не выдержит, еще не зная как, но Том поклялся себе, что он изменит ситуацию сегодня же. Он уже дошел до той стадии, когда с радостью примешь ненависть, лишь бы не безразличие. Ему нужны были эмоции брата, любые эмоции. Они были необходимы ему как вода путнику, как алкоголику бутылка или пусть даже как наркоману доза. И сегодня же он все это получит или он не Том Каулитц, человек, не знающий ни отказов, ни провалов.
Перед поездкой в студию Тому еще нужно встретится с группой, точнее с тем, что от нее осталось. Когда-то он считал, что это круто, теперь все несколько иначе – это работа.
Эта работа, на которой Том чувствовал себя не в своей тарелке.
Работа, на которой раздражало абсолютно все, а особенно «Он», тот, кто посмел занять законное место его родного брата.
Том ненавидел, когда «Он» начинал петь их с Биллом песни. «Он» со своим дурацким высоким оперным голосом, совсем не таким как у брата – с такой приятной глубокой хрипотцой . Возможно, это было необъективное мнение, но оно было и имело права быть просто хотя бы потому, что когда все и сразу наваливается нужно сделать хоть кого-то ответственным за проблемы, иначе можно сойти с ума..
Новое открытие Токио Отеля покорило многих: Йоста, практически Густава с Георгом и сердца половины армии фанаток Билла, добавив к этому еще и миллионы других.
«Он» удержал Токио Отель на плаву - но Том понимал да и видел, что это всего лишь хорошая работа пиарщиков.
Конечно, фанатки не сразу повелись на эту замену. Вначале они ходили на концерты из любопытства. Тому казалось, что он уже никогда не забудет эту непонятную и непривычную для него почти тишину, словно на похоронах играешь, ни свистов, ни криков, просто стандартные ровные хлопки после каждой песни и гора транспарантов с лицом Билла и этими забитыми надписями в стиле «помним», «любим», «Билл навсегда»…
Навсегда, да? Как же Том ненавидел это слово, он боролся против него всю жизнь, пусть и делал это весьма специфическим образом. Прошел всего лишь год, пусть бесконечный, но год, и «навсегда» у многих закончилось. «Навсегда» Тома часто упрекают в непостоянных связях, но он считал себя я честнее многих: не обещая мир, не обещая себя, не говоря пустых пафосных слов – ты никого не обманешь. Такова его философия.
Нет, он не обвинял девчонок в обмане, просто не любил, когда люди говорят о том, чего не знают, а будущего мы не знаем.
***
Густав и Георг подъехали вместе и теперь дружно о чем-то переговаривались. Тому это было не слишком интересно. С некоторых пор он не влезал в разговоры и совсем не стремился быть душой компании. Прослушав, Том слишком поздно понял, что Георг его о чем-то спросил, переспрашивать не хотелось, и это был первый раз за историю, когда он был рад появлению человека, после которого вся его жизнь пошла под откос. Это был «Он».
- Привет, Себ – равнодушно бросил он подошедшему блондину, вскользь оценивая его очередную новую машину.
Что-что, а впечатление производить Себастьян умел. Вот и сейчас вырядился словно на обложку спортивного мужского журнала: светлые обтягивающие джинсы, которые невольно заставляют задуматься, а не давит ли ему на так очевидно выделенный холм на ширинке, полупрозрачная черная рубашка, застегнутая только на две нижних пуговицы и завершал картину развивающийся шлейф слегка волнистых белокурых волос за его спиной.
Глядя на него, Том все время сравнивает его с братом, хотя они совершенно разные. Себастьян казался ему слишком приземленным, реальным, а Билл каким-то неземным, недосягаемым, словно мираж, и дело было совсем не в сценическом образе брата, даже дома в грязной растянутой футболке и выгоревшими волосами он виделся ему только таким.
- Ну что ребята, вы готовы к покорению еще пары миллиардов сердец? – Весело спросил Себастьян, сам же при этом хохотнув над своей шуткой.
Том вслушался в идеальный звон его голоса и поморщился, его раздражал этот дурацкий правильный смех, правильная внешность, правильная манера держаться и говорить. Он просто не мог поверить, что люди могут быть настолько идеальны. Том уже давно и безуспешно искал недостатки в этом человеке, он не верил в существование идеальных людей, и совершенно не считал возможным дать шанс именно Себу пошатнуть его уже устоявшуюся теорию.
* * *
Том резко открыл дверь в комнату брата. Тот спал. Но это совсем не тот сон, который Том собирался как-то беречь. Билл спал практически все время – теперь это был его способ существования. Просто побег от реальности. Малодушие, со временем оно начинает бесить кого угодно, даже тех, кто нас любит.
Том сел на край кровати Билла.
- Просыпайся. – Напряжение заметно и в его голосе и в какой-то болезненно ровной осанке.
- Чего ты хочешь? – Вяло поинтересовался Билл, не потрудившись даже открыть глаза.
- Поговорить.
Билл никак не отреагировал, поэтому Том продолжил.
- Если в двух словах, то я бросил группу. А теперь извини, что потревожил, я ухожу, и ты можешь и дальше продолжать себя жалеть.
Том уже встал, но его остановило слабое «зачем?»
- Не знаю зачем…. Просто для меня ты не пустое место, а я вижу, что воспоминания о прошлом тебя медленно, но верно убивают.
Билл вздрагивает и переводит затравленный взгляд на Тома.
- Ты просто не можешь так поступить… и… и ты не можешь про меня так думать. Это была НАША группа, черт возьми, НАША!
- Но больше нет, забудь.
- Черт, ты не должен был – Билл садится на кровать и в этот момент он выглядит таким несчастным и жалким, что Том не выдерживает и садится рядом, обнимая свое родное несчастье.
- Забудь теперь обо всем. Мы начнем с нуля.
- Но как? Я же не могу петь.
- Это я помню, и согласись, нет смысла наступать на одни и те же грабли дважды. Мы поступим так, как делают все нормальные люди. Школу мы закончили, – Том глупо хохотнул, – уже хорошо. Остался университет, а дальше разберемся.
- Гениальный план, брат. Главное как все продуманно! Ну и как мне теперь тебя после этого называть? Мой герой?
Билл состроил такую презрительную рожицу, что они оба разразились истерическим хохотом и смех долго не умолкал, пока его не прервал Билл:
- Ты не должен был, Том. Я серьезно, это очень глупо.
- Ты прекратишь ныть, наконец?
- А какой реакции ты ожидал?
- Ну не знаю, может такой: спасибо за поддержку и понимание, именно их я пытался добиться своими вечными депрессиями.
- Да нет у меня никакой…
- Зеркало дать? – перебил Том
- Иди ты на фиг!! – Билл пару секунд помолчал. – А что, я так ужасно выгляжу?
- Ну не так чтоб ужасно, но ты не радуйся! Мне просто на руку так считать, учитывая, что ты мой близнец – быстро добавил Том, уклоняясь от подзатыльника – Но запустил ты себя жутко. Страшно подумать, что теоретически и я мог бы выглядеть так же. Знаешь, теперь прежде чем нам вместе выйти на люди, нужно привести тебя в сносный порядок, не хочу, чтоб люди видели, что и я тоже могу так…
- Блин, ну хватит уже! Я понял!
- Знаешь, а я рад, что ты со мной разговариваешь почти нормально ,– доверительно сообщил ему Том, устраиваясь поудобнее. – После того, как утвердили Себастьяна, ты стал очень… Ну если в двух словах, то ничего хорошего.
- Может, хватит уже обо мне, а? Идеал красоты и диктатор морали, может, лучше о твоих успехах поговорим?
- Ребята про тебя часто спрашивают, но после того, как я описал им степень твоей нынешней дружелюбности, они боятся прийти. А Себ, ну на прошлом концерте, например, он перепутал порядок песен.
- Правда??
- Нет.
- Ты идиот.
- Неправда только последнее, я хотел тебе настроение поднять. А ребята правда спрашивают. И, правда, что им боязно к тебе идти.
- Погоди-ка, а то, что ты бросил группу, это тоже ложь?
- Ну я бросил бы, если б мог, но контракт… Да не смотри ты так!
- Знаешь, от твоей поддержки только хуже.
- Ничего не хуже. Я решительно настроен растрясти твою ленивую задницу. Думаю, знакомство с какой-нибудь милашкой быстро поставит тебя на ноги, ну или, кхм, уложит.
- Это очень в твоем стиле, но нет. Спасибо, я ничего не хочу.
- Ничего или никого?
- Вообще ничего.
- Плохо дело. Тогда я еще подумаю о том, что тебе надо, раз ты сам думать не хочешь.
- Я только и делаю, что думаю.
- Ты неэффективно это делаешь… А можно у тебя сегодня остаться?
Билл равнодушно пожал плечами и перекатился на другой конец кровати
- Это ты так привык спать с кем-то, что один уже не можешь?
- Не язви. – Беззлобно бросил Том, вышагивая из джинсов и бросая их на стул – Зато ты погряз в одиночестве.
- Я устал обсуждать меня. Ложись и спи.
- Ладно, хочешь играть в неприступную крепость – твое право.
Том лег рядом и выключил свет. Пару минут повертевшись, он понял, что не уснет, и повернулся к Биллу.
Подперев голову рукой, Том стал вглядываться в темноту:
- А я вижу тебя, у тебя глаза открыты – наконец радостно заявил он – Боже, не может быть, ты что, улыбнулся?
- Нет!
- Улыбнулся!
Билл возмущено фыркнул и перевернулся на другой бок.
- Подожди.
Том подвинулся поближе и постучал ему в спину, словно в дверь.
- Вернись обратно…. Ну Би-илли.
- Ты сейчас к себе пойдешь!
- А ты заставь меня!
Пинок ногой. Ответный. И завязывается драка. Поначалу шутливая, но вскоре Том ощущает, что удары брата становятся все болезненнее. Пытаясь его угомонить, Том наваливается на брата всем весом и заводит ему руки за голову. Билл продолжает отчаянно брыкаться, но вскоре его тело устало обмякает. С Томом ему все равно не справиться – последствия полугодовой сигаретно-кофейной диеты и лежачего образа жизни.
Том всматривается в практически идентичные его глазам глаза и улавливает в них странный блеск.
- Билл, ты что плачешь?
В ответ беспомощный всхлип.
Том не зная, что тут еще можно сделать, медленно отпустил руки Билла, после чего ощутил болезненный удар под ребрами, и обнял его, крепко прижав к себе.
-Тихо. Ты слышишь? Успокойся… Успокойся… Не переживай так, твоя жизнь только началась. Ты еще обязательно найдешь себя в чем-то.
Снова слабый всхлип.
- Не реви. Просто ты у меня еще маленький. – Том демонстративно отводит, прилипшие ко лбу, взмокшие от пота, волосы брата – Жизни совсем не знаешь. Но не бойся, твой умный и взрослый брат всему тебя научит.
Билл не сдерживает легкую улыбку и Том, успокоившись, ложится рядом
- Я очень хочу, чтоб мы общались, – почему-то неожиданно для себя шепотом говорит Том. – Правда. Я хочу, чтоб ты со мной говорил обо всем. Думаешь, мне легко в группе? Все время такое чувство, что чего-то не хватает. Точнее, я знаю, чего - тебя. Без тебя там все не так.
Том замолкает. Он уже почти засыпал, вслушиваясь в дыхание брата и тиканье его наручных часов, когда Билл повернул голову и заговорил.
- Ты прости меня, ладно?
- За что?
- Не знаю. За слабость, за то, что не смог принять свое поражение.
- И ты прости.
- За что?
- Тоже не знаю. Наверно за то, что принял твое.
- Не понимаю, что ты имеешь в виду?
- Теперь все будет по-другому. Веришь?
Билл фыркает.
- Тебе? Да ты меня только за сегодня раза два обмануть пытался.
- Так веришь?
- Да.
* * *
Том проснулся оттого, что чья-то рука легко скользнула по его талии. Открыв глаза, он уперся взглядом в лицо мирно спящего брата. И от этого стало вдруг так уютно – осознавать, что с тобою рядом не какая-то Кетти/Бетти, а кто-то, кого ты знаешь всю жизнь.
«Наверно пора завести постоянную подружку», – сонно подумал Том.
Но ощущение правильности резко пропало, когда Том ощутил, что его утренний стояк упирается в бедро брата. Раньше, для устранения подобной проблемы, разные плохознакомые дамочки над ним трудились всю ночь, ну и утром для убедительности.
Том попытался отодвинуться и этим разбудил брата.
Билл сонным, плохо управляемым, движением потер лицо:
- Том, ты уже уходишь?
- Еще нет, я в душ.
- А, а ты не хочешь сегодня куда-то пойти?
- Куда?
- Не знаю… Куда-то. Я давно не был на улице.
- Хорошо. Я что-то придумаю. – На автомате ответил Том и пошел решать проблему, которой уже очень давно не занимался самостоятельно, это еще раз доказывало, что определенно пора подобрать себе постоянную партнершу, дабы не возникало таких дурацких ситуаций.
Когда Том вышел, то застал Билла роющимся в шкафу.
- На сколько вам сегодня на студию?
- Ну… на два.
- Я, наверно, с тобой съезжу.
- Ты? – Том просто опешил, он впервые ощутил себя настолько некрасноречивым. – О… ого. – Спустя еще какое-то время добавил он прежде чем взять себя в руки. – А ты уверен? Просто не понимаю с чего вдруг, ты не был там с тех пор, как твой голос пропал.
- Именно. Давно пора зайти уже.
- О-у, ладно, то есть хорошо, поедим.
- Том?
- Да?
- А что мне лучше одеть? На улице холодно?
- Нет пока. Футболки, хотя встречаются кофты и ветровки, но редко. Тебе не все равно? В машине же ехать. Ты главное что-то чистое найди, а то те вещи, что ты умудрился протаскать 2 месяца, не стирая, лучше сжечь – стирка им все равно уже никак не поможет.
- Не умничай.
- И Билл?
- Что?
- Я рад, что ты, наконец, решился.
- Не знаю, увидим. Странно мне как-то.
- Не бойся.
- Да не боюсь я! Говорю же странно мне, а не страшно.
- Хорошо.
- Хорошо.
- Билл?
- Что?
- А у тебя кровать удобнее моей.
- Не знаю, на что ты намекаешь, но группы у меня уже нет, хоть кровать оставьте, а?
- Да нет, я… ничего. Просто она уютнее.
- Это только если с твоей сравнивать, а там у тебя проходной двор.
- Может и поэтому.
- Точно поэтому.
- Ну, решил, что надеть? – Том попробовал вернуться к теме, заметив, что брат отходит от шкафа.
- Да какая разница? – Билл вернулся и, открыв пару ящиков, взял оттуда сверху лежащие вещи. – Вот и все!
- Ага! Красная кепка, салатовая футболка и голубые спортивки – это идеально.
- Это не имеет значения. То, как я выгляжу, больше не имеет значения. И знаешь ли, я собираюсь полностью пользоваться этой привилегией простых смертных.
- Ладно, смертный, как скажешь, но ты хотя бы расчешись… Или в идеале помой голову.
- Я кепку одеваю.
- Ах, как же я мог забыть, это же все решает.
- Решает! И вообще я от тебя уже устал. Еще пара замечаний в мой адрес, и я остаюсь.
- Ты всегда был королем ультиматумов. Пойду я тогда побрынчу перед записью. Не хочешь послушать?
- Нет, спасибо, еще наслушаюсь.
- Тогда я пошел.
Билл выразительно посмотрел на брата, не желая больше продолжать разговор, он уже успел отвыкнуть от бесполезных долгих бесед.
Том благоразумно ретировался.
* * *
Том уже спаковал гитары и теперь ходил кругами под лестницей, ожидая брата.
Их домик находился недалеко за гордом, около в часе езды. Ребята приобрели его после болезни Билла, чтоб уберечь его от шума города и дать спокойно все обдумать, без прессы и прочих светских радостей.
Не смотря на то, что это было требование самого Билла, Том часто жалел, что разрешил своему брату похоронить себя заживо. Так как в реальный мир Билл отказывался спускаться наотрез. И теперь, когда он все-таки решился, Том чувствовал огромную ответственность и молился, чтоб все прошло гладко. Он понимал, что как раньше уже никогда не будет, но если бы у него было право на одно желание, он бы обязательно загадал, чтоб вернулось их прошлое, то время, где он с Биллом вместе. Том давно понял, что ему никогда не забыть то спокойствие на душе, когда брат рядом, когда чувствуешь, что нужен ему, а он тебе.
На верху хлопнула дверь, звук нескольких неспешных шагов и вот уже Билл спускается по лестнице.
Том еще раз попросил на сегодня помощи у всех известных ему богов и для вида посмотрел на часы.
- Братик, ты неисправим, все еще собираешься по пол дня, и если раньше это оправдывала половина всех мировых запасов косметики на твоем лице, то сейчас всему виной только твой не пунктуальность.
Билл остановился на последней ступеньке.
- Нет, ну нельзя как-то политкорректнее?
- Нельзя. Я был таким уже достаточно долго. А если будешь ныть, то я возьму тебя в охапку и кину в багажник, – Том самодостаточно улыбнулся. – Ты знаешь, я могу.
- Даже страшно подумать, что весь этот кошмар изначально был моей идеей.
- Ага, братишка, должен признать, иногда тебя просто осеняет.
- Ой, да замолчи уже.
- Не затыкай старших… Кстати, я смотрю, что ты кепку поменял на черную – мудрый выбор.
- Угомонись, я это сделал только потому, что красная в толпе больше бы выделялась.
- Расслабься, чувак, - Том доверительно похлопал проходящего брата по спине – на моем фоне кто угодно затеряется.
- Не знаю как насчет кого угодно, но твой мозг на твоем фоне затерялся довольно надежно. – Ловко парировал Билл, за что немедленно получил подзатыльник и в срочном порядке был пинками отправлен в машину.
* * *
Чем ближе Том подъезжал к студии, тем больше Билла мутило: сводило живот и спирало дыхание от какого-то непонятного животного страха. Он видел, что брат пытается успокоить его разговорами на какие-то отстраненные темы, но поддержать их более чем одной репликой Билл просто был не в состоянии.
Он не понимал, чего конкретно боится, так как казалось, что абсолютно всего. Билл посмотрел на свои руки, те тряслись так, будто он спился уже давно и окончательно, этот же вердикт подтверждало его помятое лицо с серовато-зеленым оттенком. Переведя взгляд на своего сияющего успехом брата, Билл впервые почувствовал, что ему стыдно за свой внешний вид.
- Том, у тебя есть лишние очки?
- Не-а, держи эти. - Брат добродушно передал ему свои. – Это, конечно, несколько нарушит крутость моего образа, но хоть спрячет твои мешки под глазами.
- Спасибо, блин, ты тоже чертовски привлекательный.
- А это я знаю.
- Вижу, что знаешь., – Билл устало вздохнул. – Черт, мне как-то нехорошо.
- В смысле?
- Тошнит.
- … это плохо
- Я же сказал – нехорошо!
- Хочешь, остановимся, я воды куплю?
- Ага, и еще от головы что-то, если найдешь.
- Сделаем. Значит одна бутылка минералки и одна бензопила от головы.
- Насчет бензопилы – ты прав. Так всем будет легче.
- Не ной, Билл! Я и так слишком устал от твоего горя. А ты уперся рогом и ничего не хочешь делать для решения проблем.
- Но я ничего не могу, мне не вернуть голос.
- Вот уж катастрофа! Знаешь, сколько людей не умеют петь? Они же не умирают от этого молодыми.
- Они изначально были заняты чем-то другим.
- Ой, не факт, и среди современной эстрады таких людей полно. Но ты же у нас святой, Мистер Не – могу – же – я - всю – жизнь – петь – под - фанеру. Но я, кстати, ни на чем не настаиваю, в жизни много и других вариантов, которые ты просто не хочешь замечать. Я так устал об этом говорить. Я помню, что тебе нельзя повышать голос, но это не мешает тебе говорить мне гадости спокойным тоном. Мне теперь у тебя, наверно, даже стоит поучиться этой ядовитой холодности. Она придает определенный шарм недосягаемости.
- Я ничего такого тебе не говорю!
- Конечно.
- Конечно!
- Как хочешь.
- Я ничего не хочу.
- Я помню, Билл. Именно это у нас проблема намбэ уан… Вот магазин. – Том вздохнул как перед прыжком вводу. – Не дай Бог, узнают, а они узнают. Я вполне узнаваем, знаешь ли? А ведь при мне даже нет сейчас никакого качка, чтобы прикрыть мой звездный зад, случай чего.
- Давай я вместо тебя пойду. Меня точно не узнают. – Неуверенно предложил Билл, очень надеясь на то, что его самопожертвование принято не будет.
- Да куда уж тебе? – Улыбнулся Том, разгадав его методы – Ты и ходить-то едва ли не разучился.
- Тогда иди уже.
- Да пойду я, блин.
Том похлопал себя по карману, проверив наличие маркера, и вышел.
* * *
Вернулся Том довольно быстро и молча, передав миниралку и таблетки, он плавно выехал назад на дорогу, молчание позволило сделать Биллу вывод, что обошлось без приключений. Но во время отсутствия брата тишина на полупустой трассе так давила на мозги, что Биллу просто необходимо было ее нарушить.
- Все прошло нормально?
- Я б даже сказал скучно.
- Эм… А тебя узнали?
- Конечно, – по лицу Тома скользнула самодовольная улыбочка. – Всегда узнают. Пришлось, расписаться на груди у кассирши. А она так… ничего.
- Кассирша?
- Грудь.
- Ясно, главное, что без антифанов обошлось.
- Да ну, на фиг этих уродов, стану я еще от них бегать. Случай чего крышу я смогу собрать посерьезнее, чем у них.
- Смело, но сейчас-то ты был один.
- Я тебе не девочка, Билл. Я всегда мог за себя постоять.
- Знаешь, я много думал. После болезни я стал по другому ко всему относиться. Я теперь, наверное, многое вижу под другим углом.
- Не знаю, что ты имеешь в виду, но под тем углом, под которым ты находился в последнее время, можно было видеть только потолок и телевизор, в случае, когда твой взгляд все-таки фокусировался.
- Так вот, я видел ваши концерты по телику…
- И как, я там крут?
- Нет.
- Нет?!!
- То есть да, черт, ну не перебивай! Я сейчас о другом. Эти истерично визжащие девчонки, сама атмосфера, все это напоминает культ. Знаешь что такое культ?
- Куда уж нам, тупым, до тебя.
- Я о том, что люди мнят себя богами, - проигнорировал его Билл - А так вечно продолжаться не может, это заканчивается и, как правило, печально. Есть даже такое понятие как «развинчивание культа», словно после правления диктатора. Понимаешь?
- Расслабься Билл, Токио Отель пока никуда не балатируется.
- А вам и не надо - вы уже культ.
- Тогда при тебе мы тоже были культом и что?
- Ничего, просто все то, что я передумал, дало возможность по-другому воспринять роль антифанатов в жизни группы.
- Какая у них еще роль может быть? Ты что перегрелся? Тебе теперь вреден воздух, мне закрыть окно?
- У них регулирующая роль. У каждого сильного человека должны быть недоброжелатели. Иначе все слишком просто получается. Весы слишком наклоняются в одну сторону. Миллионы девчонок по одному только твоему намеку сделают все, что ты хочешь, у всего этого просто должен быть противовес, а разумное начало где-то по середине.
- Из твоих слов выходит, что разумное начало это пофигизм, а это как раз то состояние, в котором ты пребывал все это время, так что твои выводы, можно сказать, в твоем случае, логичны – решить, что ты один живешь правильно – это очень свойственно человеку.
- Я совсем не считаю, что живу правильно. Ты все перекручиваешь. Ты вообще меня не слушаешь.
- Потому что ты несешь бред. Антифанаты это просто люди, которых мама
недолюбила в детстве. Они моральные уроды, и единственное, что есть в их мозгу это зависть и месть.
- Не дели все на черное и белое.
- Ты сам в крайности впадаешь со своими странными весами – там у тебя только три возможных позиции.
- Я же образно.
- Я тоже.
- Вообще-то называть людей уродами это довольно четко, какая же тут на фиг образность?
- Я не поэт, это была скорее твоя фишка.
- Да при чем здесь поэзия?
- Притом, что тебя заносит в философию, а поэзия это где-то рядом – так же бесполезно.
- Том, ты ужасный циник.
- С моим образом жизни это помогает выжить. А раз уж я такой ужасный, то могу тебе дать пару ссылок на сайты с моими антифанами – думаю, ты найдешь с ними много общего, заодно расскажешь им свою теорию о весах, они будут рады узнать, что, сжигая наши диски и плакаты - спасают мир.
- Я не говорил этого, ты все перекрутил. Равновесие – это общий закон жизни, не я его придумал. Ведь ты даже не понимаешь, какая у вас власть, и находясь на сцене, ты не можешь ее контролировать. Человеку опасно брать на себя ответственность за столько душ. Тем более, только ты не обижайся, но ничего сверхчеловеческого мы не делали и не делаем.
- А что такого сверхчеловеческого я должен начать делать? Вырастить на голове дерево, научиться летать?
- Как раз наоборот, нужно не терять человечность, в данной ситуации это бы уже было сверхчеловечно. Знаешь, мотивы антифанатов ведь не всегда понятны, конечно, это списывают на зависть, но мне кажется это что-то глубже. Вот раньше главные их лозунги были о том, что я гей, но потом, когда я ушел, ненависть не пропала, они стали придумывать другие причины для нее. А ведь люди не идеальны, какие возможности бы у них не были, недостатки всегда остаются, концерты не могут проходить идеально и…
Вдруг Том залился истеричным хохотом.
- Билл, ты только представь, как меня на троне выносят на сцену. Черт, смешно так получается. А еще… еще – Том потер рукой заслезившиеся от смеха глаза – я в венке и простынке как у Цезаря. А Йост, он пусть сидит у меня в ногах и чистит виноград. Потом кто-то включает фанеру, и мы вместе с поклонниками слушаем записи группы. А я так круто киваю головой в такт. Блин, для крутости кепка нужна, ладно, тогда лавровый венок будет на ней.
- Гениально. Рад, что ты меня выслушал. А сам, сволочь, еще вчера говорил, что хочешь, чтоб мы общались. Сегодня ты еще раз подтвердил, что наше общение это выкинутое время. Если я захочу выговориться, я лучше подойду к стиральной машинке и перед ней буду душу выворачивать, так хотя бы без издевок будет.
- Ага, – Том снова хохотнул, – а пока ты перед ней распинаться будешь, она тебе заодно вещи постирает. Так и правда удобней. Это ж надо, дружба со стиралкой! Ты еще роман с миксером заведи.
- Все лучше, чем с тобой.
- Со мной нельзя, это инцест, братик - мечта одной половины наших фанаток, но головная боль другой.
- Дурак.
- Ну ладно, если ты настаиваешь, то разок можно.
- Иди на х*й.
- Ого, кхм, да ты уже весь горишь, моля меня об этом.
- Блин, Том, я сейчас убью тебя! И мне плевать на то, что ты ведешь машину, что после твоей смерти она потеряет управление, и я разобьюсь. Только так я могу восстановить справедливость.
- Радикально. Ты не злись на меня ладно? Просто мне нравится тебя дразнить, я давно этого не делал. К тому же, когда ты злой ты не нервничаешь. А мне больно видеть, как ты сидишь тут и вжимаешься в сидение, словно пес, которого на кастрацию везут.
- Гениальное срав… - Билл резко всмотрелся в мелькающие за окном улицы. – Боже, мы же уже приехали.
- Почти. – Том примиряюще улыбнулся. – Я просто хотел тебя отвлечь как-то. Я слушал, правда, просто вызвать эмоции было необходимо, а лучше всего я умею вызывать у тебя только злость.
- Может мне не идти сегодня. Давай я в машине подожду, а? Я плохо выгляжу, ты сам сказал.
- Нет, друг, прости. Видимо сегодня просто не твой день – пошли.
Во взгляде Билла мелькнула такая паника, что Том моментально потянулся его обнять, это было скорее похоже на рефлекс, потому как сам он пришел в себя, когда почувствовал, что руки Билла судорожно притягивают его ближе.
- Брось, Билл, паникер фигов. Ну что там с тобой такого может случиться?
Его неразборчивый ответ и снова в груди разливается приятное тепло и только одна настойчивая мысль в голове « Мой Билл рядом, совсем рядом. Такой теплый – значит живой, хорошо как»
Бывают такие моменты, когда хочется провалиться под землю, стать невидимым или просто чтоб все окружающее стало неправдой, сном. Именно это и ощутил Билл, когда появился с Томом в студии. Узнав его все так резко, словно по команде, замолчали, что у Билла мгновенно пронеслась в голове мысль: «Словно покойника увидели»
От этого вдруг стало так неприятно, что захотелось сбежать, но в этот момент за его спиной раздался насмешливый голос брата:
- Всё? Насмотрелись? Тогда я его увожу. За показ мы деньги гребем немалые, так что нам пора с ним идти зарабатывать этим дальше…
Том недоговорил, его слова утонули в грохоте.
- Билл, дружище, Густав неуклюже выскочил из-за барабанов и кинулся к растерявшемуся Биллу. Мы уже думали, что ты совсем от нас открестился, Том про тебя ничего не рассказывал, мы не знали что думать…
- Том нам вообще ничего не говорит, он в последнее время только играет и трахается – разговоры выпали из его списка функций.
Билл повернул голову и увидел улыбающегося Георга, который кивнул ему так, словно расстались они только неделю назад. Стало вдруг так тепло, словно домой вернуться после долгих лет скитаний, но это ощущение пропало, когда он увидел спрыгивающего, нет, грациозно слетающего, со сцены нынешнего солиста Токио Отель.
- Привет. – Себ картинно улыбнулся Биллу, протягивая руку. – Я Себастьян, для меня большая честь увидеть, наконец, тебя ведь…
- Ты говоришь с ним так, будто он президент, – резко оборвал его Том. – Меньше официоза.
Себастьян явно растерялся, а Билл просто пожал его руку, задумчиво пробормотав «Привет». Рядом с этим правильным человеком он ощутил себя так ничтожно, в нем проснулся дух соперничества. Но это было заранее нелепо, по его мнению, этот бой можно сдавать не раздумывая.
- Что тут еще за сборы? Мне было бы проще одновременно выступать за вас четверых, чем пытаться вас организовать, вообще не понимаю…. Билл?... Ты…
- Я. Привет, Дэйв…
- …ты… выглядишь ужасно.
- Не стоит ему лишний раз на это намекать, еще и так тонко, – возмущено стал на защиту Том. - Я ему и так об этом все время толдычу. Так что, пожалуй, это только моя прерогатива наталкивать его на мысли о суициде.
- Я не это имел в виду, прекрати дурачиться, Том. Я просто переживаю.
Том снисходительно улыбнулся - касательно способностей Йоста к сочувствию и переживаниям у него было свое мнение.
И следующая реплика любимого продюсера его только еще раз подтвердила.
- Так, всё, на сцену. И так ничего не делаете.
- Ничего себе ничего – одновременно простонали Густав с Георгом и потащились за уже повиновавшимся Томом.
Дэйв устроился на своем месте и изумленно посмотрел на Билла.
- Ну что застрял, давай иди сюда. Послушаем, как они будут насиловать наш мозг своим новым хитом. Честное слово, «продюсер» звучит, конечно, гордо, но я постоянно чувствую себя воспитателем в садике. Я закурю, ты не против?
- Совсем нет, – Билл полез в карман и за своими сигаретами.
- Погоди-ка, ты что, куришь?! Но тебе же нельзя!!
- А кому можно?
- Никому, но нельзя всем в разной степени… А впрочем, прости, рефлекс, все еще волнуюсь за чистоту твоего голоса.
- Да, теперь многое стало проще…
- Не скучаешь?
- Смотря за чем, но если говорить в целом, то я бы не против повернуть время вспять.
- Но никто этого не может сделать, малыш. Жить прошлым вредно. Нужно уметь переступать через себя и поступать…Георг! Прекрати долбать Густаву мозг и настраивай уже свою гитару!...
- Она уже настроена – шепеляво проорал он в ответ, так как пытался собрать в хвост волосы, а во рту зажимал резинку.
- Отлично, мать вашу, а дальше что? Выстрелить из пистолета? Махнуть флажком? Нанять дирижера? Вы что и начать уже без моей команды не можете? Будите тянуть время пойдем записываться неотрепетированными, мне вообще все равно - это ваши рожи светятся, свои деньги я получу и так. А у вас на 5 еще три интервью, потом клуб, никто ничего не забыл?
Том с силой ударил по струнам и в колонках раздался противный скрип.
- Ты все сказал? - недовольно посмотрел на него Йотс, морщась от режущего мозг звука.
- Нет - просиял Том - но у меня слишком хорошее настроение, чтоб с тобой ругаться.
И правда, зачем тратить силы на то, чтоб ставить кого-то на место? Зачем? Когда хочется играть, прыгать, орать, петь… Да, черт возьми! Петь! Вырвать микрофон из рук Себастьяна, заявить, что посвящаешь следующую песню брату и сделать что-то безумное… Что? Том не знал, но от эмоций его просто распирало. Играя, он то и дело бросал взгляды на Билла, тот нервно курил и смотрел опять куда-то в пустоту, но, как оказалось, одного его физического присутствия вполне хватало Тому для счастья. Пока хватало.
По довольному лицу Дэвида и ребят Билл понял, что запись прошла успешно, сам-то он не очень прислушивался.
Было как-то грустно, он видел, что его друзья и его брат тянутся к нему, но он все время теперь чувствовал стену, через которую уже не перелезть, ведь выпав из окружения звезды ты выпадаешь из ее мира. Сам Билл давно усвоил этот урок – на гребне славы человек одинок.
Скоро очередной тур, его давно не было из-за записи нового альбома, значит, скоро будет. И что достанется ему, Биллу? Пара пустых полуночных, из-за разницы во времени, звонков на праздники?
Так что не имеет значения рад ли ему брат сейчас, Билл чувствовал, что должен отпустить Тома, он пытался сделать это уже целый год, и когда их группа уехала, он был уже уверен, что сделал это. Но потом в его жизнь снова ворвался этот неугомонный тип, с его дурацкими вопросами, метушней, тасканием незнакомых баб в дом и, что самое страшное, с попытками помириться и поговорить.
Билл ненавидел то, что ему приходится отталкивать Тома… но боли больше не хотелось, рано или поздно устаешь терять, а когда у тебя ничего нет такая возможность исключается, а исключить ее он страстно желал.
Иногда он просто мечтал, чтоб все просто забыли, что такой человек как Билл Каулиц вообще существовал, чтоб прекратили сравнивать с Себастьяном, чтоб прекратили бросать, чтоб все просто исчезли, ведь хуже нет, чем быть одному в толпе…
Упасть, чтобы подняться, так? Но что делать, если не знаешь зачем подниматься и куда вообще идти. Желаний нет, есть только тоска. Она захватила, поглотила, уничтожила.
Пустота.
Усталость.
Боль.
Не с кем бороться, нет виноватых, есть…. Ничего…
Пустота
- Билл, ты точно уверен, что хочешь уехать?
- Да. Я уже давно сижу… да и что мне делать - у вас скоро интервью.
- Его можно переждать, а потом с нами в клуб, а?
- Это последнее место, где я бы сейчас хотел оказаться.
- А… как...
- Йост заказал мне такси – нет проблем.
- Ладно, ну до вечера тогда. Я зайду к тебе, чтоб поговорить.
- Я уже буду спать.
- Ну, пока тогда.
- Пока
«Пока» Том, «пока», ты уже никогда ничего не изменишь.
Дорога назад прошла как во сне. Когда он сюда приехал неделю назад, месяц? Не верилось, что сегодня.
Для одного дня нынешнего Билла Каулитца слишком много событий.
За окном мелькали поля, деревья, бензозаправки, водитель слушал какую-то старую песню о расставании – от всего этого хотелось плакать.
Но плакать было не о чем. Решение было принято уже давно: нужно отгородиться от брата и всего, что связано с группой и начать жизнь заново. Но этот единственно верный план все время терпел крах, по одной простой причине –Билл не мог отказаться от брата окончательно.
Был изобретен другой способ – постараться убить в себе воспоминания, но это была нелепость. Группа – это жизнь Тома, от этого не отгородиться, от прошлого не убежать.
Невозможно жить с закрытыми глазами.
Но как быть, если не можешь смириться с тем, что видишь и не знаешь как это изменить?
Билл сразу по привычке зашел в свою комнату и закрыл дверь, за столько дней одиночества ему стало казаться, что только тут он может быть в безопасности. Чего бояться? Ведь в этих стенах нет жизни. А значит, нет смерти, нет ничего… пустота, милая родимая пустота, она не придаст, ведь у нее нет ни репетиций, ни концертов, ни гастролей, ни фотосессий, у нее нет прошлого, нет будущего…
Нет ничего надежнее этого.
Билл лег на кровать и закрыл глаза. Очень хотелось заснуть до того момента, когда Том припрется подвыпивший и с очередной девицей.
Не хотелось, чтоб кто-то нарушал его хрупкий мир своей пародией на счастье.
Сигаретный дым, орет музыка, грубый смех, искусственный свет, искусственная жизнь – все это один из лучших клубов Берлина.
- Том, – взволновано шепнул ему на ухо Себастьян, –ты сидишь тут и напиваешься, а завтра все это будет в газете еще и трижды перекручено.
- Я домой хочу. – Вышло как-то по-детски, но сил работать на имидж уже не было. Был его черед работать на звезду.
- Йост сказал - нужно до двух побыть.
- Я помню, что ты хочешь от меня? Ты что его заместитель? Себ, не нарывайся! Меньше всего нам нужны ссоры в коллективе.
- Я просто хотел…
- Мне насрать на твои желания, понимаешь?!
- Том ты чего! – шикнул на него подоспевший Георг – Ты привлекаешь внимание, если тебе его мало - иди разденься и вылези на шест, только всех нас в это не втягивай.
- Мне не нужно ничье внимание мне нужно….
- Сними девку – отпустит. – Георг, как, впрочем, и все, прекрасно знал его способ расслабиться
- Не хочу – я устал.
- Импотенция в раннем возрасте – вот они последствия тяжелой жизни.
- Не злите меня.
- Иди расслабься.
- Только ради вас, – неприятно улыбнулся Том и быстро осмотрелся по сторонам – Эй, детка! – подозвал он ту, что была более ни менее симпатичной. – Выпить со мной не хочешь?
Спустя пару бокалов Том понял, что домой ее вести не хочет. Не потому что с ней (он так и не запомнил имени) было что-то не так, а просто именно сегодня он не хотел видеть дома никого, кроме семьи: себя и Билла, возможно еще и родителей, но их надзора он долго не выдерживает, да и за годы разлуки начинаешь от них отвыкать.
Наверно, это неправильно, когда видишь маму только раз в год.
Наверно, это не правильно, когда твой родной брат тебя избегает.
Наверно, это неправильно, когда плохознакомая девушка опускается перед тобой на колени в общественном туалете.
Наверно, это неправильно, что в этот момент ты с интересом рассматриваешь чуть заметно отросшие темные корни ее крашеных волос.
Наверно, это неправильно, что когда она почти доводит до пика, тебя осеняет мысль спросить у нее который час.
Наверно, это не правильно, что, ответив, она продолжает.
Наверно, это не правильно, что услышав, что сейчас пол второго ты думаешь о том, что теперь можно поскорее слинять, вспоминаешь дом, того, кто мог бы там ждать, но не ждет, потому как этот кто-то уже давно затеял холодную войну с тобой…и … и
Наверно, это неправильно, что, кончая, ты думаешь о брате.
Наверно, это неправильно, что, застегивая ширинку, ты вспоминаешь, что утром собирался завести постоянную девушку.
И, наверно, это не правильно, что номер своего телефона ты суешь именно этой, потому как другую уже лень искать.
Наверно, это неправильно, но Том просто был слишком пьян, чтоб над всем этим задумываться.
Всю ночь не смолкал дождь, и теперь на улице стояла противная осенняя сырость. Билл с 6 утра сидел на холодной кухне из гладкой белой плитки (изначально ее вид можно было бы назвать операционным, если бы не раскиданный повсюду мусор и немытая посуда, которые дожидались прихода уборщицы).
Он пытался согреться кутаясь в вязанку и вертя в руках чашку с дымящимся кофе, но это не помогало, все казалось таким искусственным…
Вот если бы все у него было хорошо, если бы он не потерял себя, если бы к нему сзади сейчас подошел любимый человек, обнял, шепнул на ухо что-то утешающее. Если бы….
Тогда, может быть, вышло бы солнце, и тогда, он бы был ему рад, но сейчас это ни к чему…. Просто ни к чему.
- Доброе утро, – в зевке протянул Том, проходя на кухню. - Кофе еще есть?
Билл промолчал, отстранёно наблюдая за братом.
Том недовольно на него посмотрел и, найдя в кофеварке свою порцию, радостно перелил ее в чашку. Сделав глоток, он закурил и, наконец, не выдержал.
- Ну что ты смотришь на меня так?
- Как?
- Так.
- А как я на тебя смотрю? – Биллу уже начинала нравиться эта словесная игра с сонным братом.
- Так будто ну я не знаю… Мне не нравится.
- Не нравится, когда я на тебя смотрю?
- Когда ты смотришь на меня так, что я чувствую себя вором, пробравшимся к тебе в дом.
В жизнь
- Я не так на тебя смотрю.
- А как?
- По другому.
- Билл!! - Громко. С раздражением. Выдохнув сигаретный дым в пустоту.
- Хорошо. Просто мы с тобой как в черно-белом кино.
- То есть?
- Мы на белой кухне. Ты в белом спортивном костюме. Я в черных штанах и кофте, а за окном серый мир - мы в черно-белом кино.
- А… ну тогда надеюсь, что в конце жизни нам дадут по оскару.
Билл грустно покачал головой.
- Мне – нет.
У Тома сразу же возникло желание бросить кофе, сигарету и просто обнять брата. Сидеть с ним так долго-долго, пока жизнь снова не вернется в его родное существо. Но он обещал себе, что больше не будет проявлять жалость – в больших дозах она убивает.
- Тебе, конечно, не дадут – ты переигрываешь как героиня мексиканского сериала. Тебе для полного совпадения не хватает только забеременеть, а потом во всех остальных сериях выяснять кто же отец ребенка.
- Вот как, а ты тогда герой какого жанра?
- Я? Я просто герой…
- Звезда, да? А знаешь что? В этом ведь нет ничего хорошего. Ничего!
- Билл? Ну, успокойся…
- Запомни – ничего хорошего.
- Билл?
Но он уже отвернулся, закрывшись от разговора.
Том тяжело вздохнул и вернулся к уже не интересовавшему его кофе.
Как же это больно всегда с разгона натыкаться на одну и ту же стену. Может, лучше было обнять? Плакать рядом с ним? Утешать?
Быть на его стороне.
На той стороне, на которой хочешь быть.
Но иногда нужно переступать через собственные желания.
Тот ли это случай?
Его психолог говорит, что да.
Клара – так ее зовут. С ней Том всегда говорит о брате, спрашивает советы.
Сам Билл свои проблемы признавать или обсуждать отказывается.
День прошел словно во сне. Снова припустил, словно сошедший с ума, дождь.
Что он хотел смыть? Ведь это бесполезно – слякоть всегда остается, как и осадок в душе.
Звонила какая то Анна, как смутно припоминал Том, вчерашняя девушка из туалета.
Нет, не так, теперь его нынешняя девушка Анна.
Все равно.
Видеть ее не хотелось. Никого не хотелось…. Кроме… кроме того, кто не хочет видеть тебя – так всегда.
Билл просидел весь день в своей комнате, а Том его ждал. Он хотел поговорить, попробовать все выяснить, но слов всегда не хватало.
А действия?
… ну что он мог сделать?
Том прислушался к собственным желаниям, посмотрел на свое *чужое* по-дурацки большое для одного ложе и с каким-то отчаянным выражением лица вышел в коридор.
Билл сидел на кровати и смотрел как в телевизоре мелькают картинки – звук был выключен, взгляд пустым, а комната мертвой…
Говорят, нельзя тревожить сон мертвых, но дверь в этот склеп все-таки в этот вечер приоткрылась, пара легких быстрых шагов, слегка скрипнули пружины, и Билл почувствовал, как Том прижался к нему, обнимая так крепко и одновременно пугливо, словно боясь, что его в любой момент оттолкнут.
- Что ты…. – Билл попытался привстать, но чужие *родные* руки его не отпускали.
- Не уходи.
- Не собираюсь – это моя комната.
- … хорошо. Давай побудем вместе как когда-то. Пожалуйста, прости меня.
- Том, ты пьян? - Билл снова попытался вырваться
- Нет. Ты только прости меня….
- Если сейчас же отпустишь меня и объяснишься.
Том покорно отстранился и заговорил, глядя на мигающий экран. Смотреть на брата ему было неловко.
- Как я могу все исправить? Мне очень тебя не хватает… я не могу так. Просто не могу. Все время вспоминаю… ну то, как было когда-то.
- Что именно исправить? Мы наши жизни не на бумаге рисуем. Нельзя просто перевернуть карандаш, пару раз пройтись по написанному ластиком, и зажить счастливо. У тебя просто какая-то идея фикс… или комплекс вины. Но понять это можно - работа нервная…
- Я ненавижу ее…
- Кого?
- Работу.
-Глупости, ты любишь успех, любишь играть…
- Так было только пока ты был там.
- А теперь я…
- А теперь тебя нет, – довольно истерично прервал его Том.- Нет, понимаешь?
- В зеркале я отражаюсь…
- И на этом твои функции заканчиваются…
-Ну, хочешь, я еще посуду мыть буду?
- Можно тебя о чем-то действительно попросить?
- Попробуй.
- Давай будем делать что-то вместе… ходить ну там на теннис, плавание, в тренажерный зал… да хоть в библиотеку…
-У тебя не получится, разве в твоем графике есть окна?
- Прорублю. По воскресениям я хожу в одно место… Ты не хочешь со мной?
- Мммм в одно место? – звучит о-очень заманчиво
Том тепло улыбнулся:
– Если я тебе скажу куда – ты будешь смеяться.
- А теперь ты просто обязан сказать.
- Хорошо… ну … короче к психологу я хожу. Йост как-то записал меня. А потом…
Том был прерван веселым похрюкивание Билла.
- А потом мне понравилось – и с нажимом закончил.
- Ого, пфф, просто обидно, что я этого не знал раньше.
- Мы мало общались.
- Иначе невозможно. Думаешь, если мы будем общаться только во время наших визитов к психологу – то это решение проблемы.
- Это шаг к нему…
- Капля в море…
- Билл, пожалуйста, только не делай это снова. Не закрывайся от меня.
- Ты хочешь от меня слишком многого. Я все прекрасно понимаю, я не могу еще больше к тебе привязываться – будет слишком больно…потом…. Когда ваш тур?
- Скоро…
- Вот видишь.
- А ты поедешь с нами, хочешь?
- А как это выглядеть будет? - Мол, посмотрите, какой я неудачник только и умею, что всю жизнь прятаться за широкими шароварами брата.
- А как тогда? Билл, я совсем уже ничего не понимаю. Что ты предлагаешь, разъехаться?
Даже в темной комнате легко было увидеть тень, промелькнувшую на лицах братьев оттого, что эти слова, над которыми так или иначе каждый про себя уже задумывался, только теперь они были произнесены вслух.
Только теперь они стали реальны.
Только теперь они набрали силу, чтоб разрушить все окончательно.
Повисло молчание.
Тому показалось, словно он выпустил какого-то злобного фантома из будущего, и он теперь летает над ними, хохоча и уничтожая обрывки прошлого, уничтожая их.
Хотелось плакать, но крутые мачо так не делают, а если и делают, то уж точно не при младшем брате.
- На данный момент это правильное решение. – Не глядя на Тома, наконец, угрюмо пробормотал Билл. Негромко, словно надеясь не быть услышанным.
- Я понимаю. – В ответ, медленно, словно надеясь на то, что жестокий вердикт будет исправлен.
Но помилованию в этот вечер было не суждено.
Два брата. Близнецы, но сейчас такие непохожие. Они просидели молча всю ночь, так и глядя на включенный без звука телевизор. Ни один из них не решился заговорить. И только несмело пробивающийся рассвет смог словно вывести их из этого транса.
- Я уеду сегодня, – хрипло сообщил Билл свое нелегкое решение. – Тянуть больше нельзя. Я попробую как-то устроиться…
- Я могу приезжать к тебе? Я просто не понимаю что..
- Конечно, можешь… Я еще не знаю точно от чего бегу, но я чувствую, что пора бежать. Давно чувствую, но нет сил.
- Я помогу тебе. Только… только не знаю как.
- Будет достаточно того, что ты обещал навещать. И… Я согласен походить с тобой к твоему психологу, в конце концов, это должно быть весело – посмотреть на тебя там, - вышло как-то слишком наиграно весело в конце.
Том это почувствовал и тоже попытался уйти от тяжелого разговора.
- Не знаю, что ты там себе на представлял, но я не лежу на диване, не смотрю на маятники и не впадаю в трансы.
- А о чем ты тогда там говоришь?
- * о нас* Ну… о разном, так, что в голову взбредет.
- Ок, а мне речь надо будет готовить или она сама на диалог выведет.
- Посмотрим. В моем случае она просто утешает. Говорит, что все наладится…
- Дурацкая у нее работа.
- Зато не пыльная.
- Точно, может и мне на психолога учиться.
- Идея так себе. Не думаю, что это твое. В психологи лучше идти сволочам, которых чужие проблемы не интересуют. А ты мозгами тронешься вместе со своими пациентами, страдая за каждого.
- Еще я думал как и все: на юриста или менеджера. Вроде, хорошие стабильные профессии.
- Да, что-то такое - я одобряю. – Кивнул Том, одновременно поправляя языком сережку в губе. – Это так интересно… совсем не похоже на Токио Отель.
- А если бы я пошел в психологи это было бы похоже на Токио Отель? – Билл вопросительно приподнял бровь, в этот момент становясь отчего-то моментально похожим на себя прежнего.
- Даже очень, – рассмеялся Том. – Тогда бы ты просто поменял шило на мыло.
- Знаешь что мне интересно?
- Мм?
- Ложимся ли мы сегодня спать.
- Наверно, – Том тяжело вздохнул и пошел к себе. – Эмоционально я вымотан так, что если не попытаюсь выспаться хоть немного, то Дэйв меня просто убьет. – Встретимся через часа три-четыре.
Билл кивнул.
И Том вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Так и должно быть – деревянными губами прошептал он в пустоту.
*Должно ли?*
Очень давило в горле, его словно душили.
От этого ощущения не спас даже стакан воды.
Том думал, что уже не заснет, но как только голова коснулась подушки, усталость моментально дала о себе знать, отключив практически всю жизнедеятельность и оставив работать на автопилоте только жизненно важные органы.
* * *
Давно уже Билл не просыпался таким бодрым.
Хотя и проспал-то всего пол часа от силы.
Теперь, наконец, было о чем подумать и что спланировать.
Свобода – это именно то чувство, которое дает желание жить и умение видеть хорошее. В своем истинном неизвращенном варианте она впервые ворвалась в жизнь Билла, неожиданно, как и все решающее.
Он был так рад возможности двигаться вперед, что даже не замечал той грусти, которая не давала ему пойти на этот шаг многие месяцы.
Только так я смогу полноценно жить, – твердил себе Билл, выборочно упаковывая вещи, – только так, без брата, без воспоминаний о группе. Только так…
На то, чтоб придумать что же стоит сделать с на одну половину темно-русыми и на другую блекло-черными волосами ушло минут 40, но ничего нового изобрести так и не удалось, их длинна уже доходила ему до лопаток, так что Билл снова решил ограничится незамысловатым хвостом.
Светлые джинсы, синяя футболка, кроссовки, спортивная сумка наперевес и можно идти прощаться с братом.
Это было самое странное в сегодняшнем дне и далеко не самое хорошее. Билл просто не представлял себе жизни без него, но, как оказалась, с ним она далее невозможна.
Дверь напротив, с красной надписью « Не беспокоить». Эта надпись касалась кого угодно, но не Билла, только не Билла.
Он грустно улыбнулся, вспомнив, как когда-то случайно зашел к брату за диском и застал его в далеко не самый удачный момент, а именно раздетым в пастели с очередной девчонкой.
Тогда Билл, как и всегда, зашел без стука, сходу задавая вопрос.
______________________________________
- Ты не знаешь…..
И тут Билл запнулся, увидев, что брат был в данный момент занят тем, что лежал под девицей, которая настойчиво терлась об него и осыпая спешными поцелуями.
Младший не мог вымолвить ни слова и не мог уйти, причину, как и первого, так и второго, Билл не понимал, но ему нравилось видеть брата таким: уверенным, отстраненным, ни смотря на наготу, ни на щекотливость положения.
Слегка повернув голову, к двери Том сфокусировал на Билле взгляд, а дамочка быстро отстранилась, пытаясь покрасивше прикрыть себя простынкой, и заняла ожидающую позу.
Билл буркнул «прошу прощения» и развернулся, чтоб уйти, но тут брат его снова удивил
- Подожди, а что ты спрашивал?
Отвечать было очень неудобно.
- Не важно, ничего, уже ухожу.
-А все-таки? Если ты про это – Том махнул рукой на девушку – то у нас еще вся ночь впереди успеем – тон был такой, что иногда о предстоящем домашнем задании говорят веселее.
- Я спрашивал про диск, но…
- Диск?
- Ты не брал мой диск в красной картонной коробочке?
- Брал – Том встал, натянул боксеры и стал рыться по полкам в его поисках.
Этот странный день Билл запомнил надолго и вспоминал каждый раз подходя к двери брата, где бы они ни жили.
___________________________________
Вот и сейчас Билл зашел, как всегда, без стука. Том спал. Один. Но по привычке только с правой стороны кровати, левая обычно была кем-то занята. Сейчас на нее тихо сел Билл и замер в нерешительности. Ведь гораздо проще уходить молча, не прощаясь, когда тебя никто не остановит.
Остановит?
Но… тут Билл понял, что просто себя обманывает, ведь это именно Том предложил разъехаться. Чего же тогда бояться?
Он легко потряс брата за плечо, и тот медленно приоткрыв, еще не привыкшие к свету, глаза улыбнулся и хрипло сказал «Привет».
- Привет, – Тихо ответил Билл, в эту секунду он понял, что боялся именно этого, вернее того, что «этого» больше никогда не будет.
Ведь вероятно, с этого дня его отношения с братом пойдут совсем под откос.
Том посмотрел на брата, на его сумку…
- Уже собрался?
Звучит понимающе, как-то слишком понимающе, от этого почему-то только хуже.
Билл понял, что хочет истерики, ругани, скандала, чтоб его никуда не отпустили, чтоб брат предложил вместо абсолютного расставания абсолютно быть вместе, чтоб не было этой глупой группы, что изувечила всю жизнь, чтоб не было музыки, к которой они всегда тянулись, чтоб не было никого…
Но они были. Всегда были.
А сейчас Том отпускал.
Он встал, быстро оделся и спустился с братом на кухню, где они молча выпили кофе и выкурили по сигарете – их дурацкий утренний ритуал, даже сейчас не обошлось без него.
Что-то необычное произошло только секундой позже, когда вместо Тома за дверь вышел Билл и когда Том на прощанье зачем-то умудрился поцеловать брата в щеку, вызвав этим странным жестом замешательство у них обоих.
- А-а… ну тогда пока, детка – Попытался перевести это в шутку Том.
Билл ее поддержал, но смотрели они тогда друг на друга как-то по-другому.
- Передавай маме привет и не забывай про воскресения, – крикнул в спину уже уходящего брата Том.
«не забуду» - Билл ответил беззвучно, одними губами. И не Тому, а скорее себе, своим каким-то чувствам.
Они пока не представляли жизни друг без друга.
@темы:
"Нетленка. На грани гениальности."
-
-
07.12.2009 в 00:46Дорога домой. Рано или поздно мы все на нее становимся, рано или поздно наши карточные зАмки под гордым названием «жизнь» рушатся и всем нам приходится начинать с ноля.
Легко?
Нет, совсем нет. Но кто об этом спросит? Люди только и умеют, что осуждать друг друга за нытье, «надо радоваться», «все будет хорошо» и тому подобное…
По сути, вероятно, это и правильно.
Нам нужно подстегивать друг друга, заставить двигаться, накричать, встряхнуть….
Ведь это гораздо проще, чем подставить плечо или просто подать руку.
* * *
Выйдя из автобуса, Билл быстро зашагал к дому. Это кошмарное расстояние хотелось преодолеть как можно быстрее, чувство, будто на него кто-то накинется, совершенно не желало проходить.
Слишком многие вещи могут вызывать зависимость, и, оказывается, охрана тоже.
В конце концов, он побежал. Подальше от всего от всех, от прошлого, от настоящего, от мелькающих на стенах, столбах, деревьях надписей об их группе… От него. Потому что к нему нельзя, потому что есть стены, через которые не пробиться, и стены, за которыми не ждут…
Добежав до дома, Билл стал колотить в ворота и отчаянно звонить в звонок. Не открывали долго, но, как только ворота приоткрылись, он моментально проскользнул внутрь и сам же их закрыл, только потом он нашел в себе силы повернуться, чтоб встретиться с ошарашенным взглядом матери, в чем-то таким же испуганным, как и у него.
Билл хотел что-то сказать, хотя бы поздороваться, но дыхание было слишком сбито, вырвался только хрип.
А потом мама просто обняла, и стало гораздо легче, словно в детстве, когда от тебя еще ничего не зависит. Из глаз полились слезы, у обоих.
Пусть у каждого из них на это была своя причина, но настроение было одно на двоих.
Иногда такие немые сцены говорят гораздо больше, чем часы разговоров, ведь люди, к сожалению, не умеют до конца понимать чувства друг друга, как и в точности передавать свои.
- Я в гости, - наконец, нашел, что сказать Билл.
- Здесь все еще твой дом. – Покачала головой Симона.
И он словно ощутил, как от этой простой фразы повеяло теплом, страх абсолютно прошел.
- Спасибо, мам.
-Идем. – Она взяла его сумку, и они быстро пошли к дому. – Есть хочешь? Мы только что обедать сели, придется тебе составить компанию.
- С удовольствием, давно не ел твоей еды.
- Ну… послушать Гордона, так тут ты потерял немного. Он в последнее время сам стал часто готовить. Что ж ты не сказал, что приедешь? Мы и не ждали. Вы, ребятки, уже совсем про мать забыли…
- Мам! Не начинай. Ты же понимаешь, группа… она… это не важно. – Билл натянуто улыбнулся. – Теперь у тебя будет хоть один нормальный, несвязанный со всем этим, сын.
- Скучаешь по ним?
- Да. – Почти честно. – Но я приехал, чтоб обо всем забыть и начать карьеру заново.
- Уже что-то конкретное решил? – Симона открыла дверь в дом и Билл замешкался, рассматривая изменившийся, со времени его последнего визита, интерьер.
- Эм-м… ну да.. я
- Боже милостивый! – Воскликнул, выходя из кухни, Гордон. – Билл! Вернулся таки, чертенок! – Он скомкал практически родного сына в объятиях, потом отстранился и критично осмотрел. – Ты совсем не похож на того, каким приезжал к нам еще полтора года назад. Это ж надо как тебя жизнь потрепала! А звонил-то как отчаянно, я даже снова подумал, что это лезут эти борцы против вашей группы, хотел выйти разобраться, но Симона сказала…
- Гордон, прекрати! – встряла в разговор мама.
- Ну… примерно так она и сказала.
Раздраженно вздохнув Симона отправила болтливого мужа на кухню, а Билл обещал присоединиться сразу после того, как переоденется и помоет руки.
Знакомый коридор, стены, вещи… Здесь ото всюду веяло его детством, его прошлым. Но не тем, что ранит. Нет, прошлое было приятным и таким далеким, может, именно из-за этого оно и казалось совершенно безобидным.
Вот его дверь. Напротив дверь Тома. Глядя на нее вдруг стало так одиноко, захотелось позвать брата, поговорить, обнять. Но Билл понимал, что это всего лишь пустышка – за дверью никого нет, и если ее открыть, то ты просто войдешь в эту пустоту, столкнешься с ней. А это именно то, от чего он бежал.
Билл снова запаникавал, захотелось сбежать вниз, к маме… но это было бы так по-детски глупо.
Впрочем, не глупее его взрослых ошибок.
Билл быстро открыл дверь в свою комнату и так же быстро ее закрыл, словно обозначая этим стену от нахлынувших на него чувств.
Ни одна вещь так и не была переставлена, просто было видно, что периодически тут убирались от пыли.
В этот момент Биллу стало очень жалко маму. А что если она ощущает ту же пустоту перед их комнатами, какую и он, перед закрытой дверью брата. Но она ведь заходит в них, значит ли это, что она сильнее? Определенно.
Билл сейчас ненавидел себя за свою слабость и, что хуже, он абсолютно не понимал, чем она может быть вызвана.
Да, ему нужна была группа – в ней и музыке заключалась его жизнь, но, прислушиваясь к себе, Билл понимал, что прожил бы и без всего этого. Не хватало другого, чего-то… кого-то…
Но всем парой кого-то не хватает, так что Билл твердо решил больше и не возвращаться к этой теме, даже не смотря на то, что ответ на этот вопрос он знал, просто это ничего не меняло.
Наспех переодевшись и разбросав вещи, Билл спустился вниз.
А его комната, казалось, после пятиминутного визита хозяина, словно ожила, ей безумно шел этот новоявленный небольшой хаос, просто ей, как и всем, шла жизнь.
Вернуться домой оказалось совсем нестрашно, теперь это виделось ему даже правильным.
Биллу было уютно сидеть в кругу семьи, даже не смотря на то, что Мама и Гордон уже поели и теперь пристально наблюдали за тем, как он ковыряется в картошке.
- Не вкусно? – Обижено спросила Симона.
- Ты ее пересолила. – Любезно согласился Гордон.
- Нет, нет, – Билл отложил ложку. – Все прекрасно, спасибо. Просто я не привык столько есть.
Симона тяжело вздохнула.
-Я очень рада, что ты вернулся, если б еще и Том… Это все твое влияние, Гордон, если б не ты, все было бы совсем по другому. Та жизнь совсем не подходит для двух еще неокрепших мальчиков.
- Симона, не говори то, чего не знаешь. Вполне вероятно, что и без моего «вечнопагубного» влияния они все равно реализовали бы себя именно так. И твоим неокрепшим мальчикам скоро 20.
- Это ты не говори о том, чего не знаешь. Именно ты…
- Мама, не ссорьтесь. Уже поздно что-либо менять. Зачем об этом вообще говорить? Тому нравится та жизнь, она и мне нравилась… но…. Но я не люблю больше об этом вспоминать. Там были свои минусы, как и везде. Но это ведь прекрасно, когда человек может себя реализовать, когда делает то, что хочет. Ну почти то, что хочет. Далеко не каждому так везет в жизни. Это было и хорошо, что было – теперь нужно научится ценить это. А потом переступить через все и жить дальше. Ты спрашивала меня про мой план? Так вот именно это он и есть. Для начала я бы хотел забыть о моей бывшей группе.
- Как скажешь, Билл. Просто я очень рада, что ты дома. – Симона искренне улыбнулась, а Гордон ободряюще приобнял ее.
Почти идиллия.
Почти. Ведь «совершенство» это такое хрупкое и надуманное понятие.
* * *
POV Tom
Я играю на самой большой сцене этого проклятого города.
Играю я хорошо, агрессивно, с чувством… Ради кого? Просто ради себя, больше этого никто не слышит.
Себастьян, как всегда, занят тем, что наслаждается собственным голосом и всеобщей любовью, Георг с Густавом тоже сами по себе.
Хочется кричать. Отбросить гитару и завопить, разогнать всех, весь мир. Ну, неужели никто не видит, что группа распалась?
Почему никто ничего не видит?!
Мы ведь стоим здесь, на сцене! На всеобщем обозрении! Но никто не хочет замечать очевидного…
Вопрос: неужели все это только в моем воспаленном мозгу?
И все нормально.
И мы успешны.
И нас любят.
И все прекрасно.
Ложь!
Ложь!!
Ложь!!!
На новой песне я сфальшивил. Но кому какая разница? Если за ревом динамиков и истерикой фанаток не слышно вообще ничего, даже собственных мыслей.
Я устал.
Я не хочу домой - там пусто.
Здесь тоже пусто, не смотря на то, что в зале давка такая, что на это страшно даже смотреть.
Было бы страшно.
Но я не знаю, что такое страх.
Теперь точно не знаю.
Что там Билл говорил про звездность?
Да какое право он имеет судить?!! Сам таким был! Это ведь не его прямо здесь и сейчас хотят поиметь двадцать тысяч девчонок.
Меня! Меня! Меня!
… но кому от этого легче?
-
-
07.12.2009 в 00:46Сразу после концерта Том все-таки добился того, что, не смотря на возмущение Йоста, его посадили в бронированный джип и, под надзором двух охранников, увезли раньше остальных.
Ему не свойственны были депрессии, но, кажется, Том еще никогда не был к этому так близок.
Домой очень не хотелось, никуда не хотелось…
Словно от Билла подцепил.
От телохранителей его отделяло черное стекло, от брата сотни километров и какая-то психологическая пропасть, от друзей взгляды на многие вещи, от поклонниц статус, от любви убеждения...
Тому казалось, словно он остался один на каком-то маленьком глупом острове, или еще хуже – на тонущем корабле.
Нет, ну точно от Билла заразился
От этих жутких мыслей его спас звонок, на дисплее он обозначался как «Анна (моя постоянная девушка)» - так он отметил ее просто, чтоб не забыть, что обещал себе серьезные отношения.
Сейчас хотелось поговорить с совершенно другим человеком, но точно не по телефону, а по-нормальному, когда он близко, когда видишь какое настроение и можешь наблюдать за его малейшими изменениями. Так… так можно только поссорится.
Это они делают в последнее время и без того слишком часто.
Ушел – значит ушел, значит, ему так надо было.
- Да? – ответил на звонок Том с какой-то обидой, словно эта девушка и есть причина решения Билла.
- Привет. Я была на концерте.
- Ну и?
Повисло молчание. Резкость Тома сразу свела разговор на «нет».
- Ты хорошо играл.
Том закатил глаза.
- Детка, я всегда так играю…. Спасибо.
- А… ага. Ну, пока тогда, смотрю ты не в настроении.
- Да, пока.
Том уже хотел положить трубку, но снова вспомнил, что возвращается в пустой дом, где только и будет, что наталкиваться на вещи, на поминающие о брате, а потом страдать из-за всего этого. Нет уж, спасибо. Преспективка так себе. Не самый удачный вечер для девятнадцатилетнего мегапопулярного парня.
- Энн, подожди, ты еще тут?
- Да.
- Подъедешь ко мне?
- Сейчас?
- Да, и как можно быстрее.
- Хорошо.
- Записывай адрес…
* * *
Сидя на кухне и глядя на пустое место Билла, Том очень гордился тем, что все-таки додумался разнообразить вечер сегодняшних страданий шикарнейшим сексом. Шикарнейшим, разумеется, он будет благодаря его участию – свои партии Том всегда исполнял гениально, тут все просто, как с гитарой. Нужно лишь часто тренироваться и знать аккорды.
Вылил в умывальник недопитый кофе и потушил в пепельнице недокуренную сигарету.
Господи, от чего же так хреново?
И когда уже придет эта Анна? Может, стоило за ней заехать?
Наверно стоило.
Он одиноко стал возле окна, но была уже глубокая ночь и все, что он видел - это его собственное отражение. На секунду он представил, как сзади подходит брат и обнимает его.
Том увидел это так явно, что стало жутко, он словно ощутил дыхание возле своего уха. По коже пробежали мурашки.
Резко обернулся, но воображение продолжало играть с ним злые шутки, на сей раз Билл сидел за столом и смотрел в свою чашку, как обычно он это делал по утрам.
Хотелось кричать.
Том понимал, что видит это только потому, что сам себя так настроил постоянными мыслями …
…но голос разума иногда так беспомощен.
Подумалось о том, что будет, если воображаемый Билл вдруг повернет голову, посмотрит на него…
Казалось, тогда произойдет что-то страшное, какая-то катастрофа. Словно брат ударит его или у него из глаз вместо слез потечет кровь.
- Ерунда! Какая ерунда!
Том со всей силы ударил кулаком об стену. Стало больно и от этого видение покорно развеялось.
Но находиться тут и дальше Том просто не мог, выскочив из кухни, он помчался к входной двери, по пути схватив толстовку.
Хотелось бежать, как сумасшедшему. Далеко. Быстро. И в никуда.
- Том? - его остановил еще плохознакомый девичий голос.
Он замер как вкопанный, тяжело дыша и все еще с каким-то безумием на лице.
- Анна?
- Эм… привет.
- Да, я тут это… привет.
Том подошел к ней ближе и для ритуала ткнулся губами в щеку. Ведь парням принято оказывать внимание своим девушкам, особенно постоянным.
Просто принято.
Она все еще была теплой, не смотря на холодную ночь. Словно остров. Захотелось ее обнять, просто как доказательство жизни, того, что все хорошо, что все по-прежнему.
По-прежнему?
Люди не меняются. Нет. Это глупость. Но Том сейчас себя абсолютно не узнавал. Все вокруг него было чужое, и сам себе он был чужим.
Руки теряются где-то в глубоких карманах штанов, голова опущена. Никаких томных взглядов победителя, ничего.
На игру сейчас нет сил, на фальшь - времени.
- Энн, ты не хочешь пройтись?
- Холодно.
- Зайдешь тогда?
- Ты же куда-то бежал?
* Правильно, умная девочка, не надо нам туда. Только не сейчас.*
- Бежал. – Том невыразительно дернул плечами, пытаясь показать, что это не важно.
В кармане пальцы стремительно встретились со связкой ключей.
- Хочешь, поедим куда-то?
Кивок и уже в следующую секунду приветливо пискнула и отключилась сигнализация черного внедорожника.
Иметь доступ во все клубы и рестораны города, чтоб сейчас вести собственную девушку на какой-то пустырь.
Том уже устал себе удивляться, поэтому просто принимал все так, как есть.
Но что там делать? Секс в машине? Господи, сколько же в ней народу-то перебывало с этой целью? Пять, десять, пятнадцать, пятьдесят? Всех даже не запомнишь. Почему так? Нежелание их запоминать – это раз, алкоголь – два, темнота – это три, отключающий мозг оргазм - четыре … Была еще одна причина, и это именно ее стоило бы поставить во главе списка, но сам Том никогда себе в этом не признавался.
И признается ли теперь, когда уже слишком поздно?
Яркие пошлые огни города закончились. Теперь машина одиноко скользила по трассе, окруженной полями и деревьями.
- Небо красивое, чистое. Звезды такие яркие. – глядя в окно поделилась ощущениями Энн.
Том оторвал взгляд от дороги и быстро осмотрелся.
Слово «звезды» вызывало у него неприятные ассоциации. Иногда он, как и все, просто ненавидел свою работу.
- Прости, что дернул тебя среди ночи.
- Что ты, я только рада. Это так романтично.
Том улыбнулся. Вышло как-то зло. Он совершенно не видел ничего романтичного в том, что убегает из дома из-за того, что ему в каждом углу мерещится брат.
Глупо? – Да.
Страшно? – Да.
Романтично? – Очень сомнительно…
*Блин, и вообще – свидание!! Может, хватит думать о брате?*
- Том, а ты веришь в любовь с первого взгляда?
*Билл когда-то говорил, что верит. А сейчас интересно… ХВАТИТ О НЕМ ДУМАТЬ!*
- Я не совсем верю в такие вещи.
* Я не совсем верю в любовь*
- А как же то, что между нами. Разве это не с первого взгляда?
* Прости, но я даже не помню какого они у тебя там цвета*
- Это… это другое. Мы еще так мало вместе. Я совсем тебя не знаю.
Постоянная девушка обижено замолчала.
А что неправда? Он и так старался быть предельно честным.
Не до конца, конечно. До конца, наверное, никто не может.
Но попытаться стоит.
- Анна послушай, я совсем не идеальный спутник жизни. Причины, надеюсь, понятны. Но я очень хотел бы, чтоб что-то, наконец, начало получаться. Хотел бы… но скоро тур и…
- Понимаю, а сколько он продлится? Я буду писать, звонить…
- Долго, очень. Это обычно затягивается где-то минимум на пол года. Я еще точно не знаю всех городов.
- О… ого…
- Я совсем запутался. В последние дни сам не свой.
Девушка улыбнулась. Наверно, приняла это на свой счет. Зря.
- Я расстался с братом.
* Черт, звучит-то как!*
- С Биллом?
* Нет, бля*ь, с Элвисом!*
- Вы поссорились?
- Просто разъехались.
- И как он?
- Не знаю. Говорю же – разъехались. В данный момент он должен искать себя… или как он там выразился…
- Ты хочешь об этом поговорить?
* Да! Да! Да! Пожалуйста!!!*
- Нет, что ты, давай лучше о тебе.
-
-
07.12.2009 в 00:47(Хотя рассказ о всех ее подружках и то, как они ей «…завидуют, а некоторые даже не верят», было просто невозможно терпеть)
Взлететь! Нужно было взлететь. Черт, сколько тон в этой машине? Почему ничего не выходит…
- … а потом Ганс мне и выдает, мол, я все выдумала только для того, чтоб привлечь его внимание…Такой вот бред, а я ему и говорю…
Тарахтение ни о чем над ухом не унималось, для слуха Тома оно уже довольно удачно начало сливаться со звуком работающего мотора, так что думать стало легче.
- … а после всего он приносит мне этот идиотский подарок. Я так разозлилась, что просто захлопнула перед ним дверь…
* До воскресения еще пять дней. Не забудет ли он во время всех этих своих поисков и самореализаций? Вот бы не забыл… А потом можно будет куда-то пойти… Только куда? Везде узнают, и все испортят, черт, это надо будет еще продумать…*
- … нет, ну ты представляешь? Как она могла мне такое сказать? У самой вкуса никакого, а меня судит. Ее парень, кстати, тоже козел полный. Ко мне как-то лез. Но даже она такого идиота не заслуживает. Он же ей только всю жизнь испоганит…
* А может позвонить? … Нет, не стоит. Тот еще разговор будет:
Привет, Билл, как добрался? Нормально? Тогда хорошо. Да, у меня тоже все нормально. Угу, пока тогда.
Нет! Только не так! Не хочу упасть до простых визитов вежливости. А что же тогда?... Нет, звонить определенно не стоит*
- …. В универе стали задавать все больше и больше. Но я как привыкла уроки по утрам просматривать, так и продолжаю… Это конечно ужасно. Хорошо хоть не дура – быстро схватываю, а то так и на двойки недолго скатится. Пора за ум браться….
* Она там что-то говорила про то, что будет мне писать… А ведь это идея! Нужно будет попросить Билла завести эмейл. Только для меня… ну, можно и не только. Хотя нет, для этой переписки нужно иметь отдельные ящики.
Письма гораздо лучше, чем звонки на расстоянии.
Точно.
В воскресенье я это ему и предложу.*
- … Мама говорит не браться за это дело. Я уже и не знаю, что думать. Что скажешь?... Том??
* Нет, письма это тоже не вариант. Совершенно не то, что было… Вот если ….*
- Том?!!!
- Что?
- Так как мне лучше поступить?
* Хрень какая… О чем она?
Я же не навешиваю ей свои проблемы.
Стоп, идиот, она твоя ПОСТОЯННАЯ девушка. Ты должен ее поддерживать, что тут сложного? *
- А-а…. Ты все сможешь, я знаю.
- Правда?
Сдержанный кивок.
Руки сильнее сжимают руль.
Да здравствует реальность!
Том чувствовал себя так, будто…
Если б это было в прошлом, когда еще была школа.
Когда еще был Билл…
Впрочем, второе неважно.
Так вот, словно в воскресение неожиданно зазвонил будильник, и пришлось неготовым идти на какую-то контрольную.
Нечего бояться. Чувствуешь просто несправедливость. Просто противно и не уютно, хочется скорее пересидеть урок.
Все равно написать что-то толковое в такой ситуации просто невозможно.
Так и ему хотелось, чтоб уже поскорее прошел этот вечер.
Или предстоящий тур.
Или жизнь.
- Поздно уже. Отвезти тебя домой?
* Гениальный вопрос! Нет, она хочет, чтоб ты ее высадил ночью на трассе дожидаться веселых дальнобойщиков *
- Да, наверно пора уже.
- Скоро утро. - Он указал пальцем на розовеющее на востоке небо.
- Красиво…
Том резко остановил машину возле обочины и уже выходя из нее, как бы между прочим, бросил - «Давай встретим рассвет»
Анна подошла к нему уже позже, когда Том устроился на земле и пустыми глазами смотрел в небо, в зубах он ворочал травинку, сорванную где-то неподалеку.
Жутко хотелось курить.
Но сигареты остались в машине.
Хотелось тепла.
Но солнце было еще слишком слабым, а жизнь слишком непонятной.
Когда Том вернулся домой, времени уже не оставалось ни на сон, ни на еду. Только душ и хорошенько привести себя в порядок.
Внешность - главное.
Ну и пусть в душе свалка. Камера ее не заметит, если хорошенько замазать синяки под глазами и натянуть улыбку.
Сорок минут и вот уже в отражении тот самый Том Каулитц.
Для кого-то Бог, для кого-то мечта, для кого-то воплощение всех эротических фантазий, для кого-то везучий зарвавшийся придурок, для кого-то никто…
Так много ролей и так мало его.
Так много историй и так мало хэппи-эндов.
* * *
Стук в дверь.
- Билл?
Тело под одеялом беспокойно заворочалось, от чего черно-русые волосы еще больше разметались по подушке.
- Билл?
Дверь приоткрылась и в комнату тихо вошла мама.
Глядя на сына, Симона улыбнулась и пошла открывать шторы.
Солнце светило как-то по-летнему приветливо от чего по душе разливалось приятное тепло.
Впрочем, может, это совсем и не из-за этого…
Ведь все-таки хорошо, когда родные возвращаться домой.
- Вставай, зай. Мы уже садимся завтракать, а потом поможешь Гордону со шлангами и насосом. Он решил сегодня устроить день глобального полива.
Знакомое и привычное утро, словно те долгих десять лет назад, когда все было так… нормально.
Билл уже даже было хотел ляпнуть, что помогать должен Том, а ему нельзя – он может простудиться.
А потом сон окончательно отступил.
Это было больно осознавать, что нет ни Тома, ни здоровья…
Да и пока нет вообще ничего – все потеряно.
… Кроме…
- Хорошо, мам. Я скоро, – крикнул он, когда Симона уже вышла в коридор.
Нет Тома…
За последний год ему не привыкать быть одному. Брат был все время в разъездах и вот только два месяца как вернулся.
Скоро снова уедет…
Билл сбежал от этого, чтобы поставить точку, запятую или многоточие.
Хоть что-то, главное разорвать этот проклятый круг.
Он пока еще не представлял, на что ему хватит сил.
Стоит ли вообще с этим бороться?
Но так глупо объявлять войну, чтоб потом самому же дезертировать.
Любая привязанность всего лишь временное явление…
Если это не наркотик.
А если наркотик?
Как быть тогда?
Лечиться.
- Билл?
Недовольный крик мамы с кухни. Он и не заметил, как снова заснул.
Резкий подъем и очередная порция самобичевания: «Слабак. Не можешь вылезти из постели, не можешь жить вдали от брата. Что ж ты за неженка такая, а?»
Наспех натянутая футболка, джинсы, и он уже внизу.
- Ну ты и соня. – Улыбнулся Гордон. – Уже почти пол девятого.
- Сколько?! – Билл просто опешил. В последнее время он и забыл, что способен вставать раньше двенадцати.
- Пол девятого. Сейчас еще позавтракаем, и считай, ты все утро проспал.
- Я даже не помню, как выглядит утро. – Отчего-то полушепотом признался Билл, приступая к ковырянию в тарелке.
- Тут ты все вспомнишь. Это самое прекрасное время суток. Особенно тут, на природе, и особенно летом. Ну… или ранней осенью, как сейчас. Воздух свежий, слегка морозный, поют птицы, алеет небо… Красота.
- Ужас! Небо алеет? Ты что до восхода встаешь?!
- Нет! Зачем так рано?.... Хотя, может около того…
Билл потянулся за клубничным сиропом, но Гордон быстро перехватил его руку и зашептал:
«Ты все неправильно делаешь. Надо так. – Он показал взглядом на свою тарелку. – Рассортируй их вначале на менее и более горелые. Те, что «менее», можно поливать сиропом, те, что «более», лучше сгущенкой, чтоб привкус перебить. Понял?»
Билл рассеянно кивнул. Такие сложности в процессе приема пищи его не устраивали и он решил ограничится только кофе.
Принеся последнюю партию блинов, к столу села Симона, недовольно помолчала, а потом не выдержала:
- Вообще-то, Гордон, дорогой, я все слышала!
- Прости, но ты же сама понимаешь…
- Что понимаю? Что ты свинья?
- И это тоже. Я же не со зла. Я просто хотел посоветовать мальцу как…
- Этот малец мой сын. И, когда он, наконец, приезжает, ты великодушно подпускаешь меня к плите, но при этом ты не упускаешь момент, чтоб меня унизить.
- Симона, ты перегибаешь палку. Готовка дело такое… Не во всем же тебе быть идеальной.
- Для женщины это важно, без этого она не может быть ни хорошей матерью, ни женой.
- Но ты же можешь!
- Если б могла, то ты бы не указывал постоянно на мои недостатки.
- Я совсем не это имел в виду…
Скандал продолжался.
Это был именно скандал, только какой-то тихий и такой уютный.
Совсем не похожий на те истерики, что Билл насмотрелся за время работы в группе.
Все так уютно, спокойно и как-то по-семейному.
Родители ссорятся за его внимание.
Значит, тут он нужен.
Тут его место.
Бесполезно бегать за миражами, пробивать головой стены, стремится быть с тем, с кем это невозможно…
Обычно все самое необходимое уже находится или уже находилось в наших руках.
Другой вопрос - как это разглядеть с высоты грандиозности собственной личности и за недосягаемостью других?
-
-
07.12.2009 в 00:48Поливка, прогулка по окрестностям, поход с семьей в магазин – все эти мелочи оказались действительно очень приятными, плохо было только то, что в этой картине все время чего-то не хватало.
Семья была не полной, и с эти оставалось только смирится.
Снова не глядя пройти комнату брата и быстро завернуть в свою, сесть на кровать и стараться не думать. Слушать телевизор вникать в, одолженную у мамы, глупую бабскую книгу, покачивать ногой в такт ревущей из динамиков музыки, все что угодно лишь бы не думать. Не хотеть назад, туда, где больше нет места для жизни, для его жизни. Оно просто занято. Занято. Так бывает.
Мы иногда видим эту табличку на дверях в сартир.
Выбор высшего учебного заведения довольно быстро дал Биллу понять насколько быстро провалится его план побега. Вместо того, чтоб подобрать что-то подальше от столицы он все больше и больше склонялся к тому, что ничего плохого не будет, если он вернется, но уже в качестве студента. Казалось, все будет по-другому. Только как именно «по-другому» ему было непонятно.
Выбрав по интернету Вуз и сделав пару нужных звонков, Билла можно было поздравить с тем, что уже через пару дней его обещали зачислить в студенты.
И этим обещанием вполне можно было верить.
Если конечно вы не сомневаетесь в том, что очень часто именно деньги правят миром.
Оставался еще один штрих – внешний вид, то, каким он будет позволять себя видеть.
В общем, весь имидж: продумать одежду, прическу, манеру поведения, речи, жизни…
Старые привычки очень сложно искоренять.
Да и стоит ли? Зачем менять образ мышления? Зачем, когда, возможно, это единственная привычная вещь, из тех, что осталась.
Все остальное было просто катастрофически не уютно и странно.
Гордон настойчиво постучал в ванную.
- Билл?
- Что?
- Мама просила узнать в порядке ли ты. Говорит, что ты уже там третий час торчишь.
- Пока только второй.
- Ты что новый вид оружия массового поражения разрабатываешь?
Билл задорно улыбнулся своему отражению
- Почти. Красил волосы.
- И в какой же цвет?
Щелкнула задвижка и Билл широко распахнул дверь.
- Ну как?
- Да нормально, вроде. Только спиной повернись на секунду.
Билл покорно выполнил просьбу и Гордон смог во всей красоте рассмотреть его длинные выпрямленные черные волосы с синим отливом.
- Ты их подстричь не хочешь? Еще чуть-чуть и до поясницы достанут.
- Не достанут. Они на лопатках заканчиваются.
Билл подошел к зеркалу и вывернул голову так, чтоб увидеть свою спину.
- Точно на лопатках. К тому же я еще до конца не продумал, что буду с ними делать дальше.
- Ладно, ты экспериментируй сколько хочешь, только в ванной убери.
Гордон показательно провел пальцем по заляпанному черной краской умывальнику.
- Да уберу я! Просто ты не вовремя вломился. – Он ответил немного раздраженно, и снова закрыл дверь, оставаясь наедине с собой и своим отражением.
Потом каким-то странным торжественным движением достал из коробочки тушь, поднес кисточку к ресницам и прошептал второму себе в зеркале – «Билл Каулитц – солист, звезда, идол. Ты… ты просто незаменимый человек. Вот жаль только, что незаменимых НЕ бывает!!»
Он с силой бросил тушь на стену, та звякнула, а потом еще долго катилась по полу, отзываясь гулким эхом от кафеля.
И только пустота, словно в центре огромного звонящего колокола.
Билл стоял опиравшись руками об умывальник, и наклонив голову. На глаза наворачивались слезы и он, наконец, смог заплакать.
С всхлипываниями, с завываниями, с подрагиваниями, со всем тем отчаянием, что так долго копилось.
Говорят, что после слез становится легче.
Но на практике просто начинает болеть еще и голова.
* * *
И снова этот холодный дом.
Уехав от одной пустой комнаты брата, Билл стал перед другой.
Словно замкнутый круг, и он снова в него попал.
Ошибся в глупом лабиринте ходов, которых теперь стало слишком много.
Но что-то все же изменилось, теперь были дела. Сегодня еще надо было подойти в университет.
Идти туда желания, правда, не было, хотелось зайти в комнату Тома, сесть там, на кровать, и подождать.
Рано или поздно, но он бы обязательно вернулся.
Впрочем, вернется и так.
Как всегда под утро, как всегда уставший и еле трезвый. Еще и возможно, что не один.
Но и пусть уже, главное, чтоб просто был.
Билл зашел в свою комнату и быстро начал распаковывать сумки.
Мама много передала. Пусть и много лишнего, но все равно приятно.
С некоторых пор заботу он начал ценить очень высоко.
Любую заботу, даже обслуги в отелях.
После глобального одиночества иначе не выходит.
* * *
В деканате Билла задержали дольше ожидаемого, так что сейчас он бежал по лестнице к аудиториям, молясь на то, что нынешний лектор по экономике окажется не из тех, кто не пускает никого после себя.
Тут и без этого непросто, так всякие мелкие проблемы то и делают, что валятся на голову.
Кричи! – советовал он когда-то со сцены… Впрочем был еще так юн, чтоб в чем-либо разбираться. Просто заводная песня, чтоб попрыгать и побеситься, не более. Люди живут не так, они сцепливают зубы и терпят.
Терпят, чтоб никого и ничего не потерять.
Терпят, пока есть силы.
И, возможно, именно это сейчас было его главным уроком, а не злополучная экономика в шестой аудитории.
Проскользнуть незамеченным Биллу все же не удалось.
- Молодой человек, если вы считаете, что вам за ваши бесконечные заслуги перед обществом позволено опаздывать, то вы ошибаетесь. Я защитил докторскую, издал свыше пятнадцати книг, по двум из которых занимаются дети в школах, и по пяти в Вузах, и прошу заметить, что даже я не позволяю себе такого.
Аудитория была немаленькой. Человек на 250. Но ее размеры были смехотворны, по сравнению с теми стадионами, на которых уже приходилось играть.
- Прошу прощения. – Пробормотал Билл, выискивая глазами хоть одно свободное место.
- Надеюсь, что подобного не повторится. – Услужливо кивнул только что саморазрекламированный доктор наук.
Ответа он так и не дождался, в этот момент Биллу указал на место рядом с собой невысокий светленький парень и Билл поспешно ретировался с центра обозрения.
- Привет. – Энергично зашептал он ему на ухо. – Меня Альфред зовут.
- Привет, меня Билл.
- Разговорнчики!! – Брызжа слюной на первые парты, возмутился лектор. – Все знакомства и обсуждения на перемене, пожалуйста. А сейчас мы пишем тест. Мне будет очень интересно посмотреть на ваши результаты, особенно на ваши, Каулитц. Мне было доложено, что вы раньше проходили этот предмет, но потом вынужденны были перевестись сюда из-за смены места жительства.
Профессор самодовольно улыбнулся и пустил по рядам ксероксы.
Ему ли не знать, что официальная версия появления в его потоке нового ученика не более чем сказка.
- Не парься. – Быстро шепнул Биллу его улыбчивый сосед, протягивая тест. У меня есть ответы – катай у меня.
- Правда? Спасибо большое. Я сам не напишу, наверно, ничего.
- Знаю. – Шепнул Ал. Даже знаю, что ты немного переплатил за место. В этом заведении слухи ходят быстро. Особенно когда дело касается детей известных личностей.. Или непосредственно самих – он криво усмехнулся – известных личностей. А еще у меня мама секретарем тут работает, я всегда в курсе всего….Оттуда и ответики. – Он показательно помахал своей шпаргалкой.
Билл просмотрел вопросы и уткнулся взглядом в листик соседа - сам он не знал решительно ничего.
Закончили они почти первыми перед ними вышел только один парень ( и, как отметил Билл, он был несколько старше остальных, или только казался таким)
- Кот это был? – Спросил он у Альфреда, когда они уже вышли.
- Тот, кто ушел первым? Это Эдгар. Он француз… аспирант и уже ведет практические по латыни у некоторых первых курсов. Я слышал, как он рассказывал, что хочет на всякий случай получить еще и экономическое образование. А вообще не знаю, он меня мало интересует, такие, как он, не слишком рвутся к общению с малолетками – и без паузы – сходишь сейчас со мной? Там кола, пицца и игровые автоматы…
- Эм.. Ал, прости, но не сегодня. Мне еще в деканат надо, чтоб узнать расписание и что и кому мне теперь надо сдавать. Я тебе очень благодарен за сегодня и …
- Ок, не парься. Значит в другой раз. – Он весело дернул плечами. – Чудной ты, Билл. Я хотел тебя с ребятами познакомить, ты же новенький.
- Нет, правда, в другой раз.
- Как скажешь. И ты это… главное не бери дурного в голову, первое время тут и правда сложно, но потом появляется свет в конце туннеля в виде побегов с пар, девчонок и прочей веселухи.
- Спасибо еще раз. Я… пойду уже, пока не надоел тебе своей благодарностью.
- Иди.
Альфред не двинулся с места, продолжая смотреть на него.
- Иду. – Согласился Билл, тоже продолжая стоять.
А потом они оба рассмеялись и разошлись.
-
-
07.12.2009 в 00:48Билл злился на себя до невозможности за то, что так спешил домой.
Там, естественно, никого не было.
И это снова заставило его почувствовать себя вшивым котенком, который опасливо подходит к людям, а его берут и откидывают пинком. И парадокс был в том, что если Биллу так хотелось этой гребанной заботы, то чего он бросил людей, которые могли и хотели ее дать, и переехал сюда, в эту пустыню с натыканными повсюду камерами, где нет людей, есть только персонал, который смотрит на тебя в телевизоре так же, как когда-то это делало пол мира.
До двух часов ночи Билл был занят тем, что ознакамливался с предметами, которые необходимо было пересдать.
Занятие это было сугубо конспиративное, так как для себя он уже давно решил, что без репетитора тут черт ногу сломит - догонять все-таки очень сложное дело.
Очень хотелось дождаться проклятущего брата. Это так глупо, ведь был реальный риск так и не пересечься до воскресения. Когда Билл побежит в универ – Том будет еще спать, а потом наоборот… И вообще…
Билл чувствовал, что держать себя в руках становится все сложнее. На волю рвалась жуткая злость, на себя, на него, на всех и все…
До того момента, когда окончательно срывает паром крышку, оставалось совсем чуть-чуть, но его спас тихий шелест гравия под колесами заезжающей во двор машины.
Билл попытался умерить свой восторг, ведь спустя только несколько дней разлуки будет очень глупо, если он вдруг выбежит и как девчонка кинется брату на шею.
Но ведь он думал, что уехал от брата, а теперь, когда это невозможное решение было отменено…
Было так глупо ожидать чуда.
Все будет по-прежнему, должно быть так и не более.
Билл глубоко вздохнул – взять себя в руки все же удалось. Ему было жизненно необходимо выглядеть сейчас достойно и самодостаточно.
Это желание во сто крат возросло, когда, подойдя к лестнице, Билл заметил, что Том, как и, увы, ожидалось - не один.
- Снимай это уже… черт. Ну же! Ох..стоп… сейчас подожди… - Шепот, но в голове Билла эти охи-вздохи сейчас гремели как выстрелы.
Он просто стоял и смотрел на то, как его брат упивается какой-то очередной… Раньше Билл ее точно не видел.
Ну почему же так…. Нет, он просто не должен это чувствовать, не может, не имеет право… Но это была именно ревность. Дикая, безрассудная, неоправданная.
И ни дай Господь, чтоб у него в ту минуту оказался в руках пистолет.
Том уже осваивал незнакомую застежку чужого лифчика, когда его остановил ледяной голос брата.
- Осторожно, сейчас вешалку свалите.
Глаза Тома отчаянно распахнулись, вначале в них промелькнул испуг, потом поселилась паника. Как же он устал от этих необъяснимых галюцинаций, так теперь они еще и имеют наглость с ним разговаривать.
Но Анна (его постоянная девушка) тоже заметила, потому как отпрянула от Тома и непонимающе смотрела на верхний пролет лестницы, где сейчас царственно возвеличивался Билл.
Том ошарашено молчал, отказываясь понимать происходящее. Если это и был его брат, то он никогда раньше не видел Билла таким… И дело было даже не во внешности, хотя она здорово изменилась. То, что Билл начал за собой следить бросалось в глаза буквально сразу. Длинные черные волосы были заплетены в косу, переброшенную через левое плече, по бокам свисали выбившиеся прядки, оставляя его лицо в тени.
Темнота словно окутывала его, черная водолазка, черные низкопосаженные(в прочем как всегда) спортивные штаны и, тех же тонов, буря в глазах.
Том чувствовал себя словно перед хищником, хотелось сказать хоть слово, чтоб как-то развеять обстановку, но вся человеческая речь моментально оказалась забыта.
Билл уже спустился с лестницы и щепетильно поправлял свою куртку на потревоженной вешалке, потом будто случайно задел рукой Анну и развернулся.
- Прошу прощения, леди. – Он лукаво приподнял выкрашенную бровь и перевел взгляд на брата. – Что молчишь, Том? Самое время нас познакомить.
- Это… Это мой.. моя девушка Анна. А это..
- А это я. Я - Билл. Знаешь кто я?
От этого вопроса Анна растерялась еще больше, чем Том.
Уже никто не понимал, что за спектакль сейчас играется. Не понимал этого и сам Билл.
- Ты бывший солист «Токио Отель»?
- Я его брат!
Анну так и подмывало спросить «Ну и что??» Но инстинкт самосохранения настойчиво советовал молчать.
И это молчание затягивалось.
Биллу так хотелось учинить какой-нибудь скандал, но повод предательски не находился. Это ж надо! Существовало столько мелких стандартных причин, из-за которых он вечно ссорился с Томом, но сейчас ни одна из них не приходила на ум. В голове вообще было пусто. И только какое-то гудение, словно звук работающего трансформатора.
- Я на кухню. Кто-то будет пиццу? – Пошел в отступление Билл.
Нарушители его покоя синхронно покачали головой.
- Ну и как хотите… А я голоден. Можете идти наверх и ворковать там, голубки…
Очаровательно улыбнувшись гостье, Билл с достоинством удалился.
Казалось, что для полного успеха ему не хватало только поклона, бурных оваций и выхода на бис.
Том продолжал стоять молча и как загипнотизированный смотрел на лестницу, туда, откуда появился его брат.
- Странный он. – Поделилась своими соображениями Анна. – Всегда таким был? Я его, конечно, только первый раз вижу так близко, но раньше мне казалось, что он должен быть… милее что ли. Это был только образ?
- Не знаю уже ничего. – Растерянно отозвался Том. – Если то был образ, тогда это что?
Он чувствовал себя так, словно пришел летом в плавках и на пляж, а вдруг повалил снег.
И Том был рад этому странному неожиданному «снегу», только вот от него было очень холодно.
- Анна, я… мне нужно сейчас поговорить с братом. Я отвезу тебя, хорошо?
- Как скажешь. – Кивнула девушка, пытаясь не выдать свою боль, которая вдруг отозвалась на это решение, казалось бы, близкого человека.
Она была из тех, кто легко верит людям, ей еще только предстояло нарастить свою броню.
Ах, это милое явление в обществе, если человек легко подпускает к себе, то его за глаза называют глупым, недальновидным, тряпкой…
Стервозные характеры уверенно вошли в моду, заставляя нас еще глубже залазить в дальние норы своей души, надежнее запирать за собой двери и плотнее задергивать шторы на окнах.
Уже выходя за порог Том замешкался, очень не хотелось исчезать вот так, ни сказав Биллу и слова.
Костяшки на его руке, сжимавшей ручку двери, внезапно побелели от напряжения, потом он ее отпустил и, мельком бросив взгляд на уже мнущуюся у машины Анну, пошел на кухню.
Билл стоял неподвижно, оперевшись рукой и головой о холодильник. Ярость прошла, и запоздало включившийся в работу мозг теперь нашептывал о том, каким нервным придурком он себя сейчас выставил.
Вкрадчивое «Билл?» за спиной заставило его резко дернуться и, открыв морозилку, делать вид, что поглощен выбором пиццы.
Том улыбнулся такой реакции брата и продолжил молча смотреть на его спину. Он пришел сюда, чтоб поговорить, но сейчас не хотелось произносить и слова.
Зачем люди вообще изобрели речь? Она все только портит. Мы так коряво умеем с ней обращаться, что не замечаем как ежедневно, ежесекундно обижаем дорогих нам людей, как разжигаем войны, как уничтожаем.
А Том так хотел все это сохранить…
Но молча постоять и уйти было бы глупо, так что привычное « Я ухожу» все же прозвучало.
И в ответ тихое « Том,…»…
Но когда он уже посмел понадеяться на смену сценария, все закончилось так же избито – « …иди куда хочешь».
-
-
07.12.2009 в 00:48Микроволновка запищала через пятнадцать минут… Том вернулся где-то через сорок.
Он застал Билла все в том же, уже ставшим знакомым, настроении, тот даже не поднял глаза, чтоб хоть как-то отреагировать на его появление, просто продолжал выстраивать кончиком ножа рисунок из оливок на нетронутой пицце.
- Ты же, кажется, был голоден? – неожиданно для себя язвительно спросил Том.
- И что?
- А сейчас ты что делаешь? Тренируешь силу воли?
- Пытаюсь себя хоть чем-то развлечь, потому, что мне в этом доме делать больше нечего! Не-че-го!
Почти крик, неожиданный для обоих, заставляющий почувствовать непреодолимое желание убежать от этой боли, этого непонимания, этого обжигающего льда, что начал постепенно заполнять всю пустоту.
- Тогда чего ты здесь?
- Мне уехать?
- Не передергивай. Я задал нормальный вопрос. Ты собрал сумки и отчалил, а теперь снова вернулся и я спрашиваю «Почему?», на это что так сложно ответить?
- Да сложно! – Билл вскочил так резко, что стул, на котором он сидел, скрипя железными ножками по кафелю, едва ли не долетел до противоположной стены. – Как я понял, тебя это не устраивает, да? Я приперся в твой дом, сорвал тебе свидание… Хотя знаешь, совершенно не понимаю что же тебя остановило, а? Раньше факт моего присутствия никого тут не смущал. Я по пол ночи слушал эти фальшивые стоны и ничего. Но уймись, обещаю, что ноги здесь моей больше не будет, можешь хоть бардель тут строить и выставлять себя в качестве главного товара, мне это все, честно говоря, до лампочки!! Я уезжаю!!
Билл попытался выйти из кухни, но брат успел схватить его за руку и с силой дернуть на себя.
- Знаешь, что ты… ты просто не смеешь так себя вести. Тебе мало твоей разрушенной жизни, так ты пытаешься тоже самое сделать с моей. Я ни в чем перед тобой не виноват. Тебе, мать твою, ясно?! – Горячее дыхание Тома с такой силой опаляло лицо, что Билл против воли закрыл глаза. Тело предательски дрожало, и он почувствовал, как начал оседать. - Крепкие руки брата подхватили его, но только для того, чтоб снова встряхнуть. – Я не позволю тебе так просто убегать, наговорив мне всю эту кучу гадостей!
- Отпусти!
- Нет!
- Да что ты от меня хочешь?!
И этот вопрос действительно заставил Тома задуматься над тем, какого черта он делает. Достойного для озвучивания ответа он пока не находил, зато отчетливо видел ракрасневшееся лицо брата буквально в сантиметре от своего собственного, его приоткрытые подрагиваюищие губы, через которые вылетает тепло, выдающее то, что их владелец дышит ртом… И так, как в эту секунду, он еще никогда не осознавал настолько отчетливо то, чего на самом деле хочет.
Сглотнув, от чего-то вдруг накопившуюся слюну, Том отпустил брата и отошел на безопасное для их будущего расстояние.
- Только не убегай, ясно? Мы не в детском саду, а я тебе не воспитатель.
- Кого ты вообще воспитать можешь? – Огрызнулся Билл, напряженно подходя к электрочайнику и нажимая на кнопку – очень хотелось выпить чего-то горячего из-за дерущей боли в горле. Докричался. - … Ну, что молчишь? Хотел поговорить? Давай! Или ты можешь делать это только тогда, когда у собеседника руки заведены за спину? Это еще комплекс или уже диагноз?
- С тобой поживешь – еще и не до такого докатишься. – Грустно усмехнулся Том. – Ты стал вести себя как… как истеричка какая-то.
- Как девчонки на ваших безумно классных концертах?
Сил отвечать на такую чушь у Тома не было… Или не чушь? Но для того, чтоб подумать, надо было собрать мысли в кучу, а сейчас этого делать ой как не хотелось. Том сел, вернее, осел на отброшенный Биллом стул и, сняв кепку вместе с резинкой, стал растирать кожу головы, все почему-то дико болело.
Он хотел поговорить. Вот только если б кто-то пришел и сказал ему что же именно надо сейчас сказать, потому, что пока, он очень сомневался, в существовании слов в силе которых было ему помочь.
Подняв глаза на брата, Том заметил, что тот слишком сильно опирается на кухонный столик.
- Тебе плохо?
- Мне прекрасно.
- Садись. – Том встал, но так и замер, не решаясь подойти к брату. – Иди сядь.
- Я жду чайник.
- Я сам.
- Очаровательно. – Усмехнулся Билл все же повинуясь - Только учти: ты мне не муж, а я тебе не беременная дамочка. Не нужно этой излишней заботы… Просто голова на крики в последнее время слишком реагирует… для меня шум уже не так привычен…
Раньше этих странных комплексов из-за женственности Том в брате не замечал, и сейчас слышать об этом было немного дико.
- Я понял. И спасибо, что предупредил, а-то я все время тебя путаю со своей беременной женой, любовь моя…
Том сказал, и тут же захлебнулся своими словами, вернее их двузначностью… «Любовь моя».. осознание того, что он хотел бы повторить это, этому же человеку было не столько неожиданным, сколько как никогда четким… Да Именно так «Любовь моя».. только другим тоном, и стоять надо ближе…как можно ближе, чтоб чувствовать руки на теле, губы на губах… и этот привычный табачный запах, только слегка перебитый ментоловой жвачкой…
А дальше… дальше была уже совсем плохая идея, ну вот совсем…
И Том ненавидел себя за это. Как и за многое другое.
Перед Биллом на столе уже дымилась чашка чая, от которой по кухне разливался приятный запах жасмина, в руке тлела забытая сигарета. Он просто ждал пока чай станет не таким обжигающе горячим.
Том тоже курил, только как-то слишком нервно, с необычно долгими затяжками, подолгу не выпуская из легких дым. Так, словно он пол месяца воздерживался от этого и тут, наконец, сломался.
Холодная кухня медленно наполнялась теплом.
Билл опасливо потянулся к чашке, в очередной раз немного обжег об нее губы и снова отставил.
- Я вот думаю… Может снимем жалюзи?
Том некоторое время молчал, а потом чему-то довольно улыбнулся.
- В тебе проснулся эксгибиционист?
- Просто человек со вкусом. У нас тут слишком много метала, стекла и пластика. Нужно будет поискать какие-то шторы.
- Я передам…
- Нет. – Отстранено перебил его Билл, все еще продумывая что-то в уме. – Я все сам… После университета.
- Университета?
- Да, я теперь на экономико-правовом.
- Это твоя врожденная гениальность помогла тебе поступить уже после набора?
- Считай, что так, это неважно. Как ты относишься к синим шторам на тяжелом деревянном карнизе? Постепенно будет легко подогнать под них и всю остальную кухню.
Том просто пожал плечами, слишком гордо выпяченный минимализм этого помещения раздражал его уже давно, но сейчас все мысли об этом просто вылетели из головы. Так непривычно и одновременно почти до боли приятно было снова видеть озорные огоньки интереса в глазах брата.
Билл снова потянулся к чашке. Пить уже было можно.
Чай начал постепенно остывать.
Бывает такое, что просыпаешься, и понимаешь, что счастлив, а почему вспомнить не можешь.
Именно это чувствовал Том, спускаясь на кухню, чтоб хоть что-то перекусить перед студией. Сегодня снова ожидалась работа допоздна, а он толком так и не отошел от вчерашней репетиции, даже чувствовал, как каждая мышца ныла о том, что сегодня просто отказывается держать гитару. Да и сам Том был с ними вполне солидарен.
Весь коллектив уже давно мечтал об отдыхе, но Йост расслабляться не разрешал – скоро очередной тур, а готовы они были самым отвратным образом.
Группа напоминала Тому окончательно разлаженный и вышедшей из строя механизм, который давно пора списать и заменить новым.
Он все чаще стал подлавливать себя на той мысли, что хочется, чтоб все закончилось… Чтоб фанаты остыли, чтоб истек контракт, но…..
Том привык к гитаре, это было все, что он умел и знал.
Мало у кого, наверно, могли бы вызвать на столько широченную улыбку снятые жалюзи и целая пепельница окурков. Но едва Том зашел на кухню, то отреагировал именно так.
Это было то, что он умудрился забыть, оставив только на периферии сознания – Билл здесь.
Вчерашний вечер казался таким сумбурным и нереальным, но вот оно подтверждение. Его вторая половина начала жить, и что не менее важно – рядом с ним.
Не найдя Билла дома Том ринулся за мобильным. Это было так необычно звонить брату по делу. Раньше и спросить-то было нечего. А теперь у него был вопрос такой простой и вроде ничего не значащий – «Ты где?» но онодин из самых важных, он говорит о многом – именно его мы задаем только самым близким.
И вот Том, наконец, имеет такую возможность.
- Ты где?
Опасливый шепот после первого же гудка.
- Что случилось?
- Просто хотел спросить где ты…
- Ты вчера чем слушал? Я на лекции.
- Я хотел..
- Дома поговорим, хорошо?
И сразу отбой
Кто это был? - спросил Ал, протягивая Биллу свою тетрадь. – Вот, перепиши, этот умник – он кивнул на препода – успел это задиктовать и сказать, что будет дословно спрашивать.
- А…ага. Пасибо. Билл быстро перенес пустую по содержанию, на его взгляд, фразу и только потом ответил – Том звонил.
- Эх, ну почему мне не звонят звезды? – Театрально вздохнул Ал.
Улыбка, но слишком болезненная.
- Оно тебе надо?
- Не знаю, еще не пробовал… Может и понравилось бы. Идешь сегодня со мной и ребятами на стадион?
- Зачем? Я не очень-то люблю… бегать.
- Все-таки смешной ты. Кто там бегать будет? Делать нам больше нечего…Просто место сбора, там на турниках с пивом сидеть удобно.
- Я еще в магазины собирался.
- Вместе потом сходим.
- А народу много должно быть?
- Только наши одногрупники, это те, с кем тебе давно пора познакомиться.
-Я не…
Резкий стук указки по доске и полная какого-то личного возмущения фраза лектора «кому не интересно – пусть встанет и выйдет» окончательно сбила с мысли.
А потом на парту лег листок, расчерченный рукой Ала под «морской бой», а внизу написанный и подчеркнутый карандашом вопрос «Играем?»
-
-
07.12.2009 в 00:49- Выключите эти гребаные колонки!!!
- Дьявол, Дэвид, что опять не так? – чуть ли ни хором отозвалось со всех сторон.
- Не знаю, все, наверно… Я больше не хочу это слушать. Перерыв.
Йост, минуя техперсонал, медленно подошел к платформе, на которой возвышалась легендарная группа. Пару минут он постоял глядя на то, как ребята отключают инструменты после чего царственно изрек: « Где пиарщики?»
- Дэйв, тебе уже сотни раз повторяли, что дело не в образах.
- Клаус, ты отвечаешь только за звук, так почему бы тебе и не отвечать только за него? Где Ральф?
- В его обязанности не входит присутствовать на каждой репетиции…
- Нужно сделать так, чтоб входило!
- Да пойми же, дело не в этом.
- Я сам знаю в чем, не нужно меня учить. Необходимо пока как-то замылить глаза народу. Это просто невозможно… Каулитц, поди-ка, друг, сюда.
- Опять что-то не так, да? – Том неуклюже сошел со сцены. – Может хватит меня пилить? Я будто, блин, специально сбивался? Уже руки стер так, что…
- Мне все равно. Хочешь – застрахуй свои ненаглядные пальцы. Мне нужно только одно – результат. А его нет. Или ты так стремишься выйти на сцену перед орущей толпой и объяснять им, что концерта не будет из-за того, что у тебя что-то там болело…
- Я не…
- Повторяю – меня это не касается. Ты почему в минусовку не попадаешь? Это вообще как можно умудриться вступить не там, я еще понимаю, когда так солист делает… Кстати, Себастьян!!!
- Что?!
Дэвид осмотрелся.
- Блин, где он?
- Тут, на сцене лежит. Трупом прикидывается – Весело отозвался сидящий рядом с солистом Густав.
- Отлично, тогда несите его сюда.
Уже через минуту светлая и немного взлохмаченная голова свесилась с края сцены, он снова улегся.
- Дэйв, ты мне ничего нового не скажешь. Где не дотянул, где сбился – все знаю и без тебя…Риточка, принеси воды, пожалуйста – шепнул он проходящей девушке.
- Какие глубокие познания, а исправлять ты это когда будешь?
- Как сказал Том, мы не специально. Просто выдохлись уже. Песня жуткая, и вообще… она какая-то девчоночья вышла.
- Так напиши другую.
- Не идет пока.
- Вы ждете когда про вас забудут, не иначе! А мне потом опять кучу денег вбухивать в ваше воскрешение. Ладно, пока свободны, перерыв пол часа, идите пообедайте и снова репетируем. Я хочу увидеть ре-зу-льта-ты, хочу …
Йост замолчал, его все равно уже никто не слушал. Себастьян безотрывно присосался к бутылке с принесенной газировкой, а Том пошел на диван к сидящему там Георгу, чтоб вместе печалиться над сложной долей гитаристов.
К счастью для Тома никаких пиар-акций на сегодня запланировано не было и домой можно было вернуться еще в вполне божеском состоянии, уверенной твердой походкой и даже до девяти вечера.
Свет горел во всех окнах, и особенно это бросалось в глаза с улицы.
Обычно в доме было темно, либо на втором этаже, в спальне брата, сквозь плотно задернутую занавеску пробивалось голубоватое свечение от телевизора. Мрачно. А на таком-то контрасте, словно Новый год, блин, наступил. Только упряжки с оленями на крыше не хватает и грудного фальшивого смеха Санты «Хо-Хо-Хо. Мэ-рри Кристмас!»
Просто утопия какая-то, не иначе.
- Билл? – Насторожено позвал Том еще с порога.
- Чего?
- … Ты где? – Он повернулся, чтобы снять с плеча чехол с любимой гитарой, которую придется мучить сегодня целый вечер (Йост же, зараза, ждал результатов), а когда повернулся, то увидел мелькнувшего в дверях кухни брата.
- Иди сюда. – Не останавливаясь, он позвал его за собой. И уже из кухни прокричал объяснения – Тут совет нужен.
Едва Том зашел, его взгляд тут же приковала к себе странная поза Билла. Тот, сидя на коленях, куда-то всматривался, немного прищурив правый глаз.
- Посмотри, так ровно?
Что именно «ровно» Том понимал не совсем. Может, ровноструящиеся блестящие волосы, что послушно падали через плечо. Может, ровная спина с четко видными, даже под задравшейся белой футболкой, бугорками позвоночников, а может…
- Том, так посмотри… Стол? Диваны?... Ровно?
Взгляд переводить очень не хотелось. Или же было просто лень. Зачем ему сейчас какие-то столы, диваны? Но пришлось.
Посреди кухни и правда стоял круглый деревянный столик в окружении мягкой мебели. И такую конструкцию сложно было не заметить сначала, но Том как-то умудрился.
- Да вроде ровно все. Когда это ты успел?
- Сегодня – с явной гордостью в голосе отозвался Билл – сразу после универа. Точнее универ закончился в два, но ушел я оттуда в пять, с ребятами на площадке сидели, меня Ал со всеми знакомил. Ты посмотри, точно все правильно? Диваны должны быть равноудалены от стола?
- Да правильно! Мне за линейкой что ли сбегать? Математик… Кстати говоря, что еще за Ал?
- Друг. Ага, так вот. Было здорово. Представляешь, в той компании был даже один парень, Курт, так вот, он ненавидит Токио Отель.
- Ох, смотрю, вы подружились с ним намертво просто.
- Не сначала. – Билл весело мотнул головой. – Потом уже, он даже сказал, что прощает мне все мои смертные грехи, это он про мое пение и внешний вид. – Смешок, и по губам плавно расползается шальная улыбка, вызывая аналогичную на губах Тома.
- Как мило с его стороны. А меня бы он простил, интересно?
- Не знаю. Мы о тебе не говорили.
На секунду Тому от чего-то стало больно.
На что он надеялся? Опять на это дурацкое «как раньше». Но так не бывает. Частью жизни Билла ему уже не стать. И надо радоваться тому, что у брата, наконец, появилась эта самая жизнь, а не чувствовать мерзкую ревность из-за всего, что теперь может окружать его, делать счастливым.
Ведь сам Том не смог.
Просто не смог.
А Билл все продолжал говорить об университете, о том, как делал заказ на мебель в магазине, о каких-то незнакомых парнях…
О жизни, в которой Тому не было места.
Но нужно было слушать, улыбаться, кивать в определенных местах, поддерживать.
Том так и делал.
Наступив на горло собственным чувствам.
Переступив через собственные желания.
Пытаясь радоваться вместе, стать хоть какой-то опорой, или же просто пародией на нее.
Ведь если счастливыми им суждено стать по отдельности, то это остается только принять. Бороться не с чем. Нет смысла.
Просто нет.
Билл допоздна возился на первом этаже, расставляя какие-то вазы, статуэтки, вешая шторы. Том очень хотел бы помочь ему в этом древнем, как мир, домашнем ритуале, но эта бестолковая песня его не отпускала.
Он должен прекратить ошибаться, заставить свои руки выполнять более четкие движения. Еще одного дня истерик продюсера просто не выдержать, да и массовый психоз дело опасное, распространяется быстрее гриппа.
Только кажется, или стены собственной спальни и правда стали сужаться.
Только кажется, или за спиной действительно кто-то стоит.
Только кажется, или этот мир уже давно катится в пропасть.
Но это сейчас не важно. Главное то, что снова взят не тот аккорд, что руки ноют, что болят плечи. Сколько это может продолжаться??
Что сложного в этой мелодии? Ведь ничего же! Георг сказал, что тоже не понимает причины этих неудач.
Том уже начал бояться, что это конец, что творчески он застрял.
Уперся в потолок собственного максимума.
Бестолковые дреды все время падают на лицо.
Как же они мешают.
Боже, как мешают!
Как и все в этой комнате, как собственная одежда, как случайно загнутый утром уголок коврика у кровати, как примятое покрывало, как беззвучье, как шум, как все, как все… И воздуха не хватает.
И снова сбиваются, протестующие против такого насилия над инструментом, руки.
И снова дреды падают на лицо, вызывая желание нервно тряхнуть головой.
И эта дурацкая сережка в губе…
А дреды опять и опять… и на сей раз кажется, что это уже последняя капля, но…
Но их ловят прохладные пальцы Билла, тщательно собирают в хвост, слегка задевают шею ногтями, завязывают резинкой.
И Тому остается только следить за дыханием, ведь почему-то иногда мы совершенно теряем его темп.
Следить за тем, чтоб не подаваться назад, желая оказаться в кольце этих рук.
Контролировать стук сердца, которое вознамерилось сейчас повторить все самые бешеные партии Густава… И снова научиться дышать, что никак не выходило, не смотря на то, что Билл уже отступил.
Вот, стоит у окна, улыбается. Небось, уже повесил свои дурацкие шторы, измерил расстояние между всеми диванами в доме… и чему тут только радоваться?
- У тебя что-то не получается? – Полный искреннего участия голос брата мгновенно снимает все раздражение, заставляя Тома мысленно корить себя за собственный эгоизм.
- Да.. Причем очень не получается. Даже ты бы лучше сыграл.
- Это врядли. – Билл медленно покачал головой, словно всерьез обдумывая это заявление. - А слова где?
- Сейчас. – Том встал и начал рыться в ящике с бумагами, степень помятости которых, ни за что не позволила бы предположить постороннему, что это может быть что-то важное, а не просто мусор. – Вот, посмотри.
Билл разровнял в руках листочек и быстро пробежал взглядом по строчкам.
- Пока не совсем понимаю… наиграй.
- А..ага, сейчас.
-
-
07.12.2009 в 00:49Заиграл, глупые пальцы опять сбивались, поднимая утихшее раздражение на новые высоты, рискуя вот-вот довести до истерики.
- Так, понятно. – Очень вовремя прекратил это издевательство Билл. Потом он снова отошел к окну и стоял там, то тихонько что-то напевая, то просто мыча мелодию.
- Ну что, поехали. – Оторвав глаза от листика, скомандовал он Тому.
- Что ты...?
- Поехали, говорю. Билл взял в руки пульт от телевизора и, изображая микрофон, поднес к лицу. «Дамы и господа – торжественно начал он – На сцене «То-о-окио Отель с песней (Билл быстро опустил глаза на листок) ..Наш бунт!!» Ну там типа всякие визги в зале and one, two, three!! – Он навел пульт на улыбающегося Тома – Жги давай, маэстро, мы сейчас порвем толпу.
- Вот идиот. – Невыносимо широко и тепло улыбаясь, пробормотал Том. – А потом подхватил эту их детскую игру в рок-группу. Довольно агрессивное вступление в по-сути лирической песне далось ему легко. Что уже было чудом – это обычно и запарывалось. Как удалось избежать ошибки, Том так и не понял, потому, что в эту минуту смотрел на скачущего по ковру Билла. В этом странном танце сквозило и кривлянье, и смех, и веселье и, понятное только им двоим, отчаяние. А потом звук гитары стал мягче, нежнее и Билл запел, тихо, вдумчиво. Так, как, по мнению Тома, и должны петь все люди, но пел только он.
Только он.
Я прошу тебя, дай только шанс
Нашей проклятой любви.
Я прошу тебя, только лишь раз
Так чувства сжигают внутри.
Небольшой проигрыш, во время которого, Билл оторвал глаза от листика и грустно смотрел на перебирающего послушные струны брата.
И так не может дальше быть
И мне себя не побороть,
Я проклинаю свою жизнь
За то, что ты ей не живешь.
И смысла нет сопротивляться,
В огне горящий - обречен.
Я ничего не понимаю,
Возможно, все это лишь сон…
Лишь сон…
И как же он меня пугает,
Как будоражит и зовет.
Меня никто не понимает,
И вряд ли кто-либо поймет.
Голос Билла немного дрожал, глаза опущены на текст.. Том просто не понимал, почему, ранее пустая для него песня, сейчас звучит словно признание.
Признание его брата.
Почему пальцы стали вдруг повиноваться. Откуда это противоестественное желание пожать руку ненавистного Себастьяна за эти слова, что, обволакиваясь голосом Билла, становятся идеальными. Неимоверно красивыми и правильными. Становятся целой вселенной. Его вселенной, небольшой, но уютной и теплой, за пределы которой выходить больше никуда и не хочется.
Запретный плод – не в этом дело
Пусть целый мир горит в огне.
Его устои и порядки
Уже осточертели мне.
Давно осточертели мне.
И если это и был мир, то, как и все цивилизации, его ждал крах.
Глупый звонок мобильного, ничтожный технический звук, как он только посмел оборвать песню? Прекратить сказку? Вернуть на землю?
На дисплее «Анна(постоянная девушка)»
«Блять, с этим постоянством уже давно пора заканчивать» - гневно подумал Том, отвечая на такой ненужный сейчас звонок.
А Билл тем временем кладет пульт с листиком на место и уходит к себе… вместе со всей его вселенной.
Учебник по экономике, по латыни, по французскому, по этике – все они просто открывались, пролистывались и благополучно откладывались. Зацепится за что-либо Биллу совершенно не удавалось.
Бросив на эту же кучу незаконченный план по бухучету, он не выдержал и снова пошел делать кофе.
Седьмая чашка за последние три часа.
А такими темпами скоро придется идти в магазин, чтоб пополнить запасы.
Пить его не хотелось, но зато можно развеяться постояв у плиты.
Какое-никакое, а разнообразие.
Том в очередной раз свалил на эти триклятые репетиции, а Билл просто не находил себе места. Все никак не удавалось избавиться от вчерашних эмоций.
Было так необыкновенно хорошо снова петь под его гитару, делать что-то вместе, быть одним целым.
А если есть возможность повторить? А если повторять в таком случае хочется каждый день? А если делать это часто опасно?
Все эти вопросы требовали ответов. Снова потерять возможность говорить было страшно.
Билл чувствовал, что просто не может больше сидеть сложа руки. На это и без того ушло слишком много времени.
Пора жить.
Наверно, уже давно пора жить.
Оставить в покое эту давно закрывшуюся дверь и отправится на поиски теоретически распахнувшихся окон.
Но ведь дернуть ее еще разок можно, только разок…
А уже завтра начать строить все по-новому. Но еще не сегодня.
Пока еще нет.
Завтра. И пусть это очередное пустое обещание, но, пока сам в него веришь, все еще имеет смысл.
Беспардонно прервав так и не закончившую свою миссию кофеварку, Билл сгреб с нового кухонного стола учебники и пошел наверх переодеваться.
Это и будет его сегодняшняя последняя попытка вернуть отголоски прошлого.
Вечно оживленный центр Берлина, как и любой другой столицы, не может не раздражать своей метушней.
Этими снующими туда-сюда людишками, криками, громкими разговорами, смехом.
Чем более одинок человек, тем сильнее он старается выделиться из толпы. И тогда кажется, что именно тут патологические одиночки всегда собираются в толпы, чтоб задавить если не собственной индивидуальностью, то хоть массовостью.
Билл ненавидел такие места, но именно тут находилась больница, в которой он обследовался после роковой операции заграницей.
Сколько раз он сюда ходил с какими-то глупыми надеждами? Бегал каждый день, как дурак. Выполнял все указания, следовал правилам.
А потом все резко прекратил, больше не было смысла – ему слишком быстро нашли замену. И словно чтоб добить, в этот же день его лечащий врач сообщил новость о том, что петь больше нельзя никогда, что произошло отклонение, которое теперь стало явной угрозой для голоса, а потом еще кучу каких-то медицинских терминов, которые все равно не запоминаются простыми обывателями.
С тех пор прошло больше восьми месяцев, Билл тут больше так и не появлялся. До сегодня.
Нет ничего противней больничного запаха, больничной атмосферы, больничных коридоров.
Этих людей, что не знают куда себя деть от отчаяния или скуки.
Это место где дарят надежду так же легко, как и отбирают.
Словно аэропорт, только вот «вылетать» никто не хочет, а раз уж вы в зале ожиданий, то остается только молиться на то, чтоб рейс был отложен.
Возле справочной как всегда толпилась добрая дюжина народу.
Все куда-то спешат. Но так везде. Люди любят торопиться.
«Fast food| Fast sex | Fast life | Fast death» - настойчиво крутился у Билла в голове старый антимакдонольдский слоган до тех пор, пока не подошла очередь.
- Здравствуйте. Я обследовался после удаления кисты у доктора Файнберга, он сегодня принимает?
- Да, но у него сейчас пациент. Можете подойти вот в этот кабинет, там вам тоже окажут помощь.
- Спасибо, но…
Девушка протянула листок с наспех написанным номером и уже выслушивала жалобы очередной бабушки о том, что ее не пускают к сыну.
Нервная работенка.
Другой врач…
А впрочем, неважно, этот доктор, тот доктор.
Диагноз давно поставлен.
Просто нужно уточнить маленький нюанс.
И все. И домой, бухучет доделать все-таки надо, и чем раньше - тем лучше.
Жуткая нудотина.
Сто сорок шестой кабинет, сто сорок седьмой…
Нужен сто пятьдесят девятый.
Это еще этажом выше.
Лифт вечно занят.
Надо по лестнице.
- Билл? – останавливает его сиплый знакомый голос, словно из прошлого.
- Добрый день, доктор Файнберг.
- А… что ты тут делаешь? – Пожилые губы как-то нервно поджимаются. Странное зрелище, но они у него всегда были слишком подвижны.
- Я все еще из-за кисты, хотел кое-что уточнить, но мне сказали, что вы заняты, не волнуйтесь. Я только проконсультируюсь в сто пятьдесят девятом. Меня туда направили. Это этажом выше, да?
- Да, но… Билл, подожди…
- Все в порядке, пусть просто посмотрят и скажут можно ли мне петь хоть негромко, если несильно напрягать горло. Я вот с братом когда ругаюсь, никаких сбоев не происходит, так что я подумал…
- Нет, подожди.
- Я…
- Ты спешишь?
Он открыл дверь в свой кабинет и попросил какую-то девушку подождать, после чего провел смутившегося Билла в смотровую.
Двери Файнберг еще никогда так плотно не закрывал.
На памяти Билла он вообще их не закрывал.
- Я должен кое-что тебе рассказать. То есть не должен...То есть..
А ведь раньше он был красноречив, как древнегреческий оратор.
И куда все это подевалось?
Билл уже решил, что все еще хуже, чем было.
Представлять куда еще хуже фантазии пока не совсем хватало.
Может он умирает, может у него опухоль какая-то, которую все скрывали…
Но, как оказалось, ничего подобного.
Ответ, наконец, взявшего себя в руки, доктора сильно удивил Билла, и в первые секунды даже обрадовал.
- Ты можешь петь, Билл, можешь кричать, танцевать. Все, что хочешь.
А потом закрались вполне объективные подозрения.
- И как давно я стал столь всемогущ? Почему мне никто ничего не сказал? Из-за того, что я прекратил обследования?
- Не совсем. Я не уверен, поймешь ли ты, но обещай попробовать. Я не должен был тебе этого говорить. Никогда. Но сегодня ты мог узнать и не от меня. Лучше от меня. Йост должен понять.
Из этого набора странных слов Билл не выудил лично для себя никакой информации, но наличие Дэвида в истории его болезни ничего хорошего не сулило.
Истерики экс-продюсера о том, что «сгорел график, сгорела группа» тогда не слишком облегчали ситуацию.
- Положение было критическое, на твою реабилитацию нужно было время. Операция прошла нормально, но гарантий не было. Это требовало резких кардинальных решений. Нужно было возвращать деньги за концерты. Все летело к чертям. Тогда ко мне пришел Дэвид. Он сказал, чтоб я спокойно занимался твоим лечение и сказал… сказал… - морщинистые руки доктора, что профессионально всегда лежали на столе, нервно сжались в кулаки. Следующую фразу произносить ему явно не хотелось – Он сказал, что ты больше не будешь петь в группе. Ты должен был думать, что не можешь петь вообще. Иначе…
-
-
07.12.2009 в 00:50- Билл, возьми себя в руки, пожалуйста.
Но это вызвало только обратный эффект.
Смех перешел в истерику, с откидыванием головы, с захлебыванием воздухом, с скатыванием со стула.
А потом Билл довольно близко наклонился к лицу невозмутимого доктора, он все еще улыбался. Как на Дне рождения.
- Ах, как чудно! Правда, док? Какой благородный поступок, как все тонко избавились от того, что мешало. Сколько стоило разрушить мою жизнь? Сколько он вам дал? Сколько она вообще стоит? Просто любопытно, знаете ли.
- Не переводи все на деньги.
- А вы ведь продешевили. Точно говорю. Я бы тогда за правду все отдал, хоть пол жизни. Хоть всю. Такая, как она есть сейчас, она была мне не нужна. Я не знаю что мне делать с ней. Что с ней делать, док? Вы ведь такой мудрый, никогда своего не упустите. В таких случаях принято спрашивать « а как же клятва Гиппократа» ? Да? Но я не буду, ведь банально. Не хочу, чтоб банальности нарушали этот театр абсурда.
- Эта клятва здесь не причем. Я лечил тебя - я вылечил. А это… Йост ведь тоже волновался. Он устроил тебе грандиозный уход. Ты мог стать моделью, крутится в высших кругах, быть…
- Ох, притормозите, я сейчас просто разрыдаюсь от чувства благодарности.
- Твой голос начал хрипеть в последнее время, приходилось все чаще включать фонограммы. Тебе грозило полное истощение. – Тон доктора был спокоен и рассудителен, словно все, что он говорит, и есть истина.
- Хорошо, но с каких это пор убийство коровы, которая больше не дает молока, считается благородным поступком? Не делайте ни из себя, ни из Йоста героев-романтиков начала восемнадцатого века. Я не идиот. Правда. Мне вырезали кисту, не мозг. Так что, пожалуйста… Я предлагаю на этом и закончить. Все предельно ясно.
Билл встал, уже подошел к двери, но вернулся. На доктора он смотрел уже по-другому, с насмешкой, словно это он тут всех одурачил, а не его.
- Вы хоть понимаете, что я могу засудить вас, Йоста и весь этот притон. – Билл изобразил в воздухе указательными пальцами воображаемый круг. - И это будут большие деньги: неустойка контракта, плюс моральная травма, плюс укрывание фактов с вашей стороны. Это очень большие деньги. Это преступление.
- Можешь. Но почему мне что-то сейчас подсказывает, что ты этого не сделаешь? Просто не понимаю почему. Ты ведь ни слова не понял из того, что я пытался объяснить. Я знаю – это еще слишком рано. Может, ты потом поймешь, со временем…
- Рано? А я бы вот сказал, что поздно… А «почему» - это не ваше дело. В моей жизни покапались достаточно, будет с вас уже. Ответьте только на один вопрос, кто об этом знал? Сколько людей посмеялось над моей глупостью?
- Никто не смеялся, Билл… Ладно, ты сейчас не поймешь. Никто особо не знал, это не то, о чем говорят на всех углах. Только я, Дэвид, и пара врачей из тех, что оперировали…
- Это не важно уже. Том не знал, да?
- Да, не знал.
- Хорошо. Одним предателем меньше. А остальное не важно. Что ж, - Билл отвесил шутливый поклон – спасибо за прием, док. Это было… как бы вам сказать? Очень познавательно, что ли.
Билл выходил из госпиталя, а по его губам все еще скользила эта нелепая улыбка больного человека.
Такая, которая бывает тогда, когда горя гораздо больше, чем радости.
Подобное злое веселье заставляло сторониться прохожих.
Ну и пусть сторонятся.
Они ведь тоже потенциальные предатели.
Ведь могут же.
И пусть это не повод записывать весь мир в список врагов, но ждать повода дело, как оказалось, очень неблагодарное.
Победители нападают первыми, но победители одиноки.
Выходит, что нет смысла для геройства.
Выходит, … что ничего не выходит.
Дэвид Йост поднял бокал с шампанским и торжественно отсалютировал им в воздух.
- За тебя Том. – Он кричал громко, чтоб было слышно за звуковыми атаками клубной музыки. – Уже не верилось, что ты сможешь когда-то сыграть это. Но сегодня ты был великолепен. Поистине. Столько вдохновения. Я доволен.
Вспышки фотокамер вызывают отработанные эмоции на лицах.
Журнал « Час-Рок» - Представилась слишком ярко накрашенная брюнетка.
- Вы уже записали последнюю песню. «Наш бунт», так? Какие дальнейшие планы? Когда тур?
Том уже хотел ответить, что это пока не известно, но продюсер забрал микрофон на себя.
- Уже в этот понедельник мы улетаем в Америку. Там будем готовиться. График составлен. Его вы можете найти на всех наших официальных сайтах.
******
- Протупили мы, ребята, теперь и нам оказывается надо брать интервью у Йоста, чтоб узнать, когда и куда мы летим. – Насмешливо прокомментировал ситуацию Себастьян, когда Дэвид с репортершей отошли.
Кадрить он ее пошел что ли.
- Ну, блин - полностью поддержал его уже немного поддатый Георг – С таким отношением пусть сам туда и едет. Представляю, как он будет объяснять толпе истеричек причину нашего отсутствия. Как-то так… Похолодало. У них грипп, насморк и вы все тоже одевайте шапочки и ша…
Его прервало нервное похрюкивание Густава в стакан с Мохито.
- Ага, у них сейчас сопли, сопли, столько соплей… А представляете, если посреди песни Себ достанет платок и начнет высмаркиваться, не отходя от микрофонной стойки.
Густав с Георгом просто полегли от этой шутки.
Себастьян выглядел оскорбленным. Он никогда в жизни не позволил бы себе такого свинского поведения.
А Том…
Ему было просто все равно.
Общее веселье проходило абсолютно мимо.
Как они не понимают, что он не может никуда лететь.
Ему нельзя.
Это снова все разрушит.
Билл только начал новую жизнь, а ему придется снова бросить брата.
Хотя с другой стороны Билл не маленький, и для Тома никогда им не был, не мог быть, они одногодки, и, возможно, уже давно пора прекратить себе лгать в поисках мотиваций поступков.
Возможно, но…
Какая к черту разница пять плюс три или три плюс пять, если в результате все равно не девять.
- Что, Том, ты грустный такой? – Торжественно поинтересовался Георг, доверительно обнимая своего коллегу по цеху. – Сегодня секса не будет? Не?
И как же это хреново оставаться трезвым, когда все вокруг уже набрались.
- Будет, если не отстанешь, но тебе он вряд ли понравится.
- Мне? – Георг пьяно засмеялся куда-то в шею Тома, но все же отступил, мало ли.
- Я пойду уже. Мне надо. Хорошо? Передайте Йосту…
- Вот уж нет! Что значит уйдешь? – отозвался возмущенный до глубины души Густав. – Нам тут всем задницы светить надо еще часа два. Гулянка ж в нашу честь. Такой счастливый для всех нас праздник, зашибись… С нее нельзя уходить. Что потом пресса писать будет?
- Да ладно, ребят, Том, можешь идти – Вступился, как ни странно, Себастьян. – Я с радостью все передам Дэвиду. Уж очень мне хочется увидеть его рожу, когда я скажу, что ты решил уйти.
Фраза была встречена всеобщим хохотом и разговор снова перешел на любимую тему «Перемывание костей продюсеру».
Том быстро вышел из этого жуткого душного заведения. Влажный осенний воздух казался сейчас очень приятным. Он полностью отрезвлял от грубой громкой музыки, от дыма, от шума. Он приносил с собой нотки чего-то действительно настоящего.
И было приятно осознавать, что возможно именно этим воздухом когда-то дышал Билл. Дышит сейчас. Ну, хоть одной его молекулой.
Ведь об этой глупости пока еще можно мечтать, пока…
Пока это не Америка.
Дом был снова темным.
Ни следа от вчерашнего «Нового года».
И, наверно, сейчас глупо чувствовать себя разочарованным, ведь вечных праздников никто не обещал, но Том, бесшумно открывая дверь в эту пустоту, все равно ощущал себя обманутым.
Какая глупость.
Какая нелепость.
Какое де жавю…
Свет включать не хотелось, сейчас он бы вспыхнул слишком ярко.
Чтоб дойти до собственной спальни вполне хватало освещения уличного фонаря, что так некстати стоял прямо перед окном, поначалу мешая засыпать.
Но привыкнуть можно ко всему.
И Том привыкал.
Так, как он привык к ненужному освещению, к бешеной работе, к вечным попойкам, к нелепому обожанию одних, к надуманной ненависти других, к переездам, к скандалам, ко лжи…
А смирится не получалось только с отдаленностью брата.
Слабак.
Хотя, может потом, со временем, учитывая постоянные гастроли, график…
Но думать об этом было противно.
-
-
07.12.2009 в 00:50В этом преимущество собственных домов перед отелями - здесь всегда знаешь, что где стоит,… правда также никогда не знаешь, что где лежит, но это уже другая история, история милых домашних бардаков.
Том любил этот легкий хаос, вечно оставляемый братом, но глупые уборщицы его все время убирают.
Ну и черт с ними.
Билл всегда может создать новый. Это почему-то утешало, … как и все, доказывающее его существование.
За спиной раздался какой-то шелест. И не то, чтоб Том испугался. Нет.
Но сами ноги темп подъема по лестнице почему-то ускорили.
- Что, даже не поздороваешься? – остановил его насмешливый голос брата.
Том обернулся, но ничего не увидел.
- Ты где? – глупый вопрос в пустоту.
- Я бы ответил, что здесь, но… это тебе мало чем поможет. Сейчас.
Раздается звук неторопливых шагов и Билл становится прямо напротив окна, так, чтоб его было хорошо видно.
И Том видит.
Видит его как-то по-детски обнимающие себя за плечи руки, немного растрепавшиеся распущенные волосы – все это лишь силуэт.
Такой тонкий, беззащитный, словно женский.
Хотя нет.
При чем здесь бабы?
Их много, и все они абсолютно обычные.
А это Билл.
Билл…
Том спускается медленно нарочно, чтоб успеть придумать то, о чем сейчас можно было бы поговорить.
Ни одна достойная идея в голову так и не приходит, да это и не важно, потому как, едва он увидел расцарапанную чуть ли не до крови левую руку брата, то моментально забыл вообще обо всем.
Из всех существующих в его лексиконе слов сейчас можно было составить только один дурацкий вопрос «Что это?»
Но ему не отвечают.
А когда Том сам попытался посмотреть, Билл резко увернулся.
От этого стало дико больно.
Мысль о том, что брату противны его прикосновения, просто убивала.
Но это кажется не из-за него.
Это из-за…
Звучит нелепо, но Билл сейчас словно ненавидит собственную руку.
Он снова начинает ее тереть.
И тут Том замечает, что трет он только татуировку.
- Зачем…?
- Глупость это потому что. Она раздражает меня. Понимаешь? Ты это понимаешь?
- Э… я…
- Не понимаешь… Ну что такого, ознаменовавшего свободу случилось в этом гребаном восемьдесят девятом? А? Освобождение народа из рабства? Падение диктатора? Чушь! Это ерунда! Это никак ко мне не относится… Я всего лишь то, что можно купить, выбросить, выгодно перепродать… Торговец рыбы на рынке не пишет же у себя на лбу «сто миллионов долларов» после первой же зарплаты! Ведь их у него, возможно, никогда и не будет. Том, я… мне плохо. Тошно от всего. Ты понимаешь?
А он не понимал ни слова, но сейчас так хотелось солгать.
- Понимаю…
- Мы все испортили. Нашу мечту повернули против нас. Все и всех повернули против. Мы Devilish, Том, … Devilish! Тебе все еще нужен Токио? Нужен?... Нужны вечные разъезды? Тогда объясни зачем? Мы должны были быть в Лойтше, с мамой, с Гордоном. Должны были быть семьей…
Том был сейчас словно маленький ребенок, что пришел домой со школы, а его отец снова напился. Хочется плакать, умолять на коленях, чтоб все прекратилось: «Папа, папочка, ну хватит, пожалуйста… Не надо.»
Поэтому и ответить что-либо другое, кроме как« Я послезавтра уезжаю в Америку», он не смог.
Глупость, ребячество, малодушие. Но подобное поведение брата всегда моментально делало его слабым.
Тем ни менее этот подлый детский трюк действует.
Билл моментально замолкает.
Прекращает царапать руку.
Кусать губы.
Успокаивается.
- Уезжаешь?... Завтра воскресение, ты хотел, чтоб я с тобой пошел к твоему – вызывающе усмехается – психологу. Это еще в силе?
- Я никуда не иду завтра.
Билл хмурится
- Нет, нет, я имел в виду, что в студию не пойду. Целый день буду свободен. Можем пойти погулять.
- Хорошо.
- Ты пойдешь?
- Договаривались же…
- Спасибо.
Билл устало опускается на диван и снизу вверх смотрит на все еще стоящего у окна брата.
- Ты мне тогда ответь на один вопрос только. Хорошо?
- Спрашивай – не думая соглашается Том, понимая, что это может быть о чем угодно, но скрывать ему нечего.
Только не от этого человека.
- Тебе еще не надоела группа? Тебе она нужна?
- ….
- Это важно для тебя? – Настаивал Билл.
- Важно.
- И ты хотел бы продолжать?
- … Да, я люблю играть. Я умею это… и, наверно, только это.
- И не надоело?
- Я не понимаю, как это может надоесть. У каждого человека теоретически есть своя дорога. Так? – Том отошел от окна и сел рядом с братом. – А мой путь это веревка. Она в любой момент может оборваться… Ты же знаешь эту дешевую славу… А по веревке не надоест – под ней пропасть и когда-то я упаду. Можно испугаться, устать, сломаться… Но это точно не надоест.
- Я понял. – Билл грустно улыбнулся и снова посмотрел на вытатуированную на руке надпись. – И не бойся падать. Я все равно уже внизу. Я поймаю.
Том только смеется.
- Спасибо, конечно. Но ты не внизу. Ты рядом. Вот же – он шутливо толкает плечом брата, вызывая у него улыбку.
В тот вечер Билл окончательно решил, что никогда никому не расскажет ни правды про свою болезнь, ни про Дэвида Йоста.
Так всем будет только проще.
Должно же быть...
***
Том всегда знал, что Клара, его психолог, женщина абсолютно прямая, наглая и бестактная. Но чтоб так…
Взять и опозорить по полной программе!
Целый час приставала к Биллу с вопросами об их отношениях, о том какие они сейчас, какими были в детстве… Сволочь. И зачем ей это только было надо?
Тему разговора поменять так и не удалось. Ни разу.
И то, к каким выводам пришел, после всего этого, сам Билл, было совершенно непонятно.
Ведь он в жизни не скажет.
А спрашивать было неудобно.
Единственное условие, которое было поставлено после всего, это то, что следующее место, куда пойти, выбирает он.
И Том был не против.
Он вообще не хотел сегодня к этой Кларе, просто ляпнул тогда первое, что пришло в голову. И вот пришлось за это расплачиваться.
Ну и пусть. Пусть. Сейчас все гораздо лучше.
Сейчас никто не лезет в душу.
Все просто проходят мимо.
Так, как им и следовало бы.
Билл притащил их на один из мостов Шпреи. И сейчас они, оперевшись о железные поручни, просто смотрели вниз на течение реки.
Говорить не хотелось.
Глупая Клара изначально задала с утра не тот настрой.
Плечи уютно соприкасались и оба делали вид, что этого не замечают.
А еще так было теплее. Во всех отношениях.
- Смотри – внезапно шепнул Билл. И прежде чем Том понял куда именно смотреть и зачем, тот громко закричал проезжавшему внизу прогулочному катеру совершенно детское «Привет! Пароход!»
Том испуганно отшатнулся.
- Ты что делаешь?! – в вопросе сквозило искреннее возмущение, но брат его сейчас не слышал, он оживленно махал кому-то руками.
А потом повернулся и весело смеясь закинул назад голову.
Ветер теперь дул ему в спину, отчего черные прядки волос, что сейчас были сзади скручены в некое подобие не вытянутой до конца «мальвины», бойко хлестали его по лицу. Глаза закрыты. На губах довольная улыбка.
И если бы сейчас кто-то попросил Тома персонифицировать абсолютное счастье, то им бы был Билл, таким, каким он есть сейчас… Открытый, веселый, без этого дурацкого груза жизненного опыта за плечами.
Таким, каким Том, видимо, запомнит его на всю жизнь.
Интересно, а что подумают все эти люди на мосту, если он сейчас возьмет и просто поцелует его….
А что подумает сам Билл? Оттолкнет? Ударит? Обидится? Станет презирать?
Лучше б тогда уже ударил…
- Ну и что ты творишь, а? – решил вернуться к своему возмущению Том.
- Развлекаюсь.
- Выставляешь себя придурком!
- Глупости. – Билл наконец открывает глаза. – Это весело. Хочешь попробовать?
- Определенно нет.
- Это очень-очень весело. Правда. Попробуй?
- Те люди наверняка посчитали тебя полным идиотом.
- Не-а, Зачем? Было весело. А одна бабушка мне даже рукой в ответ помахала.
- Тебя никогда не волновало, что о тебе подумают другие, так?
- Не волновало. – Покорно соглашается Билл. Он все еще продолжает улыбаться, и следующий приближающийся прогулочный катер делает его улыбку только шире.
- Пошли!
Билл, встречая его, выбегает на центр моста и снова кричит свое «Привет!!»
На сей раз Том не отходит.
Пусть весь мир знает, что он вместе с этим буйнопомешанным, пусть завидуют.
И в этом действительно есть что-то смешное, что-то безумное…
И что-то совершенно хорошее.
Вот только Тому не понравилось, как собственнически обнял свою девушку парень на катере, после того, как она помахала в ответ его брату.
И что он только себе надумал? Нашел, что охранять. Таких, как она, тысячи, миллионы, миллиарды. Они ходят группами, толпами, хихикают, шушукаются о чем-то по всем углам…
Это ему, Тому, сейчас надо связать свое сошедшее с ума и цепляющееся ко всем проклятие, прижать к себе, чтоб ни у кого даже в мыслях не было претендовать на то, что по праву принадлежит ему еще с рождения.
А он не может…
Не имеет на это права.
Для полного счастья как всегда не хватает только какого-то дурацкого права.
Сейчас Том очень жалел, что сегодня не получилось одеться иначе. По его мнению, он выглядел как пингвин на балу. Особенно ели подумать о том, что надо соответствовать Биллу… Дреды собраны под шапку, сверху капюшон от спортивного костюма, очки на пол лица… А все только для того, чтоб не узнали. Ведь если узнают, то все испортят. А у него остался только один день.
Пусть уж лучше его сейчас посчитают последним уродом, главное, чтоб не Томом Каулитцем.
Хотя из-за всех своих странных мыслей, что стали назойливо появляться в последнее время, особой разницы между этими двумя понятиями он не видел.
-Эй, Том! - Билл проводил уже свои лодки и сейчас сиял так, словно получил все музыкальные награды разом. – Побежали выберем какой-то диск с фильмом и домой.
Том подумал, что «побежали» это какая-то гиперболизация или еще что-то такое, но Билл именно побежал.
Осталось только догонять.
С другой стороны, ведь если никому до сих пор не удалось обогнать заходящее за горизонт солнце, то это совершенно не значит, что невозможно задержать день.
-
-
07.12.2009 в 00:51Продавцы резко встрепенулись, чтоб напустить на себя серьезный и доброжелательный вид, но потом заметно расслабились и вернулись к разговорам.
Видимо решили, что эта шпана все равно ничего покупать не будет.
- Ты вообще знаешь, что ищешь? – довольно равнодушно поинтересовался уже уставший от беготни Том.
- Да. Тарантино.
Этот ответ его явно позабавил.
- Кил-Бил какой-то что ли?
- Ничего смешного, кстати, хороший фильм.
- Да я ничего и не говорю… Более того, считаю, что «Оскар» ему полагается уже только за название.
- За названия «Оскар» не дают – отчего-то совершенно серьезно исправил его Билл. – Вот, «От заката до рассвета». Давно хотел взять. Есть возражения?
- Вообще-то есть.
- Оставь их при себе.
Тон командный, только улыбка совершенно очаровательная.
- Или вот – Билл подошел к стеллажу с порно. – Тут есть твои любимые?
Спросил и сразу ушел на кассу. Издевается, сволочь.
Том тоже уже хотел отойти, но обложка фильма с отвратительным названием «Плохие девочки для капитана», к огромному огорчению, зацепила. Самое гадкое было в том, что интересовали его совершенно не вышеупомянутые девочки, а непосредственно сам капитан. Он стоял спиной, штаны немного спущены, но не слишком, как раз так, чтоб это вызывало желание смотреть и ждать, словно они действительно опустятся сейчас еще немного…
- Том? Что-то интересное? – Насмешливо поинтересовался Билл
Вздрогнул, словно его застали сейчас за чем-то неприличным.
Хотя, наверно, таки застали…
- Ну? Берешь что-то отсюда? - Билл выглядел так нелепо со своим маленьким подарочным пакетиком, в которые обычно кидают на кассе купленные диски.
Все равно, что клоун с большими ботинками,… или жираф с маленьким шарфом.
- Отсюда – нет. Мне уже в самый раз «Горбатую гору» начинать искать.
- Что?
Не расслышал. Или только сделал вид. Черт его знает.
Это никогда непонятно.
- Смотрел я уже тут все – Том ляпнул первое, что пришло в голову, лишь бы уже уйти от этой темы.
- А-а, ну раз знаешь чем закончится, то смотреть подобное смысла нет никакого. – С наигранным пониманием отозвался брат и скрылся за стеллажами.
На выход пошел уже, наверное.
В этот вечер Том впервые в жизни понял, что он совершенно не такой бесстрашный, как ему представлялось.
Он еще только выходил из магазина, когда увидел, как Билл уже перебегал дорогу. Его чуть не сбила машина…
В общем, ничего такого, просто проехала себе рядом, громко сигналя.
Но сердце в тот момент у него остановилось.
Ожило оно только, когда Билл оказался уже на другой стороне и нагло махал ему рукой, чтоб тоже переходил.
Том так и сделал. Потом стал и просто зло смотрел на брата.
Хотелось схватить его и трясти.
Трясти так, чтоб хоть что-то в этой пустой голове стало на места.
Но хватать было страшно.
Даже просто прикоснуться было страшно.
В мозгах вообще происходило черти что.
С другой стороны, ну что такого, если он просто дотронется до него, до любого другого человека же может.
А тут нет, словно стена выросла.
Вдохнуть.
Выдохнуть.
Только сейчас приходит осознание того, что воздух необыкновенно холодный. Скоро совсем пройдет их осень и наступит зима.
- Билл…ты… Тебе жить надоело?
- Ты чего?
- Сам ты чего?! Ты машину видел?!
- Да брось… ну что такого?
- Тебя по дороге могло размазать!
Том сам пугается своих слов. Дико, до безумия.
До такой незнакомой ранее слабости.
Картинки так и мелькают перед глазами.
Хочется вопить какую-то безобразную ерунду из оперы « Как же я без тебя жить-то буду». Но братьям такое не говорят… Хотя нет, говорят.
Но, черт возьми, не с таким же подтекстом.
Страшно вообще сделать хоть малейшее движение по направлению к нему, потому, что кажется, что этот подтекст будет сквозить во всем.
Может и правда таких моральных уродов нужно держать подальше от собственных близких,…. например, все-таки увозить их в Америку?
- Не бойся ты, – в голосе Билла сквозят шутливые нотки – помни – вокруг матрица.
Ничего этого нет.
И почему-то на Тома этот бред действует немного успокаивающе.
- Вот ты насмотришься всякой херни, а потом ведешь себя то как восторженная героиня посового романа, то как терминатор.
Билл в ответ только улыбается – пошли, поздно уже.
А ведь действительно поздно. Не время, нет… было только пол восьмого, хотя, пока они дойдут до машины, брошенной у офиса Клары, пройдет еще где-то минут сорок.
Поздно было в плане «темно».
Ночь неизбежно начала заползать в город.
Стелиться по узким улочкам, ложиться на широкие автострады, пробираться в дома. В души, очаровывая своей холодной красотой, своим лживым величием.
Ведь обогнать солнце им так и не удалось.
«Ежик сказал Медвежонку:
- Как все-таки хорошо, что мы друг у друга есть! -
Медвежонок кивнул.
- Ты только представь себе: меня нет, ты сидишь
один и поговорить не с кем.
- А ты где?
- А меня нет.
- Так не бывает, - сказал Медвежонок.
- Я тоже так думаю, - сказал Ежик. - Но вдруг вот - меня
совсем нет. Ты один. Ну что ты будешь делать?
- Пойду к тебе.
- Вот глупый! Меня же нет?
- Тогда ты сидишь на реке и смотришь на месяц.
- И на реке нет.
- Тогда ты пошел куда-нибудь и еще не вернулся.
Я побегу, обшарю весь лес и тебя найду!
- Нет, - сказал Ежик. - Меня ни капельки нет. Понимаешь?
- Что ты ко мне пристал? - рассердился Медвежонок. - Если
тебя нет, то и меня нет. Понял?» (с)
****** * ********
- О-у, а я и не знал, что он раскладывается.
Билл оторвался от своих мучений с заевшим диваном и вызывающе посмотрел на брата – Дома чаще бывать надо. И вообще это первый раз, после покупки, этот эксперимент проводится.
- Ясно. Помочь?
- Да. Мне уже надоело. Мудохайся тут сам. Я лучше пледы принесу.
И пока Билл возится на втором этаже в их поисках, у Тома все отчего-то быстро получается. Слишком быстро.
С первой попытки.
Подготовка к празднику всегда волнительнее и подчас интереснее самого праздника.
Было так весело мучить пачки поп-корна в микроволновке, решать где будет просматриваться диск, снова и снова спорить насчет выбора фильма, заваривать чай, таскать бутылки пива и колы из холодильника…
Все это было так по-семейному, словно отрывок из давно забытого прошлого.
Словно им только по девять и они решили закатить гулянку в честь того, что родители все равно поздно вернутся и ничего не смогут проконтролировать.
В качестве кинозала выбрали гостиную.
Тем более, как оказалось, диван там может служить еще той кроватью – удобно.
Но когда все уже устроилось, то начали проявляться всякие небольшие нюансы, счищающие налет сказки и напоминающие о том, что жизнь все-таки штука своенравная.
- Возьми еще бокалы для колы!
Это была, конечно, наглость. Ну не в ресторане же.
Том только пошел свет на кухни выключить, а Билл его уже пятый раз туда-сюда гоняет, мол, «тебе все равно по пути».
- Там есть!
- Нет, тут только чашки!
- Может тебе еще нож с вилкой для поп-корна принести?
- Что?!
- Проехали уже, сейчас! Подожди, а что это за звук? Ты что уже смотришь?!
- Это просто обычные каналы, я жду!
Стараясь ничего не уронить, Том, не глядя, нащупал на стенке выключатель.
Свет хоть включай, хоть не включай – из-за проклятого фонаря все равно светло.
Зато можно без приключений выйти из кухни, миновать холл, аккуратно стороной обойти ведущую наверх лестницу и зайти в гостиную.
С этого момента и начинаются нюансы, после которых понимаешь, что все не так, все неправильно.
Ну не должен нормальный парень, глядя на собственного брата, что развалился на диване, чувствовать себя словно девственница перед первой брачной ночью. Глупо настолько осторожно ложиться рядом, чтоб не задеть, не прикоснуться. Словно это не брат, а бомба замедленного действия.
Он должен был прийти и махом отвоевать себе территорию.
Тем более что не Билл диван раскладывал.
Это все его врожденные наглость и себялюбие…
Точнее и он тоже раскладывал….
Но ведь у него ничего не вышло.
Так? Хотя, что это меняет?
Просто мысли о справедливости немного отвлекали Тома от тех, что нравились ему гораздо меньше.
Точнее они ему нравились, очень…
Особенно если замечтаешься и не сразу останавливаешь картинки.
- Да ляг ты нормально! – Билл казался раздраженным, если конечно не подбирать слово «разочарованным». Он встал с кровати и снова командно потребовал. – Ложись так, как тебе удобно. Я потом устроюсь. А то честное слово… чувствую себя кабаном, занимающим пол дома.
Том немного перекатился на центр и вопросительно посмотрел на поднявшего бунт брата - Могу тут изобразить позу морской звезды, чтоб лежа клубком в моих ногах, ты чувствовал себя невероятно утонченным.
- Как бы не так! – А Билл, зараза, улыбался, любил, когда все выходило
по-его. Он вообще сейчас, казалось, сиял… Или это только из-за подсветки фонаря… Но красиво.
А потом пролез пол кровати на четвереньках и, извернувшись, лег поперек, уложив голову на живот брата и вызвав этим странным жестом попытку дернуться.
- Да лежи ты уже спокойно. Тяжело, что ли?
А оно-то было и не тяжело, если в физическом смысле…
А так очень даже.
Всего просто было слишком…
Слишком много?
Слишком мало?
Сразу и не скажешь.
Просто это было очень неправильно так реагировать на перекаты прохладного шелка волос по голой груди. Они оба сейчас были только в пижамных штанах, несмотря на осень, в доме сейчас было тепло… или жарко.
-
-
07.12.2009 в 00:51Для Тома это была просто пытка, хотелось выгнуться так, чтоб добиться большего соприкосновения, но это было все, что он получал. Мог получить.
На фильме сосредоточиться не удавалось совершенно, и не слишком-то весело было ловить себя на мысли о том, что губы у Билла сейчас должны быть солеными от поп-корна и что если он еще раз подтянет ноги, то штаны сзади сползут так же низко, как и у того капитана с пошлой обложки.
И, черт возьми, да, он хотел, чтоб так и случилось, но Билл замер.
А потом, кажется, уснул.
И тут только Том заметил, что фильм уже закончился и на экране телевизора просто висела стартовая картинка «Выбрать язык», «Просмотр», «Удаленные сцены».
До пульта дотянуться так, чтоб не потревожить брата, было невозможно.
Что ж, значит, телевизор проработает всю ночь.
Сколько ее там осталось?
Ведь скоро уезжать от….
Просто уезжать.
А пока нужно брать от этого момента все, можно рассматривать изогнутую спину брата, чуть ниже, чуть выше. Взгляд сейчас может блуждать где угодно, ведь здесь нет свидетелей его сумасшествию. Никого…
Только шум от проезжающей машины скорой помощи и зловещий сине-красный цвет ее мигалок, что так и заплясал по стенам в диком танце.
Но ему здесь не место, не место!
Пусть тут светит только желтый фонарь, пусть лучше он. Такой спокойный, мирный, привычный. Он не сулит ничего и ничего не значит, просто зажигается каждый вечер. Кому от этого хуже?
Машина остановилась где-то неподалеку. Может, соседу плохо, может, уже поздно… И от этих мыслей хочется поднять с живота спящего Билла, притянуть к себе и сжать крепко-крепко ведь он есть и он существует, он живой и он дышит…
А это его дыхание так некстати скользит по животу… горячо… холодно… снова горячо…
Бесконечность.
Том чувствовал, что так всю ночь не выдержит, он уже давно начал возбуждаться, хоть и пытался все время отвлекаться мыслями на посторонние темы.
Пытался найти причину вчерашнего поведения брата, думал о том, что может быть не так с его татуировкой, пробовал отгадать какому именно соседу потребовалась скорая, вспоминал точный график гастролей группы…
Но спасение пришло оттуда, откуда его и не ждали.
Возбуждение спало само, из-за того, что тело залежалось, затерпло и стало ныть. Жутко хотелось сменить позу, дернуть ногой, рукой, хоть чем-нибудь.
И пусть это было лишь одно из зол, но для Тома это был куда более приемлемый вариант, чем кончить только лишь от дыхания собственного брата.
Зубы сцепляются так, что становится больно, руки сжимаются в кулаки, хочется дернуться, спрыгнуть с дивана, закричать.
Глаза Тома резко распахиваются, словно в попытке ухватиться за что-то, дыхание немного сбивается и выдать то, что не спишь, становится жутко страшно.
Потому как случилось то, что, может быть, совсем и не случилось…
Может, это только воображение. Когда люди отчаянно стремятся выдать желаемое за действительное.
Но поцелуй в живот был… Иначе с чего вдруг Том стал бы его придумывать, ему вообще в тот момент было не до этого... С другой стороны, Билл же спит…или не спит? Или сам Том уже заснул, а это лишь какой-то странный и далекий от реальности сон…в любом случае он обдумывал это целую ночь, напрочь позабыв и о возбуждении и о том, что хотелось сменить позу.
Наутро оба были с темными кругами под глазами, но, словно сговорившись, уверяли друг друга, что выспались очень хорошо.
А потом было ритуальное курение на кухни вместо завтрака.
Сборы, и во всей этой метушне Том так и не заметил, как снова зашел сказать то, что уже уходит.
Тупая фраза всегда произносится на автопилоте…
Но в этот раз он был готов, он собирался закатить большой грандиозный скандал лишь бы перекрыть это дурацкое « Иди куда хочешь»
Но в этот раз Билл ограничился просто «Иди», а потом еще добавил «только писать на электронку не забывай, звездный мальчик».
И Том поклялся себе, что не забудет.
Просто не смог бы, даже если б захотел.
Ал стянул с себя ногой один кроссовок и устало уставился на второй. Чтоб снять его без помощи обутой ноги придется наклоняться. А это тяжело, значит, может и подождать.
- Я вот что подумал, Билл. Хорошо, что физ-ру последней парой поставили. Я б сейчас на лекциях ни то, что думать, даже ручку в руках не смог бы удержать, не говоря уже о том, что ей надо было бы еще и ворочать. Нам лучше в секцию записаться. Мама меня предупреждала, что тут нагрузки… Но мне тогда было в лом думать куда я хочу. А сейчас, если еще не поздно, то пора куда-то начинать хотеть. Что скажешь? … Билл?
- Что?
- В секцию, говорю, нам записаться надо… Что с тобой?
- Ничего.
- Ладно, не хочешь - не говори – Ал, кажется, даже немного обиделся – А что насчет секции?
- Какой?
- Ты вообще меня слушал?... Ладно, не отвечай. Я говорил о том, что нам стоит записаться в какой-то другой кружок по убийству личного времени и завязывать с этим террором. Если б я хотел отжиматься от пыльного пола на кулаках с чьей-то ногой на спине, то пошел бы в армию…
- Значит, запишемся – безынициативный ответ Билла потонул в гуле выходящей из душа толпы парней.
- А что это вы все еще здесь сидите?
- А нам, Лео, спешить не куда – отмахнулся Ал - Мы вот вообще, может, последний раз на физ-ре.
- Так и знал, что ты когда-то сломаешься.
- Нет, ну всему же есть придел! Меня физ-рук больше всех вас ненавидит.
- Ну-ну, это тебе просто приятно так думать. А в каком конкретно из этих детских кружков самодеятельности вы мечтаете оказаться.
- А какие есть? – впервые подал признаки жизни Билл.
- Разные – Оживился Ал – Особенно мне нравятся шахматы.
- Это очень по-мужски – хмыкнул Лео, он уже застегивал пряжку на ремне джинсов. О такой скорости переодевания Биллу можно было только мечтать. Ну и фиг с этим, бывшая рок-звезда и подающий надежды баскетболист – вещи разные. – А ты, Билл, куда? Главное не тянись за этим на шахматы. Ты там помрешь со скуки.
- Так я ж даже не знаю какие есть варианты… А как вообще шахматы связаны с физическим развитием?
- А никак… Министерству Образования главное что? Правильно! Отнять у нас как можно больше времени, чтоб мы не вышли, ни дай Господь, на улицы и не научились там чему-то гадкому, аморальному… Ну, ход моих мыслей ты понял так? А касательно секций, то могу посоветовать гитару, штука все равно полезная… ее как раз Эдуард ведет, ну тот аспирант, что с нами на потоке…
- Он еще и это ведет – возмущению Ала, казалось, не было придела – Вот ведь выскочка!
- Завидуешь – Вместо « до свидания» бросил Лео и вышел. Вскоре за ним потянулись все остальные, так что сидеть одним было уже просто неприлично, и в душ таки пришлось идти.
А оно и хорошо, что народу было немного.
Вода почему-то моментально смывает с человека все маски.
И совершенно необязательно было, чтоб восемнадцать посторонних парней смотрели на то, как Билл, уперевшись о кафельную стену полукабинки, провожает взглядом утекающую в слив воду. Как, черт возьми, символично… и все-то в этой жизни утекает. Но за водой хоть не так грустно наблюдать. Пусть бежит, каждая ее капля только лишь раз проскользнула по телу, и это в лучшем случае, к ней и привыкнуть то толком не успеваешь.
Так странно смотреть сейчас на собственное тело. Зачем было добровольно оставлять на себе все эти шрамы. Словно издевательство: звезда на животе, эмблема группы на шее и совершенно несуразное «Свобода 89» . От чего свобода? Это, например, когда просишь кого-то о чем-то, а тебе говорят «свободен», такая свобода?
Или это значит свободен от всего, что у тебя было… От Тома.
Но нет, от Тома Билл точно не свободен, им он проклят навсегда…
Может разве что Том от него….
И с каким-то печальным торжеством Билл вспоминает, что, вернувшись сегодня домой, можно будет отключить все камеры.
Наблюдать им больше не за кем - звезда на гастролях.
От этой мысли по лицу расползается широкая улыбка, улыбка сумасшедшего.
Билл подставляет лицо под горячие струи а они всё пробегают и скатываются, пробегают и скатываются… В никуда.
Том уже дошел до своей комнаты в арендуемом для репетиций и проживания группы небольшом коттедже, когда только вспомнил, что забыл внизу гитару.
В принципе, ничего удивительного. Так, например, когда все время носишь цепочку, а потом ее снимаешь, то чувство, что она все еще на тебе остается надолго.
И если раньше Том уставал от этого пожизненного инструмента, оттого, что новые песни вызывали определенные сложности, то теперь этого не было.
Просто Йост загонял насмерть. И причина была совсем не в игре, причина была в Себастьяне, из-за его ляпов приходилось начинать все заново.
Это было очень странное пение, чем именно странное Том не задумывался. Он знал одно – еще немного и совершится убийство, после которого менеджменту ТХ снова придется искать вокалиста и совершится оно его руками.
Вся эта черная полоса уже слишком надоела, хотелось, чтоб скорее прошел тур, который еще даже не начался, хотелось домой. К ссорам, к разговорам, к странным ночным лежаниям вместе, к яркому желтому фонарю и запаху поп-корна…
Главное, чтоб было к чему возвращаться. И пусть его не обязательно ждут, достаточно того, чтоб просто было разрешение быть рядом.
Том отметил взглядом местоположение гитары и вышел на террасу.
Отсюда виден океан. Вроде большая таки плоскость, но почему-то кажется, что то, что за океаном все же в относительной близости. Можно стоять и как последняя Ассоль ждать чуда.
-
-
07.12.2009 в 00:51Но Том сможет. Ему спешить некуда. Вполне можно устроиться на неудобном раскладном пластмассовом стуле и подождать.
Монотонный шум волн с примесью ветра и криков птиц уже убаюкивал, когда к нему примешался звук музыки и растворившегося в ней красивого голоса.
Том прислушался и понял, что это доносится из коттеджа.
Занятия Себастьяна с учителями пения…
Вот только то, что этот человек в последнее время выдавал на репетициях с Йостом, и то, что Том слышал сейчас, совершенно не складывалось в одно целое.
Последний раз бросив взгляд на океан, чтоб ничего не пропустить за время своего вынужденного отсутствия на посту, Том зашел в их временное деревянное пристанище.
Здесь было гораздо лучше слышно мелодичный, чистый и правильный голос - все как раньше, все так, как в духе идеального Себастьяна.
Тогда какого черта он творит на репетициях группы?
Том решил, что обязательно получит ответ на тот вопрос, а пока можно вернуться на террасу, с нее будет хорошо видно, когда уйдет репетитор этого гадкого заменителя его брата и можно продолжать наблюдать за океаном. Все-таки мало ли, а вдруг. Ведь говорят, что если действительно чего-то ждать…
А Том действительно ждал.
*********
- Себ, подожди, нам поговорить надо.
- Нам? – Себастьян неверяще покачал головой, отчего его золотая грива так и заходила волнами… для полной картины не хватало только, чтоб солнечные зайчики по стенам заплясали.
Господи, что ж он за человек то такой невозможный.
- Да, нам. Я слышал…
- А чего ты не в городе со всеми?
- Какая, на фиг, тебе разница?
- Прости, просто забыл, что когда дело касается тебя и твоего понятия об общении, то фраза «поговорить» подразумевает под собой «сделать допрос». Окей, делай.
- Мне и не нужно было твое разрешение – мгновенно взбесился Том – Я просто хочу понять, что за спектакль ты тут разводишь… Я слышал сегодняшнюю твою нормальную репетицию…
- Хватит, я понял – Себ прошел по темному узкому коридору и остановился перед своей дверью – Заходи, если хочешь. Орать ответ в твоем же тоне на весь дом я не буду.
Метнув для профилактики в столь гостеприимного хозяина комнаты недоброжелательный взгляд, Том быстро зашел внутрь. – Ну?
- Что «Ну?» - Себ ловко перехвалил заколкой волосы и сел на свою, до сих пор расстеленную, кровать – Осточертело все. Вот тебе и ответ. А чего ты ждал? Закрученной шпионской истории? Это шоу-бизнес здесь все пусть гадко и мерзко, но всегда просто. До тошноты. И не мне тебе об этом рассказывать. Еще какие-нибудь «Ну!?» есть?
У Тома они были, и много, только вот как сформулировать из них вопрос посодержательнее он пока понятия не имел. Себастьян впервые при нем собрал волосы назад и вообще он сейчас казался каким-то слишком чужим и совершенно непонятным.
- А ты ведь меня и не знаешь-то совсем. – Словно прочитав его мысли, заключил Себастьян. – Мы уже год вынужденно вместе, ездим в одном и том же автобусе, даже зачастую ходим на один и тот же горшок… А ты изначально отгородился, словно хозяин тут. Вот только кого ты пытаешься обмануть? Я совершенно этого не понимаю. До сих пор воспринимаешь группу как что-то свое? Но она уже давно просто коммерческий проект. Достаточно иметь глаза, чтоб это увидеть… У меня есть высшее образование. Ты знал? Я уверен, что нет. Папочка вообще мне всю жизнь расписал еще до рождения, а тут бац - и такое резкое отклонение от курса. Вначале весело, а теперь нет, совсем нет. Устал я уже деградировать. По его плану моей раскрутки, я был бы уже успешным адвокатом. Не веришь?... Поверь, связи у моего отца есть. Были. И всегда будут. Такой уж он человек. И поспорить с ним тогда мне казалось чем-то вроде подвига. А то, что вышло просто ребячество какое-то, я понял еще с самого начала. Еще только тогда, когда пришел на этот идиотский пиар-кастинг… Именно пиар. Йост прекрасно знал, что делает. Все это тогда воспринималось как «приди и займи место Билла Каулитца». Желающих было более чем достаточно. Какой-то дурацкий конкурс двойников. Каждый второй с начесом и каждый первый выкрашен в черный и с ярким макияжем. А выбрали меня. Черт его знает, почему… Я вообще тогда себя белой вороной среди них чувствовал. Может, и выбрали потому, что выделялся… Тогда это мне польстило. Прийти домой и заявить, что отныне я солист Токио Отель это не с собственного гаража и клубных подвалов начинать… Это как на скачущего галопом коня запрыгнуть. А кем я в результате стал? Личной дрессированной болонкой Давида Йоста. Вот стукнуло ему и всей этой великой банде менеджеров, что нам надо в Америку, а нас остается только запихнуть в переносной домик на четырех колесах и отвести туда, куда едет великий и неоспоримый хозяин. А дальше что? А дальше остается только за сахарок развлекать толпу, прыгая на задних лапках тогда, когда мне это скажут делать. Вот от этого, Том, я и устал. Теперь все понятно или есть еще «Ну?»
Но Тому было сейчас не до вопросов. Снова были потревожены воспоминания о Билле, да еще и таким варварским образом. Больно. Отчего-то хотелось врезать Себастьяну, но за правду не бьют. Она и без того стала слишком редким явлением. А еще хотелось врезать себе. Вот так разбежаться и со всей дури головой в стенку… Чтоб не думать, не думать так о брате. Не думать как о мертвом и как о том, с кем так откровенно необходимо провести всю жизнь, не думать о его теле, не вспоминать его слова, улыбки… Или не делать всего этого хотя бы в комнате Себастьяна, хотя бы сейчас.
- Ты хочешь развалить группу?
- Боже, царя храни! – Откровенно рассмеялся Себ – Я просто хочу, чтоб меня из нее по-тихому выперли. И поверь мне, пока за штурвалом этого Титаника такая юркая крыса как Йост, вы ловко обойдете все айсберги. А у меня своя траектория… Я просто хотел попробовать какого это когда собственный отец за тебя ничего не решает. Когда ты сам себе на уме. Здесь мне этого понять не удалось… Как думаешь, может так и не бывает, ну чтоб человек мог все сам? Может так только в фильмах?
- Я думаю, что бывает…Просто не всем везет стать достаточно сильными и умными для этого. Я закурю, можно?
- Да, и желательно где-то на улице.
- Тогда я пойду, – Том неуклюже мнет концы и без того уже замученной футболки. Перед выходом он успевает заметить, что сверху на разложенной сумке Себастьяна валяются две книги: Коэльо и Дэна Брауна. Мысль странная, но Тому все равно кажется, что у Себа есть со всеми ними что-то общее. Возможно, он, как и они, тоже вспыхнет и резко погаснет, так и не успев ничего зажечь, не открыв ничего нового.
Хотя мог бы…
Могли бы…
Хотя кто его знает, как оно будет.
Да и не имел права Том судить об этом, ведь единственным по-настоящему ярким образцом личности для него всегда был только собственный брат.
Он вообще был для него слишком многим.
Был и тем, чем не должен был бы быть по всем определениям.
Птицы все так же пронзительно кричали, ветер так же немилосердно дул, а океан продолжал забирать всю веру в чудо своей пустотой.
Может если действительно ждать? Может тогда?
Но нет… Стратегия неверна, где-то все время происходит сбой, иначе все, наконец, прекратило бы разваливаться.
А так…
Самообман еще никого не делал счастливым, он даже толком не помогал забыться.
Но если хотите потянуть время, то метод идеальный, используя его вполне можно смотреть, как сменяются поколения, как вырастают новые дома, как движется жизнь.
Только смотреть на это придется уже из окон своей тесной заколоченной квартиры.
А что? В принципе, уютно…
Ты знаешь, я тоже устал и тоже сбился с пути.
Я тоже все потерял, не успев ничего найти.
И в крошечном сердце моем давно поселился страх,
Если бы он был огнем, то я бы рассыпался в прах.(c)
Дельфин «Июнь»
Том спрыгнул с навесной ступеньки коттеджа, и ноги моментально увязли в песке. Если сконцентрировать на этом внимание, то можно было даже почувствовать, как он всей своей холодной сыпучей массой пытается пробраться под джинсы, проскальзывает в кроссовки, заползает в носки.
Мерзко, но все это сейчас воспринималось только как вызов.
С чрезмерной силой выдергивая из затягивающего вещества ноги, Том брел к воде. И все, что сейчас было против этого решения, на самом деле работало только на руку.
Слишком много всего уже накопилось, просто столько люди не могут в себе удержать.
Хотелось бороться. Только с чем?
Правильный вектор задать сейчас было невозможно.
Мозг временно недоступен -
… в ответ после первого же оборвавшегося гудка.
Из-за сносившего с ног ветра футболка спереди словно слились с кожей, а сзади образовался небольшой шлейф.
- Я, блять, король здесь!! – заорал Том что было силы, и рухнул на песок.
Тот был влажным и холодным, словно давно задохнувшийся в ванной коврик.
А большие белые птицы все кричали и кружили над головой…
И не было им никакого дела до новой власти.
…
- Ваше Величество, я настоятельно советую вам вернуться в дом, пока вы всю охрану не переполошили. Кому нужны эти лишние проблемы и разбирательства?
Том повернул голову и злобно уставился на Себастьяна, даже не зная как благодарить щедрую судьбу за то, что она, наконец, предоставила того, с кем можно за все поквитаться.
- Пошли-пошли, – Себ пониже оттянул рукава своей кофты, пытаясь согреться. – Если ты сейчас смертельно заболеешь, то дело о твоем уходе из этого супермодного проекта будет рассматриваться раньше, чем мое. Это нечестно.
- Да что ты знаешь о честности? – Том, пошатнувшись, встал с песка, а потом, словно не придумав, что еще можно сказать, размахнулся и врезал Себастьяну в челюсть.
Получилось не слишком метко, но зато от души.
- Малый, блин, куда по лицу?! Ты что совсем с катушек уже слетел?! – Себ прижал к щеке укутанную в вязанку ладонь, и пока он раздумывал, отвечать ли силой на столь вопиющую агрессию, то едва не пропустил второй удар.
-
-
07.12.2009 в 00:52Наконец, можно было отпустить все, просто махать руками, не думая, не всегда по цели, но всегда сильно.
Можно получать удары, можно чувствовать боль и знать, что она настоящая, а не какая-то там надуманная глубинами подсознания.
И только крики птиц, тяжелое срывающееся дыхание и ветер… и волны. И все.
Это было здесь и сейчас, и это точно было.
Не сравнить с какими-то мифическими ночными поцелуями.
Это чувствуется. Это больно.
И от этого, как ни странно, по-своему становится легче.
- Да угомонись ты уже – Себастьяну уже в который раз удалось отшвырнуть от себя Тома. - Думаешь, я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь? Так я понимаю! Ты ведешь себя как трехлетний, действуешь по принципу « я закрою глаза и меня никто не увидит». Это тупо, Том, Тупо!! – Он успел увернуться от очередного удара, и сам заехал ногой в живот нападавшего, не устояв, они оба грохнулись на песок – Я не разваливал ваши отношения, на моем месте мог бы быть кто угодно из той толпы!
Том уже собрался с силами, чтоб заново напасть на свою жертву, но последние слова сработали не хуже пощечины. – А каких это отношениях ты говоришь? – Вопрос был процежен едко, сквозь зубы, но ответа Том боялся. Очень.
- Ты меня об этом спрашиваешь? – Себастьян огляделся в поисках заколки, что парой минут назад похоронилась где-то в песке, выглядел он сейчас довольно забавно, словно воробей после купания в пыли – Мне кажется, что тебе лучше знать, о чем я говорю. Я делаю свои выводы только на том малом, что видел. Я не живу твоей жизнью. Они у нас только немного соприкасаются, но никогда не пересекутся, никогда. Мы слишком разные. И у меня, в отличие от тебя, уже давно прошел переходный период с помпезными истериками на пустом месте.
- Да что ты знаешь?!
- Вот именно, что ничего! Какого черта ты меня вообще тогда спрашиваешь о чем-то?
- Ты сказал про отношения? Про какие?!
- Про твои!
- Нет у меня никаких отношений ни с кем! Я сам по себе, всегда был и всегда буду!
- Вот и будь сам по себе, не надо тогда закатывать мне эти мелодрамы в его честь!
- Ты о чем?
- Тупой? О твоем брате!
- А что мой брат? – вопрос прозвучал действительно по-детски.
Сколько там Себастьян ему дал? Три года? Значит три. На большее в данную секунду Том и правда не тянул. Жизнь вообще как-то давно начала проходить мимо: гитара, гастроли, записи, клубы, девчонки, алкоголь, снова гитара – на ней круг замыкался.
Вот и хорошо.
Все правильно, все логично, все как у рок-звезд.
А теперь в этой стратегически важной цепочке не хватало какого-то элемента, и все летело к чертям.
- Это не я тебе должен рассказывать о нем, а ты мне. Ведь именно ты меня с самого начала пытался под него подстроить. «А Билл пел это не так… А Билл никогда этого не делал» или наоборот «Билл всегда это делал…» Но я не он!! Это все вокруг поняли и забыли, но не ты. Ты всегда относился ко мне как к захватчику. Словно мы в садике, а я пришел и начал играть твоими машинками. Вот сам мне теперь и говори «что твой брат»?
- Ничего!
- А мне кажется, что не ничего.
- Мне плевать на то, что тебе там кажется!
- А зря, я ведь видел твою реакцию на него. Ты привозил его на студию. Но ты опять же думаешь, что если тебя не интересуют никакие детали моей жизни, то я совершенно далек от твоей. Это ошибка. Промах. Том, ты вообще узко мыслишь.
- Я нормально мыслю! И у меня нет никакой реакции на него!
- Ды ты при нем словно лампочка загораешься!
- Что тебе с того?
- Ничего? Я что ставлю какие-то условия? Просто давай так: у меня есть твоя тайна, у тебя моя, нам желательно уважительнее относится друг к другу, и тогда все будет хорошо.
- А все и так будет хорошо! Во всяком случае, для меня.
- И потому, что у тебя все отлично, ты гоняешь в плюс пять полуодетый и орешь так, что слышно через закрытые окна.
- Я в любом случае тебя сюда не звал.
- Поумнеешь – поговорим. – Устало заключил Себастьян и поднялся с сырого песка – вот возьми – он оставил рядом с Томом свою вязанку и, ежась от ветра, быстро пошел в дом.
Брать ее Том конечно не собирался.
Просто из принципа, словно он этим сможет что-то кому-то доказать.
Например, то, что слова Себастьяна абсолютная выдумка и между ним и братом нет ничего такого… Вернее есть, но только без всех этих пошлых намеков.
А потом потекли слезы, просто взяли и потекли, не обозначая этим никаких эмоций – обычная слабость.
От них лицо еще более околело и очень захотелось какого-то уюта.
Сгодилась даже оставленная кофта, хотя в ней было очень некомфортно.
Она все еще пахла его шампунем… или черт знает, чем она там пахла, это был какой-то неопределяемый косметический запах. Пусть приятный, но совершенно чужой.
Главное, что так действительно теплее.
И только крики птиц, и ветер, и серое небо, и шум волн.
И все еще ничего не видно на горизонте.
Но, может, если действительно ждать…
Может, все-таки тогда?
POV Том
Мне кажется, что я схожу с ума.
И делаю я это осознано, целенаправленно, постепенно, шаг за шагом.
Так, как сходят по случайно вставшим на пути ступенькам, так и я покидаю все пороги разумного.
Просто иду туда, куда мне надо, куда хочется.
Вниз. И я не знаю до конца, к чему это все приведет.
Говорить о том, что это какой-то бред или временное помутнение права у меня нет.
Все слишком осознано.
Я не пьян, не болен, и я более чем достаточно сформировавшийся для того, чтоб давно начать отвечать хотя бы за собственные мысли.
Я ведь прекрасно понимаю, почему снова отказался от поездки в город.
Йост, как всегда, отправит идти светиться в клубах.
А там придется соответствовать имиджу, тереться возле всяких…
А я не хочу, чтоб меня облапали, испачкали, забрали то единственное, что у меня осталось на память от счастья - мысль о том, что Билл был последним, кто ко мне прикасался.
И это вдруг становится очень правильно. Словно незыблемая истина во всем том хаосе идей, что так нещадно атакуют мой мозг.
И я держусь за нее.
Держусь как за спасательный круг.
Пусть пока еще ничего не вяжется. Зато точка отсчета у меня уже есть.
Но это только точка, и я топчусь на ней как слабоумный в страхе сделать хоть малейший шаг. Влево? Вправо? Вперед? Назад? Куда?!
Я застрял, и это не может не давить.
Помощи ждать не от кого.
Есть я, и есть проблема, мы с ней тет-а-тет.
О таком вслух не говорят.
О таком даже не думают.
Но этот вирус уже давно прокрался в меня, или же я с ним просто родился.
Процесс распада не остановить.
Возникшее влечение к собственному полу – не грипп, это не передается воздушно-капельным путем, от этого даже не лечатся.
Влечение к собственному брату-близнецу… просто за гранью разумного.
И это именно то, к чему я иду, куда схожу.
Медленно, опасливо, но я не могу не идти.
Все это слишком осознано, но все это слишком сложно осознать.
*******
За стенами коттеджа уже второй час не стихала гроза, а холодный ветер находил себе все новые и новые щели для того, чтоб пробраться внутрь. Он вяло поигрывал легкой белой занавесью и растворялся где-то в комнате, оставляя после себя только привкус соли и сырость.
Океан шумел, словно приближающийся бронепоезд, и Тому совершенно не удавалось заснуть.
Очередной самообман.
Он знал, что не заснет.
Знал это так же отчетливо, как и то, что через шесть часов снова взойдет солнце. А пока можно кутаться в ночь, заворачиваться в нее с головой, уходить без остатка.
Можно теряться, можно исчезать, можно даже перестать быть собой.
Можно создавать свой мир, мечтать и сходить с ума…
Все, что угодно, никаких правил. Еще шесть часов хаоса, когда ты никому не нужен, когда предоставлен только сам себе.
Холод подбирается все ближе, заставляя Тома нервно дернуться, подминая под себя одеяло. Оно тоже какое-то сырое и, кажется, пахнет йодом.
В соседней комнате работает телевизор, и слышно как Густав с Георгом периодически взрываются хохотом. Над чем именно они смеются не разобрать, но Том знает, что смотрят они какую-то комедию, из новых, его тоже приглашали…Вернее настойчиво тянули, но настроение не то.
Это его шесть часов, зачем их тратить на безыдейную ерунду, когда еще столько предстоит понять о себе.
-
-
07.12.2009 в 00:53Вместо того чтоб анализировать собственные поступки, он думал над поведением брата. Пытался его понять… и не мог. Тогда он начинал думать о нем просто так и это было уже куда приятнее… Когда без грусти, не задумываясь. Самого Билла ему все равно было не понять и близко, он бросил это занятие как полуразгаданный кроссворд, что вдруг перестал сходиться.. В словах ошибки, но в каких именно определить невозможно.
Просто взял в рамочку и повесил на стену с пометкой «руками не трогать»
Можно только смотреть, только запоминать…
Они слишком разные, но все эти отличия были надуманны, словно выращивались искусственно с тех самых пор, когда мальчики решили, что больше не хотят носить одинаковую одежду, одинаковые прически, быть близнецами.
Каждый хотел заинтересовать другого именно как личность, а не как отражение.
Результат был достигнут.
А что дальше? А дальше это сводило с ума, разъедало изнутри, сносило волной все устоявшиеся принципы и понятия.
Уже не тот возраст, когда свою симпатию можно выразить ударом по голове или оскорблением…
Ее уже и нельзя выражать.
Общество этого не одобрит.
Если спрашивать.
Но сейчас ночь, никого рядом и кому какое дело, если все просто отпустить своим ходом.
И Том отпускал.
Он по сотни раз прикручивал в памяти их диалоги, каждая фраза всегда запоминалась отчетливо, словно на магнитофонную ленту.
Думал о том, что было бы если сказать то, а не это, поступить иначе, чем поступил.. Вспоминал лицо брата, тогда на кухне, когда оно было слишком близко физически, или тогда на мосту, когда Билл был совершенно открыт в эмоциональном плане…Или как невесомо по груди скользили его волосы, когда они смотрели фильм.
Чтоб помочь воспоминаниям Том даже легенько провел рукой по собственному животу, мышцы моментально сократились от прикосновения а рука поползла ниже, пробираясь под резинку боксеров.
В том, что это тоже часть самоанализа он не сомневался, под эту мотивацию уже давно подпадал любой его сомнительный поступок.
Это оправдывало все.
Но движения сильнее, жестче, словно наказание, а мозг все еще продолжает напоминать о том, что все это надо прекратить, что это неправильно, что гадко так реагировать на брата и первые три секунды Том даже хочет, чтоб его остановили, чтоб хоть кто-то зашел сейчас навестить и положил конец этому сумасшествию.
Но тело берет свое, да и не только оно решает, это сидит гораздо глубже, оно где-то под кожей, где-то в крови, как наркотик, так, что не разделить.
Так, что разделять и не хочется.
Только двигаться, выгибаться, в попытке найти точки соприкосновения хоть с чем-нибудь, и пусть даже сейчас весь мир соберется вокруг, этого уже не остановить. Слишком поздно.
Вы все опоздали, ведь вас не было, когда вы действительно были нужны, еще пару секунд назад…
А теперь все.
Том закусывает нижнюю губу, чтоб не стонать… от этого больно
А так хочется целовать… кусать…снова целовать..
Он отчаянно мотает головой и закусывает зубами схваченный край подушки.
И лицо… близко… пусть тогда, еще на кухне…с запахом сигаретного дыма…горячие губы... пусть только они будут сейчас ближе, пусть сейчас… пожалуйста.
Но ничего, в комнате только ветер, занавеска, что словно привязанный призрак, а за стеной монотонно бубнит телевизор…и хохот.
К черту всех! Весь мир. Назад, подальше от реальности.
Туда, где на экране горит изученная до деталей за ночь картинка «Выбрать язык, Просмотр, Удаленные сцены»
и Билл на животе.
Ведь в воображении до него можно даже дотронуться, спустить собственной рукой те проклятые, так и не сползшие до нужного уровня, штаны… гладить, скользить руками по всему его телу, целовать каждый дюйм, сходить с ума, но уже вместе, двигаясь в одном ритме, чувствуя его реакцию, зная, что любим.
И кожа жаркая, горячая… его кожа…под руками
Даже на пике Том не издает не звука, только сильнее сжимает зубами превратившийся ни во что от слюны угол подушки, но в мозгу все равно отчетливо бьется так и не выкрикнутое «Билл…Билл…Билл… Билл… Билл»… Его мантра, его молитва, его проклятие.
Том не шевелился где-то минут пять, просто лежал и мертвым взглядом смотрел в потолок, потом резко встал, пошатнулся, нервным и каким-то брезгливым движением окончательно стянул с себя боксеры и бросил их на кровать.
Он остался абсолютно голым, но это мало волновало... нужны сигареты, срочно.
Пол был холодным, отчетливо ощущалась структура крашеных белых досок, что периодически скрипели под босыми ногами…
Темнота сейчас вообще была слишком наполнена звуками.
За окном снова сверкнула молния, на секунду освещая комнату неуместно ярким светом. Вдалеке послышались раскаты грома, а потом все тише и тише, оставляя главные партии реву океана и срывающемуся шелесту дождя.
Штаны валялись на красном велюровом кресле, впрочем, ночью все становится серым, не только кошки.
Том наклонился, но, последовавшие за движением тела хозяина, дреды закрывали весь обзор, быстро разделил их на две части, связал в узел и снова вернулся к поискам.
В штанах сигарет не оказалось.
Значит, их нет вообще. Запасов Том не держал.
От этого сознание охватила легкая паника, сравнимая с той, что появляется на контрольных, когда до сдачи работы пять минут, а ручка вдруг перестала писать.
В постель возвращаться не хотелось, парадокс, но на место преступления его не тянуло совершенно. Наоборот, хотелось сбежать, словно этого никогда и не было. Впереди около пяти месяцев разлуки и если забыться, то все еще вполне может наладится, стать на свои места.
Нужно только взять себя в руки, не думать, не вспоминать. Просто нужно время. Оно всегда и всем нужно, ведь оно все решает, так говорят…
На кресле, рядом со штанами, Том увидел скрученную кофту Себастьяна, отдавать ее он вообще-то не планировал, но сейчас это был единственный повод выйти из комнаты.
Достав из черной походной сумки старый любимый свитер, джинсы и кулек с бельем, Том ушел в ванную.
Пятиминутный душ и на этот вечер можно все забыть, абстрагироваться.
Нужно начинать всю школу самовоспитания с самого начала.
А Билл просил писать… И как он не понимает? Хотя, конечно, он не понимает.
Ему совершенно определенно лучше ничего такого и не понимать.
А поговорить с ним так хочется. Вот только в этом проклятом месте нет никакой связи, а из-за фокусов Себастьяна совершенно не ясно когда появится возможность переехать в гостиницу.
Коридор был темным, отчего по пробивающимся из-под дверей полоскам света было хорошо понятно, в какой комнате спят, а в какой нет.
У комнаты Себастьяна такая полоска была.
Том вначале думал постучать, но потом решил, что глупо так церемонится с человеком, на которого еще вчера кидался с кулаками и просто вошел, молча положив кофту на край кровати, на которой в спортивном костюме и каких-то жутко домашних вязаных носках лежал Себ, волосы перекинуты через плечо, а на носу красовались прямоугольный очки в тонкой черной оправе.
- У тебя плохое зрение? – от удивления это был первое, что смог сказать Том.
Себастьян только нервно дернул плечами, словно отгоняя назойливую муху.
След от удара на его лице все-таки остался, и уже отчетливо было видно пока еще только алеющий синяк.
- Я тут кофту твою принес…
- Вижу, только не понимаю, почему ты ее решил вытрусить от песка именно на мою кровать. Я уже не говорю о том, что тогда, когда я пошел за тобой, она была еще только распакованная из сумок, и было бы честно, если б мне ее вернули постиранной. Требовать от тебя отдавать мои вещи в стирку бесполезно, но вытрусить, Том, вы-тру-сить… я полагаю, можно было раньше и не здесь.
Никакой реакции на его поучительную лекцию так и не последовало, но уходить Том тоже не спешил и, чтоб избавится от странного молчания, Себ решил ответить на предыдущий вопрос.
- Очки я ношу только когда пишу, но ты не мог этого знать. Ты умудрялся не замечать меня даже на сцене, так что имя моей бабушки по маме у тебя спрашивать бесполезно…И что это за странная тенденция к повышению количества общения между нами я как-то совершенно не понимаю.
- При чем здесь твоя бабушка?
- Не при чем, просто вспомнил…
- А что ты сейчас пишешь? – Том цеплялся абсолютно за все, лишь бы не идти в свою комнату, где мысли снова начнут скакать вразнобой, пока постепенно снова не начнут возвращать в прошлое.
- Стих… может, выйдет песня.
- Помочь?
- Как можно помочь написать стих? Тогда он уже будет не мой, нецелостный… Не знаю, не могу с кем-то… А с Биллом вы что вместе писали?
Опять двадцать пять. Вот мало Том сегодня о нем думал, да?
- Бывало и такое. Можно посмотреть?
- Нет. Ну…если хочешь помочь, какая есть рифма у слова ночь?
- Дочь – Том выпалил первое, что пришло в голову.
Себастьян поморщился – А еще какая?
- Сейчас не скажу…
- Ладно, забудь. – Себ захлопнул блокнот и, наконец, сел. – Все равно ничего стоящего не выходило.
- Часто пишешь?
- Да, но в основном для себя… Том, послушай, я очень рад твоему визиту, но я, правда, не понимаю. Тебе скучно? Так вон Густав с Георгом сходят с ума целый вечер и своим ржанием мешают, кстати, думать. Можешь присоединиться к ним… смотрят они какой-то бред из американских комедий про негров. Я тоже начал смотреть, но ушел,… а так ничего, может, тебе еще и понравится.
-
-
07.12.2009 в 00:53Но как об этом с ним заговорить было непонятно. «А ты не знаешь, что делать, если человек влюблен в собственного близнеца своего же пола?» - нет, такой вопрос не подходил определенно, но спросить хотелось именно это.
- Не хочу я туда. Я тебе мешаю?
- Немного…
- Извини… и за удар тоже извини…
- За какой именно из… - Себ начал было шутить, но тут увидел, что Том так побледнел, что, кажется, вот-вот грохнется в обморок.
- Помнишь, ты что-то говорил о том, что между мной и братом что-то есть? Что ты имел в виду? – на выдохе быстро произнес Том, после чего ему моментально захотелось закрыть глаза. Все так, как и говорил Себастьян, все те же повадки ребенка, тщательно собранные под маску растлителя, как дреды под кепку.
- Имел ввиду только то, что сказал, между вами слишком много напряжения, его кто угодно почувствует… Серьезно. Ну что ты так смотришь?
- Хорошо. И ты считаешь, что это нормально?
- А тебе что нужна именно моя оценка?
- Не именно твоя…
- А чья нужна? Может тебе важно, что подумает бабушка с соседнего дома, или кассир в супермаркете, или…
- Мне важно в общем.
- Ох, Том, завязывай ты с этим стадным чувством.
И стало действительно как-то легче. Немного, но стало.
И больше не хотелось от себя это гнать, а хотелось наоборот схватить, притянуть, удержать… удерживать всегда и тут даже можно бы сказать «навсегда», но слово, правда, дурацкое…
- Себ, а можно тебя попросить о чем-то?
- Ну?
- Я же, как бы, являюсь хранителем твоей тайны? Я могу ей тебя немного шантажировать?
- О, куда пошло! – Себастьян даже засмеялся и то, что Тому раньше казалось раздражающе-приятным смехом сейчас оставалось просто приятным – Я б никогда в жизни не доверил тебе того, что действительно может на меня влиять. Ты что? Мы же тут как кошка с собакой живем, или как тарантулы в одной банке. Если ты расскажешь Йосту о том, почему именно я пою столь «прекрасно». То это закончится только тем, что на разборки примчится мой отец, а я хотел впервые в жизни попробовать самому от чего-то освободится, а так,… по сути, мне все равно. Адвокатом я, кстати, тоже не особо хочу быть…Не знаю.
- Жаль…
- Что жаль? Что я не хочу быть адвокатом?
- Нет, это мне все равно. Жаль, что я не могу на тебя влиять.
- Попробуй просто попросить, или ты без шантажа не умеешь?
- Ты не согласишься. Просто мне очень надо, чтоб следующая репетиция прошла нормально, чтоб нас отправили в центр этого дурацкого города, где есть Интернет, мобильная связь и прочее… Правда тогда начнутся ежедневные раскрутки альбома и фотосессии, но тут я больше не могу оставаться.
- Согласен.
- Как это?
- «Согласен» это для тебя слишком сложное слово? Могу подкинуть синонимов, например «Не против» это тебе уже о чем-то говорит?
- Ха-ха! – эту шутку ты подцепил в том фильме, что сейчас смотрит вторая часть нашего бойз-бэнда? А как же твой гениальный план?
- Проверну его в более удачном климате. Я от этой сырости тут скоро посерею. Кажется, что даже доски этого сарая промокли насквозь…
- Я пойду уже, ладно? – прервал его Том.
- Можно подумать, это именно я тебя тут держал, ты, кстати, сам навязался. Пришел, насыпал песка, прервал творческий процесс…
А Том только улыбался.
******
Первые дни после отъезда Тома Билл всячески оттягивал момент возвращения домой, соглашаясь на все предложения Ала где-то посидеть, куда-то пойти, а теперь чуть ли не бежал…
Взлетал по лестнице, вламывался в свою комнату, неуклюже хлопнув дверью из-за сквозняка, и включал ногой компьютер…
А потом по черному фону монитора еще долго, неуместно долго, скользили какие-то буковки, циферки… И кому они вообще сейчас нужны?
Появлялась картинка с приветствием…
Билл раздраженно дергал мышью и вот, наконец, все – рабочий стол.
Нажать на «Электронную почту» снова в нетерпении повозить мышкой и…
И ничего.
Ни одного нового письма.
Первые три дня Билл еще находил этому оправдания из ряда: «только прилетел», «занят»… А теперь все сводилось к одному – снова забыл или просто не хочет писать, как и в тот раз, в свой первый отдельный тур. Отдельный от него.
А ведь когда-то писем было много, пусть ненужных, зато много…
Только и успевай менять адреса, потому, что они все время как-то становились достоянием общественности.
И все они инкубаторские, словно спам, отосланный по две тысячи раз подряд за день, словно чья-то злая шутка, словно детские письма Богу…
«Боже, я очень надеюсь на то, что ты есть потому, что….»
«Билл, я очень надеюсь на то, что ты читаешь это письмо потому, что…»
Маразм, ерунда, от которой становилось жутко. Ведь ты только человек, а кажется, что они об этом совершенно забывают и требуют невозможного…
Молятся не на того.
Заставляют перестать быть собой, слиться с образом, что, высунув языки от старания, насоставляли менеджеры.
Заставляют надеть корону и забраться на высокий трон.
И теперь ты должен ВСЕГДА:
- Прекрасно выглядеть.
- Прекрасно петь.
- Умно говорить. (Хотя откуда? За спиной только левой лапой законченная школа. Но всем на это наплевать. Сказано – должен.)
- Правильно себя вести
- Следить за фигурой,
чтоб не слишком похудеть,
но и не набрать ничего лишнего – это важно.
- Должен улыбаться, чтоб, ни дай Бог, они не подумали, что, только сойдя с самолета и мечтая о подушке, душе и еде, ты недостаточно рад видеть орущую толпу девчонок, что требуют внимания, автографов и любви. Сейчас же.
Чистой и светлой и чтоб до гроба.
- Но, естественно, что никаких симпатичных девушек среди твоего окружения быть не должно. Нужно ждать истинную любовь, и желательно делать это вечно.
Малейшее отклонение от этого списка и все, катастрофа. Падают рейтинги, бесится руководство, а где-то за морями-океанами давятся слезами юные леди, театрально размазывая потоки косметики по лицу: « Да как он мог, а я то думала, что он другой и что мы должны быть вместе… Вот приду и все плакаты поснимаю. Завтра всё поснимаю… Мне Лешка уже все равно давно предлагал встречаться, вот и соглашусь. Пусть знает…»
Теперь этого не было.
От этого была свобода.
Хоть бери и подчеркивай надпись на руке.
Только что-то не хочется.
Наверно, за свободу просто взяли слишком большую цену, так и не отдав сдачу.
Швырнули как приблудной собаке кость.
А что с ней делать?
Что делать с подарком ребенку, которому подарили настоящий огромный танк, перевязанный нелепой розовой ленточкой?
Объявлять войну?
Компьютер работал целыми днями, чтоб не пропустить сигнал о сообщении, выключал его Билл только под утро, когда ложился.
А так просто скитался по дому, периодически проверяя пустой ящик.
Был еще вариант написать самому, но мешала гордость и, возможно, в чем-то это было просто капризом.
На завтра в расписании стояла физкультура, но теперь это означало первый урок игры на гитаре.
Выбор кружка объяснялся просто:
Том – гитара,
гитара – Том;
там где Том – там гитары, и наоборот, во всяком случае подсознательно все было именно так.
А еще можно было взять какой-то из старых инструментов брата.
Их Том никогда не выкидывал, до сих пор где-то в его комнате в Лойтше, под кроватью, лежит самая первая гитара, подертая, изрисованная маркерами, с глупыми надписями гвоздем по дереву…
Но первая и действительно дорогая во всех отношениях.
Билл ее тоже любил, ведь с нее когда-то все начиналось.
Хотя знал бы, чем закончится, то, пожалуй, обработал ее тогда хорошенько топором.
Теперь мстить инструментам было уже неактуально, они слишком слились в одно с его понятиями про Тома, стали родными, как и сам брат.
Перед сном Билл еще долго лазил по Интернету в ожидании письма.
Старые сайты первого состава Токио Отель напоминали сейчас заброшенный сад, забытый город, кладбище - его перевернутое прошлое.
Последний комментарий в теме «Болезнь Билла» гласил: «Я никогда не стану слушать Токов с их новым солистом. Я любила Билла, он замечательный, и я буду верна этому всегда»
Очередной наивный бред, борьба с неизвестно чем… Странно, но сейчас это даже приятно, пусть и глупо, а когда-то, еще казалось бы так недавно, совершенно точно бесило.
В последние дни славы реакция на все признания в любви была сравнима с реакцией на оскорбления, хотелось гордо вскинуть голову и уйти подальше, но нужно только улыбаться и пусть скулы сводит, а глаза становятся злыми, но улыбка точно быть должна.
«I always can make you smile» – как на картинке с двумя человечками, где один из них насильно растягивает рот другому.
Звездная болезнь? Паранойя? Мания величия?
Не совсем, просто рано или поздно ложь надоедает, особенно та, которую так активно навязывают.
-
-
07.12.2009 в 00:54Вернулся на старый форум.
Раздел «концертные фотографии».
И снова в прошлое.
Старая прическа, что так активно работала на имидж, макияж, который был нужен скорее для того, чтоб спрятаться, чем выделится.
Уже не больно, просто странно.
Билл даже провел рукой по своему хвосту, словно пытаясь найти подтверждение тому, что он уже не тот.
Не тот.
Тогда какой?
А фотографии все мелькают: вот он, сидя на стуле, пытается дотянуться ногой до брата, вот слишком близко наклонился, слишком плотно подошел…
И нелепые комментарии про инцест, что заставляют только болезненно кривиться.
Как же у них все просто, как в тех нелепых слэшных историях… Иногда красиво, так, что даже хочется быть тем странным Биллом, что может завалиться в комнату брата, лечь на диван и спокойно сказать «возьми меня» но, Боже, какой банальный бред.
Так быть не может, ну не скажут же они друг другу «айда, братик, встречаться», не будут целоваться под дождем посреди улицы, не будут купаться в лепестках роз при свечах, поглощая клубнику с шампанским, не будут вместе, не в этом плане. Тут и просто нормально общаться не получается, а не то что…
Все это заставляло только прятаться глубже, вгоняло в комплексы и сомнения.
Совершенно не удавалось разделить то, что должно быть навеяно общественным мнением от того, до чего дошел сам.
Очередное фото: Том и его неизменная гитара, красиво выгнутая шея, лицо, что словно в предоргазменном состоянии, чувственно улыбающиеся губы.
Билл иногда даже завидовал этим проклятым инструментам, тому, что именно они могут делать его брата таким открытым.
Но это бессмысленно, ведь любимой гитарой ему не стать, даже если стать гитарой – если не везет, то не везет во всем.
К монитору рука потянулась сама, просто рефлекс дотронуться до того, что тебе нравится. Под пальцами тепло, но это просто электричество – фальшивка. Идеально гладкая поверхность.
Это совершенно не то, что должно было быть.
Раздражение от собственной глупости заставляет моментально выключить компьютер не по правилам, просто нажав красную кнопку на удлинителе, чтоб не задумываться больше ни о чем.
С письмом, спешившим к нему из Америки, он разминулся только в несколько минут.
***
Наверное, именно вот так, осуществляясь, и рушатся мечты.
Когда ты остаешься один, больше не зная к чему стремиться.
Хотелось любви – получите и распишитесь.
Не то? Как? А другого сейчас на складе нет.
Билл и сам плохо понимал, как все могло так нескладно и быстро произойти. Думал, что так не бывает, что нужно время для самоопределения, терзания, мечтаний по ночам, влюбленным вздохам со стороны. Но…
Но в один прекрасный момент это просто случилось.
Просто он был рядом, у него была гитара (это автоматически делало еще ближе) и его губы вначале оказались слишком близко, а потом и вовсе накрыли поцелуем. Ничего особенного. Билл даже думал в тот момент о всякой посторонней ерунде, отвечая просто по синхрону.
А теперь вот даже было смешно.
Только смешно не от веселья, а от собственной наивности.
Заученным движением отправил в мусорку коробки из-под фаст-фуда, теперь можно делать кофе, а пока оно будет готовиться, надо выкурить сигарету. Все заучено, все отрепетированно, но порядка все равно нет никакого.
Можно было пойти наверх, в комнату, проверить почту, только вот не хотелось вновь разочаровываться пустотой, не хотелось окончательно сходить с ума.
Нужно просто собраться и готовиться к чертовым семинарам, в этом нет ничего сложного. Ведь так? А то, что мысли расползаются как тараканы, это не важно, это временно.
Это проходит.
Это пройдет.
Завтра очередной важный тест по философии и значит, что нужно думать о том, как за одну ночь перевернуть триста страниц из учебника и при этом еще хоть что-то запомнить:
« В качестве первоначала греческие философы рассматривали такие элементы как: вода, огонь, воздух.
Вода есть безусловное, то есть представляет собой умозрительную реальность….»
Строчки сразу начинают сливаться в одну сплошную массу, мысли улетают, но глаза уперто продолжают выискивать то, за что можно цепляться:
«Представление о воде не очевидно и не может быть чувственно созидательно. Речь идет о чувственных началах, что нам не даны. Мы не можем представить себе воду….»
Единственное, чего Билл действительно не мог себе представить так это того, кому это сейчас все надо.
Зачем представлять себе воду, когда можно открыть кран и все – она оттуда потечет…
«Сам предмет и есть одна вода» - на этой закономерной мысли он решил и остановиться. Пока, потом вечером можно еще вернуться.
Нужно будет.
А сейчас слишком зазывно выглядит оставленная неподалеку гитара брата. Билл даже чувствовал перед ней некую вину за то, что она попала в руки постороннего, когда Эдгар решил сам показать то, как правильно зажимать аккорды, а потом вдруг еще и поцеловал…
То есть, может, оно и не было «вдруг».
Билл вообще весь урок ни за чем не следил, это и была причина, по которой Эд сказал ему задержаться (такова официальная версия), ведь у других уже давно начало хоть что-то получаться, а он просто сидел и держал гитару, глупо улыбаясь воспоминаниям.
Ерунда, но в тот момент ему казалось, что Том где-то рядом, что сейчас зайдет в кабинет и снова начнет кричать о том, что это «важный инструмент, а не игрушка для малышни».
Очень хотелось, чтоб он зашел.
Как когда-то еще в Лойтше или пусть даже тогда, когда становилось скучно в автобусе во время очередного тура, тогда Билл тоже лез во Святая Святых – к вещам брата.
Тогда были скандалы,… а сейчас, сейчас берут и целуют.
Правда делает это совершенно не тот человек…
Но кто знает, как должен выглядеть «тот человек»?
Верить в какие-то «вторые половинки» уже давно стало совершенно нелепо, и когда Эдгар легко провел теплой ладонью по шее, а потом медленно наклонился, заглядывая в глаза, то в тот момент Билл еще рассеянно думал о том, что они у него красивые, такие синие-синие с яркой радужкой.
Лет в одиннадцать ему как раз хотелось, чтоб у собственной девушки были большие ярко-голубые глаза, длинные густые волосы и стройная фигура, хотя может всему виной просто стереотипы.
Волосы у Эда были совершенно не длинные, он был типичный француз с короткими темным курчавым «барашком» и кривой знающей улыбкой, да и фигура была совсем не девичья… Весь момент поцелуя Билл думал о том с чего этот человек вдруг решил, что может просто так безо всякого разрешения это сделать. И стоит ли отбиваться, отталкивать, если тебе в принципе все равно, тебе не трудно и ответить, просто хотя бы для того, чтоб вспомнить, как это делается. Настоящих поцелуев не было уже давно, они как-то не вписывались в образ идеального гастролирующего мальчика, а потом все просто слишком быстро перевернулось…
Когда поцелуй закончился, Билл все же спросил это нелепое «Почему?»
«Ты мне нравишься, Билл, очень - хрипло прошептал ему в ответ Эдгар, уверено путаясь теплыми руками у корней волос» - А потом снова поцеловал. - « И все-таки» - не унимался Билл – « с чего ты решил, что я….» - « Гей?» – как-то слишком ласково подсказал Эд - «Именно» - «Если б ты им не был, ты бы меня сразу послал куда подальше, ты же уже не маленький»
«Как все просто, как у всех все просто» - сейчас эта мысль даже злила Билла оттого, что у него все совершенно не так.
« Поочередное зажимание струн – называется «перебор» или «арпеджио», запомнил?» - звучал сейчас в голове дотошный голос Эдуарда.
А Билл запомнил, он все запомнил даже то, что не прочь бы забыть.
«А все-таки эта гитара Тома – с теплотой вспоминал Билл, когда его руки в очередной раз забывали правильное положение – наверно, она просто не любит, когда на ней играет кто-то еще»
Детская, но такая уютная мысль.
Исполнять сейчас какие-то дурацкие «арпеджио» совершенно не хотелось, Билл просто положил гитару на стол, так, чтоб было хорошо видно, и вернулся к философии:
«Все едино – это логос…... Логос правит всем через все…...
Логос – миродвижущий разум или слово и все в мире творится по этому слову, правящему всем…»
-
-
07.12.2009 в 00:54«Посмотреть» - это было что-то вроде бонуса или стимула.
В свою комнату Билл вернулся только в одиннадцать. Специально проигнорировал рефлекс по проверке почты и, переодевшись, лег в постель.
Бороться с собой пришлось недолго.
Встал практически сразу.
Знакомо включил ногой компьютер ( правда теперь уже босой)
И побежали буковки, циферки, приветствие… Жизнь.
В этот раз уже не надеясь ни на что, просто так.
Просто он был из тех людей что, закрывая дверь, еще пару раз ее подергают, проверяя, хорошо ли провернулся замок.
Сообщение о письме стало шоком. Сказкой. Легендой, что может еще сотни лет передаваться из уст в уста… Его просто не должно было быть.
Но оно было.
Иногда все действительно бывает просто.
Даже слишком.
Открывать его Билл не спешил, просто смотреть на этот факт было достаточно. Сосредоточиться на содержании тоже получилось не сразу, текст расплывался подобно тому, что пол часа назад дрейфовал по «Истории философии»
Возможно этот эффект произвело резкое повышение адреналина в крови.
«Привет. Еще помнишь меня?
Прости, что так долго, только добрались до цивилизации. Надеюсь, что ты в порядке. Не пьешь? Не куришь? Девочек там нет?
Учти, все проверю, когда вернусь, если что – расскажу маме….
Так, а теперь серьезно.
Нет, прости, но серьезно пока не выходит. Давай лучше ты задашь тему. Я в этом несилен»
Хотелось остановить время, научится летать, завоевать пару цивилизаций и сделать прочие нереальные пока еще вещи.
Хотелось смеяться.
Хотя, что там, письмо было глупым, бессодержательным. Но оно было! Было! И теперь этого никто уже не отнимет. Это свершившийся факт, что означает, то, что Том про него забывать на этот раз не собирается.
« Привет, оболтус)))
Забудешь тут… как же. Каждый день в зеркале вижу нечто похожее, только за несколько минут обновленное и доведенное до идеала))
Про девочек это не у меня надо спрашивать.
Сам то не сильно устаешь от них? Я ведь волнуюсь. Ты один, а очередь в постель большая.
Надеюсь, что они не шумят и не толпятся.
P.S. Тоже не знаю, какую тему задать. Ты все равно моих разговоров никогда не поддерживал»
Ответ пришел практически сразу:
« Хорошо, что мой многоуважаемый и усовершенствованный вариант хоть как-то, наконец, отреагировал. А то я уже подумал, что ты обиделся на молчание.
«Девочек» тут кстати полно. Они окружили гостиницу и истошно орут уже, наверное, вечность подряд.
Это мешало спать.
Делать пока нечего, сейчас у нас что-то вроде затишья, руководство составляет удивительную развлекательную программу для группы на несколько недель вперед. Ждемс…
Господи, как же они визжат. Нет, этому невозможно привыкнуть»
« И чего это я сразу должен обижаться? Ты меня вообще за кого держишь?
Я же не могу сутками быть занят только ожиданием твоего письма.
У меня есть своя жизнь.
Я позвоню тебе сейчас, ок?
Хочу послушать орущую толпу))))»
Толпу Билл слушать, конечно, не хотел, этого добра ему хватило на всю жизнь с запасом, но повод услышать родной голос упускать не хотелось.
Том достал из кармана джинсов телефон и даже с готовностью положил палец на зеленую кнопку.
Вокруг ходили какие-то люди, решали свои проблемы… Словно в замедленной съемке. Но дела до них сейчас не было, они совершенно не мешали.
Да, полно народу, а чего еще было ожидать от единственной комнаты отдыха этой гостиницы, в которой был Wi-Fi? Здесь Том проводил все свое свободное время, периодически гоняя какого-то из охранников за едой и напитками, хотя ни пить, ни есть не хотелось.
Первый сигнал мобильного он специально пропускает, но рука все равно рефлекторно вздрагивает, второй тоже, а на третий уже прилично отвечать:
- Привет. – Кажется, что из-за улыбки голос сразу становится натянутым и неестественным.
- Привет. Я готов слушать толпу.
- Хорошо. Секунду – Том быстро вышел из-за стола и подошел к окну, осторожно становясь за шторой – Так слышишь?
- Просто гул… - Билл, кажется, тоже улыбался.
- Ладно. Тогда придется идти на балкон. Растормошим этот пчелиный улей.
Телохранители реагируют моментально, словно собаки на команду «фас». Но к сопровождению и вечным теням за спиной Том уже слишком привык, чтоб обращать на подобное внимание.
Появление в поле зрения кумира вначале сопровождается благоговейной тишиной и саркастичным комментарием Билла « Что, все уже разбежались?», потом раздается одинокий истеричный визг «Это он!!» и толпа взрывается. Хочется сразу развернуться и уйти, чтоб не видеть, но Том только сильнее прижимает телефон к уху.
- Слышишь?!
- Да, не ори так…
- Что?
- Ничего! Хотя кажется, что при мне они громче кричали.
Том гадко ухмыляется и вскидывает руку в приветственном жесте, словно регулятор громкости на максимум.
- А теперь слышишь?!
- Да, звезда моя, вали уже оттуда.
- Что?!
- Уходи!!
- Куда?!
- Куда-то!! С балкона уходи!!
- А-а… сейчас.
Том обходит охранника и скрывается за стеклянной дверью, Билл молчит, а сам он и не знает о чем говорить.
- Как у тебя дела? – Том сильно прикусывает губу, мысленно ругая себя за этот до пошлого простой вопрос.
- Нормально, правда когда я иногда выхожу на балкон покурить это производит куда меньший фурор.
- Я бы, наверное, тоже хотел сейчас производить «куда меньший фурор»…
- Что-то случилось? Это не слишком на тебя похоже.
- Совсем не интересуешься прессой, да?
- Ну? Ты же знаешь, что нет.
Том уже забрал ноут со стола и сейчас медленно по ступенькам поднимался в номер под сопровождением охраны.
Словно заключенный.
- Девочка из окна выпрыгнула. Дура… В журнале разместили выдуманное интервью в котором я рассказываю о том, как безумно счастлив со своей пассией… даже имя помню - Сюзанна, но я якобы называл ее все время Сюзи. Йост сейчас со всем этим разбирается…
- С чего ты взял, что это именно из-за тебя, может…
- Ничего не может! Она настрочила километровую записку о том, что только там мы будем вместе, о том, как я мог не чувствовать ее любви и о прочей штампованной ерунде. В плейере на повторе стояла наша «Не прыгай». Билл, я понимаю, что все это маразм, но… Но как с этим, черт возьми, жить дальше?!
Том остановился прямо на лестнице и сел на ступеньку, оперев о стену голову и прижимая к уху телефон.
Охрана тактично отошла немного в сторону.
- Я их уже боюсь, Билл. Не знаю чего ждать… Что молчишь?
- Думаю. Ты не виноват, Том, это просто система такая, ты же знаешь. Фанаты часто делают глупости… Взять к примеру, что после смерти Курта Кобейна его фан-клуб совершил попытку массового суицида…
- Это ты так подбадриваешь, да?
- Не помогает? – Билл грустно улыбнулся, залезая обратно в кровать.
- Не знаю еще, может это только пока не помогает?
- Может только пока… А ту песню не надо было выпускать наверно.
- Я тоже сейчас так думаю. Мы им просто саундтрек для полетов создали. Очень предусмотрительно. Суперские стихи, Билл.
- Ага, то есть бочку будем теперь катить на меня?
- А ты непротив?
- Если тебе от этого легче, то пожалуйста.
- Ладно. От этого не легче. Я рад, что ты позвонил….. Билл?
- Да?
- Ты чего молчишь?
- Не знаю что говорить.
- Я тоже.
- Тогда прощаемся?
- Нет, подожди. Расскажи что-то?
- Что?
- Просто говори, ну, например, о том, как прошел твой день.
- Нормально.
- Нет. Детальнее.
- Я не очень хочу об этом говорить, но это точно тебя немного отвлечет от мыслей о суецидниках… Том, как ты относишься к геям?
- А что? – голос предательски дрожал.
- Кхм… Я сегодня... точнее меня сегодня поцеловал парень.
И правда, в голове у Тома из всех мыслей о смерти осталась только одна: найти того неизвестного и ударить, неплохо было бы и забить совсем, но это уже что-то совершенно нереальное.
- Какой парень?
- Самый обыкновенный. Том, какая разница какой?
- А что ты?
- Ничего, то есть не то, чтоб совсем ничего…
- Как это случилось?
- Том, я не очень хочу об этом говорить детально. С тебя хватит и самого факта.
- Отлично!
- Ты обиделся?
- Нет.
- Тогда все понятно.
- Что это тебе там понятно?!
- Твоя гомофобия мне понятна.
- Ничего тебе, Билл, не понятно.
- А что за вопросы тогда и что за тон?
- Тон нормальный. Я просто пытаюсь представить себе ситуацию при которой к тебе мог просто так подойти какой-то парень и поцеловать.
- Что значит «подойти и поцеловать» будто это сделал прохожий какой-то.
- А кто?
- Ты его не знаешь. Мы с ним учимся вместе. Правда он аспирант и еще ведет кружок игры на гитаре.
- Ты ходишь туда?
- Да, вместо физкультуры.
- Гитару, небось, какую-то из моих взял, да? – Тома так и переполняло раздражение. Очень хотелось найти повод, чтоб накричать, дать понять, что так поступать нельзя.
Почему нельзя? Да просто нельзя и все тут.
- Взял, жалко, что ли?
- Да жалко, ты используешь важные для меня вещи, чтоб притереться ближе к какому-то ублюдку.
- Я использовал «важные для тебя вещи» просто потому…потому… Да пошел ты, Том! Хочешь, можешь меня презирать. Я так и думал, что ты гомофоб. Парни вроде тебя слишком гордятся своей мужественностью, чтоб воспринимать нечто такое.
- Ерунда! Я совсем не гомофоб!
- Конечно!
- Конечно!
- У меня даже парень есть. – Ложь, но других аргументов Том в тот момент не нашел.
- Очень умно. И кто же это?… Дай-ка впомню твое окружение. Это Густав? Георг? Очень сомневаюсь. К чему это вранье?
- Это Себастьян. – Другой вариант просто не приходил в голову.
Последний аргумент прозвучал как пощечина.
Этот человек забрал себе уже слишком много чужого.
Теперь он отнял все, и это было уже слишком.
-Себастьян?
-Да!
- Желаю счастья, Том. Очень рад, что вы все там так хорошо спелись. И Том?
- Что ты еще хочешь?!
- Ничего. Можешь не писать мне больше. – Слова просто вылетели как пафосное завершение разговора еще до того, как Билл успел охватить их смысл.
- Отлично. Не буду.
- Пока.
- Счастливо.
Случайный удар.
Удар в ответ.
Нокаут.
-
-
07.12.2009 в 00:55Билл еще долго сидел на кровати и широкораспахнутыми глазами смотрел в темноту комнаты. Мелкодрожащая рука все еще прикрывала губы, словно пытаясь удержать те роковые слова, что уже были произнесены.
Наутро в университет он так и не пошел. Просто не смог.
***
Том швырнул мобильным об стену и побежал наверх в номер, один из охранников сразу тенью последовал за ним, а второй пошел вниз за съезжающим по ступенькам телефоном – в нем было слишком много контактов, которые не могут подлежать огласке.
Наверное, вот так, исполняясь, и рушатся мечты.
Ведь письма Билл дождался, но с ним потерял всякую надежду на новое.
**********************************************************************************************************
Одиночество? Нет, его просто не существует. Все это лишь слабость, лишь игры разума, неспособность подстраиваться под обстоятельства, неумение отпускать.
Одиночества не существует. Просто внутри что-то умерло и от этого вдруг стало пусто.
Резко щелкает выключатель на электрочайнике, с небольшого плазменного телевизора на стене радостно вещает погоду невысокий лысый дядька:
Сегодня в Берлине плюс пять ночью и до плюс восьми днем, возможны осадки…
Так он делает каждое утро – это его работа, и только сейчас Билл задумывается над тем, что его болтовней живет уже целый год, что если отменят это глупое теле-шоу, то день будет начинаться совсем не так… И как тогда он будет заканчиваться? А будет ли он вообще, этот день?
Только отрывки мыслей ни одной целостной, только намеки, за которые лень цепляться, только слабость, перемешанная с агрессией, что проявляется в чрезмерно сильном хлопке дверцей холодильника, в небрежно кинутой в умывальник чашке. В мелочах, но она еще только растет и это ее первые неуверенные шаги.
Это уже потом будут истерики и крики в университетском коридоре: «Слабак, чтоб ты больше не приближался ко мне. Понял, Эд!» и только потому, что он смолчал тогда, когда Биллу показалось, что кто-то посмеялся им в спину.
А Том всегда кидался на разборки первым… С ним вообще было надежно. Всегда. Было.
Это уже потом на лицо снова начнут накладываться тонны косметики оттого, что так вдруг опять становится уютнее, словно за непроницаемой маской.
Это уже потом окажется, что любимый прогноз погоды все-таки изменили, забрали родного лысого дяденьку и поставили очередную блондинистую модель из-за понижения рейтингов и конкуренции с другими каналами.
Все это будет только потом, а сейчас нужно взять себя в руки. Нужно чтоб он увидел, когда вернется, что на нем свет клином не сходится, что прекрасно живется и без него.
Просто прекрасно живется.
И это даже хорошо, что сегодня возможен дождь.
До университета оставалось еще полтора часа, и как минимум еще минут сорок из них можно было посидеть дома, только вот дома находиться не хотелось.
Через приоткрывшуюся входную дверь, быстро проползая по полу, залетают подгоняемые ветром опавшие листья, Билл им даже улыбается, уступая дорогу, это первые гости за последние несколько недель.
- Билл? - А вот и вторые…
- Э-эм? – Имени ее он не помнил, но, не решаясь близко подойти к порогу, у калитки стояла последняя девушка Тома.
- Я Анна, помнишь?
- Да, брата нет, он…
- ..уехал. Я знаю. Я с тобой хотела поговорить
- О чем?
- О нем.
- Я ничего о нем не знаю.
- Совсем? – Девушка отчаянно прикусила нижнюю губу, и Билл с долей раздражения подумал о том, что она вот-вот разрыдается. Ему тоже нелегко… Так терпит же, молчит и терпит. Один, не впутывая больше никого в эти душные липкие сети.
- Совсем. Знаю о нем не больше того, о чем осведомлен весь остальной мир…. Они сейчас кажется во Франции, верно?
- Да…
- Вот и все. – Билл поправил на плече рюкзак и вышел за калитку.
- Я просто хотела спросить, мне его не ждать, да? – Анна выбежала за ним следом и остановилась посреди улицы, теплее кутаясь в расстегнутую белую куртку с искусственной опушкой на воротнике.
- Ждать можно всегда… Если хочешь ждать.
- А если нет смысла? Если от этого только больно?
- Тебе решать. Можешь не делать этого, то лучше не жди, просто не каждый может себя заставить прекратить верить.
Анна сдавлено кивнула, и слезы все-таки потекли.
- Не понимаю, зачем я была нужна, если для него это все ничего не значило. Он же… не притронулся даже ко мне. В чем тогда смысл?
- Я не умею копаться в его мозгах.
- А ты не мог бы передать ему…
- Нет.
- Прости… На мои звонки он не отвечает и… я
- Все нормально. Я не смогу ничего передать просто потому что мы с ним не общаемся и не знаю будем ли.
- Значит это конец.
- Или начало.
Анна грустно улыбнулась, вытерла кулаком слезы и все-таки застегнула змейку на куртке.
- Начало чего?
- Не знаю, поживем – увидим. Прости, я в университет шел, тебе прямо?
- Направо.
- Выходит, дороги расходятся. Я пойду?
- Иди… А что если я не смогу не ждать, Билл? – Тихий вопрос вслед, что легко скрылся за шумом от проезжающего мотоцикла, словно его и не было.
– Не хочу! Не хочу, слышишь?
– Чего ты не хочешь?
– Чтобы все уходило, улетало! – крикнул Медвежонок.
– Бежим! – крикнул он.
– Куда? – поднял зареванные глаза Медвежонок.
– Бежим, говорю! – И Ежик схватил Медвежонка за лапу и потащил в лес.
– Куда ты меня тащишь?!
– Смотри! – сказал Ежик и показал Медвежонку гриб лисичку.
Маленький золотой гриб, поджав коленки, в сумерках сидел во мху.
– Видишь? – сказал Ежик. – У него ни Ежика, ни Медвежонка, он совсем один – и не плачет. (С)
*******
Глупая железная коробка со своей глупой маленькой цивилизацией. Просто автобус? Нет, это нечто большее, это город, государство, это жизнь. Здесь она точно такая же, как и за пределами, за слоем железа стен и стекла окон. Здесь есть свои районы, свои маленькие страны с вечным запахом кофе и колбасы на кухне, вонью чьих-то запихнутых под полку кроссовок в спальном отделе (к которой уже, впрочем, все привыкли настолько, чтоб не ощущать). Здесь есть те же люди со своими вечными конфликтами, проблемами, переживаниями.
Маленький человеческий улей, законы которого не слишком то отличаются от законов мегаполиса. Здесь все точно так же бьются за свое место под солнцем, едва ли не ценой жизни отвоевывая себе последнюю чашку заканчивающегося кофе. Здесь тоже все чего-то ждут: кто-то возвращение домой, ну а кто-то пока только своей очереди в туалет.
А за окнами все проносятся другие маленькие четырехколесные страны, освещая своими фарами ночную трассу, мелькают белые разделительные полосы, поля, деревья. Неизменны только смена дня и ночи, правда и им уже давно потерян счет.
Автобус плавно скользит от одного города к другому, где его снова встретит ликующая толпа, где он будет вызывать слезы, улыбки, смех, восхищение, презрение, ненависть, где он в который раз будет дарить и отбирать надежды, напрочь забывая о трагедиях своей маленькой внутренней цивилизации.
****
- Том, ты тут?
Себастьян вошел в душный темный номер, фигуру сидящую в кресле он заметил только по тлеющей в руке сигарете.
- Ты не вовремя.
- Да, я вижу как ты сейчас занят… Сказать по правде, в тот день, когда ты будешь мне рад я с удовольствием спляшу перед Йостом стриптиз в розовых стрингах. К моему огромному сожалению, этот день никогда не настанет.
- В таком случае я когда-нибудь специально скажу, что рад тебя видеть.
- Это будет ложь, нужно играть по правилам.
- Тогда я буду единственным в своем роде.
- Тогда нас будет как минимум двое.
- Ложь. Ты же тоже обманщик – ты врешь Йосту, группе, фанатам…
- Хм? Черт, ты прав… Выходит ты единственное светлое пятно во всей этой тьме грязного мира?
- Ты знаешь, что я тебя ненавижу?
- Естественно, и что?
Красный огонек в руке быстро мелькнул и погас, потушенный о прикроватную тумбу.
- Ничего… Я тоже лжец. Я солгал ему.
- Кому ему?
-
-
07.12.2009 в 00:56- Биллу. Я сказал ему, что мы с тобой пара.
Себастьян вначале возмущено фыркнул, а потом, сообразив, что это не шутка, нахмурился.
- Ты это сделал, чтоб получить победу в конкурсе на самый идиотский поступок этого столетия? Или посчитал, что у твоего брата недостаточно причин для того чтоб относиться ко мне еще лучше?
- Я… - Том замотал головой, словно пытаясь избавиться от каких-то мыслей - Как думаешь, если его поцеловал парень, то это у них серьезно?
- Ревнуешь? Вот уж бред… Даже если это было несерьезно то что тебе с того? У него обязательно кто-то рано или поздно появится. А ты, Том, только брат, либо смирись с этой ролью, либо поговори с ним.
- Очень дельный совет. Ты это как себе представляешь? Билл, а знаешь, я тебя люблю, только не так, подожди, я тебя еще и хочу лет с четырнадцати, это если быть честным с самим собой. Спасибо,…. я лучше застрелюсь.
- А чем ты рискуешь?
- Всем!
- «Все» ты уже потерял, когда решил обрадовать его тем, что спишь со мной.
- Я… Он сказал не писать ему больше. Это больно, Себ. Он не хочет обо мне больше слышать. Я сам сделал, так что теперь противен ему…. И еще я ненавижу этот проклятый город!!
- А в каком мы сейчас городе, Том?
- В Нью-Йорке.
- …были позавчера, это Вашингтон.
- Один чёрт.
- Может, но ты вначале в себе разберись, прежде чем всё вокруг обвинять. Я заходил сказать, что уже столы накрыли. Можно идти есть.
- Пресса там?
- Немного.
- Я не пойду.
- Жаль, хотел тебя попросить мне пару пирожков свиснуть. Я тоже не иду, хочу еще немного позлить Йоста… Ладно, поищу еще кого-то с едой.
- А знаешь, что я подумал – Том внезапно улыбнулся – Биллу ведь не было противно от того, что это именно парень его целовал. Выходит, что если бы я его все-таки когда-то… Чёрт, все равно не получается… но это уже пол беды, так?
- Были бы у тебя мозги Том, были бы мозги…
********
- И все-таки ты неправ.
Себастьян отложил книгу и ошарашено посмотрел на Тома, что вот уже как сорок минут молча сидел в его номере, после чего пришел к столь странному заключению.
- Неправ в общем смысле, по жизни?
- Я о том, что две недели назад ты мне сказал, что я должен либо поговорить с Биллом, либо выкинуть это из головы.
- Три недели назад, или месяц.
- Что? … Да какая разница когда? Главное - это фигня, а не совет. Я не могу сделать ни того, ни другого. Я не смогу не думать об этом, если есть возможность увидеть его еще хоть раз в жизни.
- Так не…
- Никаких не!! Он мой брат, я не могу просто исчезнуть…. Черт! Не хочу…
- Хорошо. Объясни мне причем тут я?
- Ты же знаешь? Ты сам когда-то начал этот разговор.
- Я не предполагал, что уже никогда не смогу его закрыть. Я устал и хотел бы уже свободы от тебя и… от многих вещей. А вы все давите и давите…
- Ты о Йосте?
- О нем и обо всех кто за ним… Бессмысленно было начинать тягаться с этими людьми. Не сегодня-завтра я позвоню отцу. Полагаю, он будет рад узнать, что я принимаю его условия.
- А почему обязательно звонить отцу?
- А как? Гнить в этом проекте я не хочу больше. Просто не смогу. И ты не смеешь меня судить! Понял? Если я уйду без денег, работы и элементарно крыши над головой… Я не умею так жить. Я не тот, кто начинает что-то с нуля, я изначально никогда не был на этой отметке, а уж самому мне с нее тем более не подняться.
А потом повисла тишина: каждый снова думал о своем.
Они так теперь часто разговаривали, игнорируя реплики друг друга, то ли вопросы не те задавались, то ли ответов действительно не было.
****
- А знаешь, человек может всю жизнь учиться и от этого только тупеть…
- Что за бред? – Себастьян, который уже в десятый раз вытряхивал все вещи из сумок, подозрительно посмотрел на Тома – Где все мои книги?
- Я не хочу, чтоб ты от них деградировал и дальше.
- Послушай ты, развитый…
- Но-но, лучше уж быть таким как я, чем таким комнатным растением вроде тебя.
- Отдашь мне книги завтра же. Звонил отец, он договорился о собеседовании, у меня осталось только пара месяцев, чтоб снова все вспомнить.
- Ты нудный, когда читаешь.
- Нечего тебе здесь торчать! – Почти проорал окончательно выведенный из себя Себ. Он даже вещи в сумку не складывал, как обычно, а просто запихивал. – Ты ничего не понимаешь, а я просто ненавижу… ненавижу когда он такой.
- Кто?
- Отец! Мне казалось, что вот время разговора я ощущал запах его пошло-дорогих сигар, которые он собственно и не любит, просто для статуса… А когда заходишь в его кабинет, то там всегда пахнет кожей, как в мебельном магазине, а если садишься на кресло, как провинившийся школьник, перед его огромным дубовым столом, то оно неприятно скрипит, словно засасывая в себя… Знаешь, ведь он был рад тому, что он снова надомной, сказал, что это послужит мне хорошим уроком. – Себастьян сел на кровать рядом с Томом и тоже устремил взгляд в пол - ненавижу – почти шепот – ненавижу его и себя…
- Я тоже ненавижу себя… и его.
Себ измучено улыбнулся, сообразив, что Том снова говорит о своем.
- Как думаешь, ты когда-то любил?
- Все когда-то…
- Нет – быстро перебил Том – так чтоб по-настоящему, так, чтоб не проходило.
- Чувства либо проходят, либо меняются, не будь дураком.
- Тогда я действительно дурак, ничего не проходит, не получается. У тебя было так?
- Как так?
- Чтоб не выпутаться.
- Только так и может быть, если это не игра, но даже игры порой затягивают. Особенно в первый раз, когда ты только закончил читать очередную книжку про любовь с красивым концом, а потом реальность и ты к ней оказываешься совершенно не готов. Да, это больно… Но тебе, Том, еще больно не делали…
- Не делали!!? Я один тут, а он где-то там неизвестно с кем и неизвестно чем занимается, а я даже позвонить элементарно не могу… Я не знаю как я смогу домой вернуться, не знаю будет ли он там, а если он бросит университет, то единственная связь с ним останется через маму, потому что от нее он никогда никуда не денется… И это только мне он может сказать «не звони мне больше», обычно он слишком вежлив для подобных слов.
- Это все равно не больно. Больно, когда ты отдаешь всего себя, когда действительно веришь без сомнений, и это делает тебя счастливым, прежде чем узнаешь, что просто играл роль клоуна.
- Послушай, если тебя в не самой красивой форме отшила какая-то девчонка, то это еще не…
- Это был капитан школьной команды по футболу, и форма была не то что «не самой красивой», она была уродской. Он как ищейка прочувствовал мое детское восхищение, сделал пару шагов навстречу и я, не глядя, их повторил за ним, а потом он исчез и только тогда я заметил, что оказался над пропастью. Заметил насмешки, жестокость. Нет ничего хуже глупой детской жестокости, она бессмысленна, выплывает только из жажды действий. И до тех пор, пока я не окончил школу, эта история не затихала. Все вокруг обсуждали мою ориентацию и эту подпитываемую новой и новой ложью историю моей «безответной любви» к местному Богу. Я не мог ничего в этом изменить, я всегда был всего лишь сын своего отца, из-за влияния которого надо мной тряслись учителя и ненавидели одноклассники. Быть может, что они даже стали бы меня избивать, если бы не вечно приставленная ко мне охрана, папочка очень боялся, что меня могут украсть в качестве рычага давления на него…. А ведь я и сам не успел понять была ли эта любовь во мне тогда, помню только что было очень больно и унизительно, так что, возможно, была. Уже не понять, для меня теперь все чувства ассоциируются с унижением, лучше не чувствовать, со временем это начинает действительно получаться.
- Правда? – Том сосредоточено комкал в руках концы футболки и разговаривал, казалось, тоже с ними. – Я тоже так хочу… Чтоб ничего. А я и не задумывался раньше, что ты можешь быть не натуралом. Ты казался таким…
- Понимаю. Единственной полезной вещи, которой я действительно научился у отца, это умению «казаться», производить какое угодно впечатление, ловко подстраиваясь под ситуацию подобно хамелеону. С другой стороны, гадкое свойство, иногда маски вростают и тогда получается, что содержание не соответствует обложке, а книгу уже не переписать.
- Ты был когда-то с кем-то счастлив?
- Ерунда, Том, не жди от жизни большего, чем она может дать.
- Я и не жду… Вопрос был простым – ты не ответил.
- Ответил. Ответ был очевиден: нет, и уже не буду, как только я снова вернусь под опеку отца, я стану очередной пародией на его предвыборную программу или на бизнес-план. Я устроюсь на работу, и со временем он сам мне посоветует девушку, на которой можно было бы жениться, но отказ от дружеского предложения отца можно сравнить разве что с отказом террористам на просьбу поднять руки вверх.
- Женится? Но ты же…
- Да, когда учительница рассказала папе (об это слово Себ словно споткнулся, он слишком привык к почтительному «отец») о школьных слухах, то он тем же вечером пригласил меня к себе в кабинет и сказал, чтоб я и думать забыл о подобном. Он даже устроил мне ежедневные занятия с психологом. Заключение врача стало очередной отговоркой «Ребенок пытается привлечь к себе внимание, которого ему не хватает» - банально, но всегда подходит почти под любую ситуацию, глубже редко кто думает. После этого в список моих дополнительных занятий к пению, плаванию, французскому и фехтованию добавился еще и конный спорт. Ко мне привели породистого белого коня и разрешили дать ему имя, я назвал по-детски просто - Пегасом, ему построили небольшой домик, в котором я вместе с ним стал проводить практически все свободное время, я рассказывал ему о школе, о прочитанных книгах, целый год он был моим верным другом. Но только год. На одном из занятий он случайно взбрыкнул, я не успел сгруппироваться и неудачно упал, поломав себе руку в двух местах. Вина была моя, конь застоялся, но я все равно я сразу полез ему на спину. На следующий день отец распорядился, чтоб Пегаса увезли. Тогда я постоянно винил себя за то, что не сумел настоять на его возвращении, теперь просто понимаю, что не смог бы. Я вообще мало чего могу. Я так хочу, чтоб этот круг разорвался. Я хотел перестать быть вторым после отца, хотел стать кем-то, но не рассчитал, ведь и сюда я тоже пришел бороться с чьей-то тенью. Я пришел на место твоего брата и…
-
-
07.12.2009 в 00:56А потом сказка исчезает, все оказывается слишком просто, слишком глупо… это все равно, что пару лет не кататься на велосипеде и думать что забыл, но ведь на нем не разучишься, никогда.
И остаются все те же заученные аккорды, только игра, принцип которой неизменен: гладить, мять, хватать, подчинять, целовать, кусать; губы, шея, ягодицы, спина… Движения, резкие, быстрые, хотя кажется, что сейчас это не слишком хорошо - Себастьян что-то неразборчиво шипит и неестественно сильно выгибает спину.
Плевать, уже не остановиться, остается только покориться скорости поезда, поддаться навязчивому темпу, установленному ритмичным стуком его колес, что каким-то непонятным образом стал напоминать звон колокола «Бомм – бомм - бомм» - наверно просто из-за шума крови в висках. И хочется кричать от отчаяния, когда звон превращается в такое созвучное ему имя «Билл – Билл – Билл»…
Начинается какая-то странная вечерняя служба, с которой необходимо бежать, потому что ты к ней еще слишком не готов. На ней ты будешь наказан за то, что нарушил все заповеди этой веры, этого не изменит уже никакое покаяние, тем более что пока не слишком понимаешь, в чем именно каяться.
«То–кио Отель – То-кио Отель – То-кио Отель» - подбадривающие крики с улицы сейчас звучат самой худшей из насмешек, но даже они не в силах заглушить собственные отчаянные мысли, что затягивают подобно трясине, они заманивают своей ясностью и ты следуешь за ними, но потом все резко прекращается.
И ты уже стоишь в незнакомом лесу с темной повязкой на глазах, единственным ориентиром служат звуки какой-то странной далекой музыки, ты пытаешься на нее идти, но она теряется в доносящимся отовсюду навязчивом шепоте и легко исчезает, оставляя чувство необъяснимой паники.
Упасть на асфальт, чтобы щеки в кровь,
Чтобы не осталось сил подняться вновь,
И чтобы слезы из глаз ― фонтаном лопнувших труб,
Чтобы шипела слюна на рваной коже губ,
Резать вены стеклом, пачкать кровью кровать,
Прятать слезы в ладонь, чтоб кому-то соврать,
Может, даже без смысла кого-то убить ―
Это все для того, чтобы просто любить…
Если просто любить…
(с) Дельфин «Если просто»
****
Было очень страшно вот так взять и потянуть на себя дверь, выпустить всех демонов, войти и столкнуться лицом к лицу с реальностью.
Возвращение домой еще никогда не было таким сложным. Пять месяцев и две недели перевернули с ног на голову всю жизнь, и теперь не оставалось ничего другого кроме как трусливо мяться на пороге, мотивируя для себя это промедление тем, что докурить сигарету все же лучше на воздухе.
Удачно обманув себя единожды, делать это в дальнейшем становится проще.
Прохладное весенние утро кажется действительно приятным и в голове даже начинает появляться некий план действий: зайти и сказать «привет» - ерунда, но еще секунду назад не было и его.
Забытая сигарета неприятно обжигает пальцы, словно напоминая о том, что тянуть бесполезно. К черту, можно закурить другую, их еще целых пол пачки, а потом… а потом всегда можно сходить в магазин за новыми.
Том раздраженно отогнал от себя последние мысли и решительно вставил ключ в замок, но ручка повернулась сама и, прежде чем он успел сообразить почему, дверь открылась.
На пороге стоял абсолютно невозмутимый Билл, только не тот, другой…
Немая сцена и весь план с «привет» летел к чертям. Том отчаянно пытался разглядеть в ярко подведенных черным карандашом глазах хоть какие-то эмоции, хоть долю узнаваемости, но тщетно. Единственное чего он дождался – едва заметный кивок головы, а потом Билл с таким напускным достоинством его обошел, что Тому пришла в голову абсурдная мысль, будто они на балу, и только открывая калитку, Билл проронил свое привычное нервное движение плечом - так он делал всякий раз, когда сумка начинала соскальзывать.
А потом он совсем скрылся из виду, не оглянувшись, не сказав и слова… Все было в сотню раз хуже чем после первого гастрольного тура Токио Отель в новом составе, тенденция пугала.
Хотелось все послать к чертям, закрыться в этом доме вместе с братом и лелеять те осколки отношений что остались. Если еще хоть что-то осталось… А вечером снова нужно ехать на студию… и где-то здесь круг замыкался, и где-то между всем этим хотелось лечь потерянным псом и просто дожидаться хозяина.
Дверь в дом Билл оставил открытой, и когда ничего не остается радоваться можно даже таким мелочам, убеждая себя в том, что это некий приглашающий жест, что тут его все же ждали.
Ведь никто не запрещает обманываться, если просто не знаешь где правда.
В отличие от брата дом не изменился совершенно, все было на своих местах, даже гора грязных от кофе чашек, что по обыкновению образовывалась в мойке, даже запах тот же, такой приятный, родной, некая смесь палироли для мебели с отголосками сигаретного дыма.
Теперь нужно было включить систему наблюдения, но в самый последний момент Том отдернул от нее руку: в жизнь и так суют нос все кому не лень, пора прекратить им это позволять, хотя бы попытаться.
Все утро Том просто скитался по дому изучая жизнь брата: включал телевизоры, чтоб посмотреть какой канал работал последним, просматривал валяющиеся всюду конспекты, не читал, просто смотрел на почерк, он очень хорошо запомнился ему по школе – тогда он часто позволял себе списывать или еще по тому времени, когда Биллу было запрещено разговаривать, и приходилось все время расшифровывать его наспех набросанные в тетрадь каракули, ведь больше их никто не понимал. А теперь ничего, просто кивок, просто знак того, что тебя узнали, но этого мало, так невероятно мало…
В комнату брата Том посмел зайти не сразу. Там он чувствовал себя словно грабитель, среди бела дня пробравшийся в банк. И это чувство только усилилось, когда, повинуясь какому-то странному порыву, он поднял лежащий на кровати черный свитер и поднес к лицу, тот пах сигаретами, кожей Билла и … теплом. Просто Том знал, что на брате свитер обязательно стал бы теплым, а так… просто лежит забытый. Проецируя на него какие-то свои чувства, Том подумал, что свитеру должно быть обидно, что именно сегодня он не подошел. С другой стороны, свитер мог бы быть просто домашним, а тогда все в порядке, тогда хорошо…
Шторы на окне были открыты, на подоконнике стояла чашка с еще немного теплым чаем, Том поднес ее к губам и сделал небольшой глоток. Он руководствовался каким-то внезапным отчаянием, что заставляет хвататься за мелочи, собирая знакомый образ по крупицам, но за слабость всегда потом бывает стыдно, и он поспешил выйти, в который раз пообещав себе взять ситуацию под контроль и прекратить обо всем этом думать.
Чашка осталась стоять на подоконнике, ровно на том же месте, где ее сегодня утром оставил хозяин комнаты и если бы Том хоть мельком посмотрел на улицу, то увидел бы, что именно с этого положения так хорошо видно крыльцо дома, на котором он промялся сегодня целое утро.
-
-
07.12.2009 в 00:57Единственные люди, которые сейчас занимались творчеством в группе – пиарщики, они составляли по сотни самых невероятных легенд на день посвященных уходу успешного солиста. Том ненавидел это время, не понимал необходимости своего присутствия. Приходилось что-то подписывать, с кем-то разговаривать, улыбаться в одни камеры, томно смотреть в другие, отвечать на ядовитые вопросы журналистов, и одновременно, для успокоения нервов, мысленно представлять себе их массовую смерть…
А он все путал.
Всегда путал, но сегодня, после того как Себастьян успел на ходу шепнуть, что к нему приходил Билл, вырваться за пределы этой мысли не получалось.
Сотни вопросов: «Когда?», «Зачем?», «Почему?»… а ответить некому – Себа уже увез отец. Можно было бы попробовать ему дозвониться но пресс-конференции не заканчивались: одна за одной, одна за одной… А потом, когда безумный день подошел к концу, пошли долгие гудки, ответа не было ни на пятый ни на пятнадцатый звонок.
Том даже с хмурым весельем представлял себе, что еще может с ним приключиться: пойдет дождь, закончится бензин, сядет батарея, ДТП?
Но ничего, пожалуй, в небесной канцелярии решили, что полнейший бардак в жизни и забитая инцестом голова – пока достаточный повод не скучать этим вечером.
Том уже загнал машину в гараж и собирался с силами, чтоб зайти в дом, где необходимо с достоинством выдержать равнодушие родного человека, когда зазвонил телефон:
- Себ!! Какого черта, мать твою, так долго?
- Скучал, котик?
- Очень смешно… ближе к делу.
- Мелкий, ты говоришь с будущим ведущим адвокатом в ведущей в фирме…
- Я бы назвал твои прогнозы слишком смелыми.
- А я бы попросил тебя не портить мне настроение… Оставляешь на моем телефоне пятьдесят семь неотвеченных вызовов, а потом еще и кричишь ни за что. Руки не отсохли звонить?
- К счастью нет, так что отдубасить я тебя еще смогу.
- Только если я буду в это время спать.
- Пусть даже так, мы не гордые – Том усмехнулся и нервно пнул колесо машины – Себ, ну будь ты человеком, а? По тому, что ты тянешь, я уже понял, что ничего страшного не случилось, но все же, что от тебя хотел Билл?
- А что мне будет за информацию?
- Ты сволочь…
- Минуточку, я адвокат, я учусь иметь людей.
- Может, начнешь это самообразование с завтрашнего дня?
- Я пол жизни откладывал, предлагаю и тебе тоже, наконец, завязывать с жизненной позицией Скарлетт.
- Какой еще?
- А-а, прости, забыл, что ты не читаешь книги.
- Да понял я уже… Которая О'Хара?
- Умница-дочка – Себастьян даже рассмеялся – общение со мной влияет на тебя достаточно положительно.
- Да, но это общение занимает уйму времени особенно тогда, когда пытаешься узнать что-то конкретное – проворчал Том, но легче тем ни менее стало, он мог сейчас даже улыбаться, хотя еще два часа назад, перед камерами, этот трюк не срабатывал совершенно.
- Ладно-ладно, если сократить длинный монолог твоего Билла до одной только сути, он тебя ревнует ко мне.
- Послушай, я уже понял, что у тебя хорошее настроение и это очень весело нервировать им всех окружающих, но в следующий раз выбирай темы для своего бреда другие, хорошо?
- Плохо, Том, плохо.
- Что?
- Плохо у тебя с мозгами, говорю. Я не стал бы тебе вдруг врать только потому, что я адвокат.
- Сколько уважения к собственной профессии.
- А что делать? Люблю я ее настолько что воспринимать серьезно не могу совершенно… Так вот, теперь ты, между прочим, сам меня сбиваешь с мысли. Возле студии меня встретил твой дорогой братик и сказал, чтоб я больше к тебе не приближался, точнее, повторюсь, сказал он много чего, но поверь мне, что это суть.
- А ты что?
- А я был удивлен, но все так же красив и самодостаточен.
- Нарцисс… Сказал ты ему что?
- Ха! Думаешь он поговорить пришел? Не-а, Том, мне пришли высказать все, что думают по этому поводу. И видит Бог, не выслушивал бы я твое нытье о безответной любви все эти бесконечно долгих пять месяцев, то даже обиделся бы на такой поток самовыражения, но нет, я героически нашел в себе силы даже порадоваться за твою бестолковую голову.
- То есть…
- То есть разберись уже наконец, все совсем не так безнадежно как ты мне это обрисовывал… Как по мне, то лучше быть счастливой семейкой Адамсов, чем правильными на вид, но со скелетами по всем шкафам… говорю о том что знаю, моя семья представляет собой второй вариант, поверь, ничего хорошего…
- Себ?
- Что?
- Думаешь, я могу сказать ему?
- Попробуй.
- А если он станет презирать меня?
- А сам ты как думаешь? За любовь презирают только последние сволочи. Твой брат из таких?
- Себ!!
- Что? Вопрос был риторическим, я помню, что он у тебя прекрасный, милый, добрый…
- Себ!
- Нежный, веселый, понимающий, ранимый…
- Себ!!!!
- Что?
- Спасибо…
- Да ладно, всегда к вашим услугам… Мы, адвокаты, всегда спешим на помощь нуждающимся.
- Я попробую теперь сделать так, как ты.
- Стать адвокатом? – Себастьян явно потешался.
- Да нет же, завязать с принципом Скарлетт и начать жить.
- Успехов…
- Пока?
- Да… Том?
- Ум?
- Я буду рад еще как-то увидеть твоих пятьдесят семь вызовов за раз.
- Обязательно…могу даже больше как-то накидать. Потом, хорошо? Я пойду?
- Ни пуха…
- А что? Я сказал, что просто пойду домой, что тут такого?
- Том, О'Хара…
- Ладно, я помню.
Ранним летом, когда вода еще не совсем успела прогреться на обманчиво ярком солнце, заходить в нее бывает сложно.
Делаешь шаг, а ноги немеют, можно даже почувствовать каждую крупинку песка что, давно улежавшись плотным ковром, начинают резать, словно сотни маленьких стеклышек.
Некий бунт, вызов, атака…
И первые минуты идея продолжать двигаться вперед кажется абсолютно глупой и невыполнимой. Можно еще постоять, пытаясь свыкнуться, можно вернуться на подстилку, а можно побежать…
Собрать в кулак всю решимость и с какой-то безумно счастливой улыбкой залететь в воду, подняв фонтан брызг и потревожив им всех отдыхающих.
Тогда весь холод накинется на тебя сразу, он будет обжигать кожу, будет бороться за свои владения, но пути к отступлению отрезаны.
Зайти – значит выиграть, значит завершить бой победителем.
Только там, в воде, со своей победой ты остаешься один на один, а тут, когда теперь есть нечто цельное, неделимое, что-то для двоих, это действительно счастье.
Том знал, что по-другому просто не сможет, что нужных слов не подберет.
Понять это было легко, ведь никогда не мог.
А сможет ли хоть когда-то?
А нужно ли?
Ведь можно просто закрыть глаза и нырнуть, довериться своим чувствам, придумать ответные…
И кровь бежит по венам так стремительно, что даже тело дрожит, словно внутри начинается шторм.
Ничего, зато убегут все крысы, им больше нечего делать на борту.
Было страшно и это чувство только усиливалось с каждым шагом, заставляя Тома идти все быстрее, бежать в эту воду.
И он, наконец, нырнул.
Без стука вошел в комнату брата, Билл стоял возле письменного стола и перекладывал какие-то книги, снова не удосужившись повернуть головы.
Ничего, иного ждать не приходится. Все эти фокусы, все эти реакции на тот или иной поступок давно заучены нерушимыми заповедями и пускай, …пускай, если без этого нельзя, значит нельзя.
Значит так ему надо.
Только тяжело от этого.
Моментально охватывает слабость и неуверенность, но разгон был взят, а тормозить перед финишем крайне глупо.
Том старался быстро пересечь комнату, чтоб уже, наконец, понять игру брата и если Себастьян прав, если только…
Но то, что должно было быть сильным, дающим все понять, поцелуем на деле вышло только легким прикосновением губ к губам - в последнюю секунду оставшиеся крохи уверенности куда-то исчезли, и сейчас Том проклинал себя, готовясь вымаливать прощения за этот своевольный поступок до конца жизни, если конечно все же позволят объясниться.
Пускай тогда все будет как раньше, с этим ведь можно было жить?
Но родные губы покорно шевельнулись в ответ, вначале так же неспешно, неуверенно, готовые в любой момент отпрянуть, но потом накрыла волна, обрушилось цунами, полетели тормоза.
Том с отчаянным стоном подался вперед, хватаясь за тело брата, вжимаясь в него, останавливаться страшно, отрываться страшно, потому что тогда придется посмотреть в глаза… А как в них теперь смотреть?
Это было безумием, реальность трещала по швам, разрывалась, и то ли она исчезала совсем, то ли создавалась новая. Понять это сейчас было невозможно, только тепло, жар… чтобы быть ближе к нему, чтобы окруженным им – так надежнее.
Игра языков уже стала отнюдь не ласковой и, словно опомнившись, Том пытается изменить темп, медленнее, нежнее, ведь если нет слов, то единственным рассказчиком становится тело, ему сейчас нельзя фальшивить, так зачем оно пытается сейчас кричать?
Тише.. Тшшш… шепотом, кричать опасно, главное - не спугнуть, главное – убаюкать, приучить к себе.
Язык плавно скользит по немного острым зубам, не удержавшись, проскальзывает глубже, тут же находя себе противника, с которым можно сражаться за территорию.
Но нет, не надо, осторожнее, даст Бог, и тут еще можно стать частым гостем.
Спокойнее, вдумчивее, нужно успеть запомнить, где-то здесь был пирсинг но все давно зажило, затянулось.
-
-
07.12.2009 в 00:57Судорожно сцепленные на плечах Билла руки, наконец, смелеют и приходят в движение, заползают под свитер (что еще сегодня утром лежал забытым на кровати) и скользят по такой невозможно горячей сейчас спине. Том чувствует, как Билл стонет ему в рот и сильно выгибается, вжимаясь так, что теперь отчетливо ощущается его возбуждение.
Пытаться держать над собой контроль больше нет сил. Это просто невозможно терпеть дальше…
Том делает один шаг, второй и перепечатывает Билла к стене, продолжая терзать уже ощутимо припухшие губы, на мгновение отрывается и какими-то плохо контролируемыми, словно нетрезвыми, движениями стягивает с него свитер, снова избежав встречи глаз. Начинает ласкать шею, ключицы, опускается к соскам. Пытается как лучше, пытается вспомнить все те точки, струны тел, на которых он так умело играл...
Не выходит.
Сейчас все совсем иначе. Это сбивает с толку, это неимоверно заводит.
Стягивает джинсы с Билла и опускается на колени, легко сжимая в руке очевидную выпуклость на боксерах, но случайно вырвавшийся протестующий всхлип останавливливает его и Том впервые за сегодняшний вечер смотрит в лицо брата, пытаясь понять ошибку.
Глаза Билла плотно зажмурены, губы закусаны, а руки отчаянно скользят по стене в попытке найти хоть какую-то опору, хоть за что-то ухватиться…
Так быть не должно и Том даже физически ощущает, как он сейчас нужен, как нужны его губы на этих губах, чтоб они больше не занимались самоистерзанием, как нужны его руки, чтоб стать поддержкой.
Все это совершенно не те струны, но музыка играет, она где-то в голове, в висках, она теряется в теле, не просто растворяясь – впитываясь.
И это лучшее из всего того, что можно ощущать или слышать. Это лучшее…
Ухватится не за что и остается только продолжать скольжение: чуть сильнее, быстрее, а потом, с трудом найдя в себе силы, немного замедлить темп, чтоб всем телом почувствовать нежные лирические нотки, словно парение после стремительного полета.
Том встает с колен и сразу же вжимается в тело брата, одна рука Билла ложится ему на спину, судорожно притягивая к себе, вторая продирается между их телами, и ловко расстегнув удобные в снимании широкие штаны, проскальзывает дальше к уже давно молящему о внимании члену. Почувствовав прикосновение, Том шипит, втягивая воздух сквозь плотно сжатые зубы, хочется непрерывно стонать, только это кажется сейчас таким неуместным, что остается только плотнее смыкать челюсти, полностью отдаваясь самым желанным на свете рукам.
Приходит слабое осознание того, что нужно как-то отвечать, но тогда придется разжать руки, держать не так сильно, а отпускать страшно - все это может слишком легко исчезнуть. Ведь этого в принципе не может быть…
Очередная галюцинация, как тот поцелуй перед телевизором?
Так вот он какой, порог за гранью разумного… Красиво, хорошо, тепло… Ради этого стоило сойти с ума еще раньше.
Ради этого стоило свести с ума собственного брата.
Ради этого можно свести с ума весь мир и пусть все ошибаются, пусть все останутся слепы. Этого им все равно не понять – этому нет объяснения, нет оправдания… И этому нет границ - музыка, заточенная в сознании, вырывается на свободу и звучит…звучит. Смешно пытаться ее заглушить, ведь она не снаружи и касается только тех, кто ее слышит.
Но все так странно, незнакомо… Простые движения сейчас обретают совершенно новый смысл. А музыка… Том много знал о музыке, но этот инструмент был совершенно незнаком, от этого скольжения бешено стучало сердце, и кружилась голова, тут не ухватиться пальцами за струны, как на гитаре.
Тут можно действительно сорваться, улететь…
- Ты скрипка, Билл, …скрипка – хрипло шепчет он на ухо брату внезапную догадку.
Билл распахивает глаза и пытается сосредоточиться на этом голосе, на смысле слов. Не выходит: взгляд все так же расфокусирован, а руки продолжают свои уже немного спешные движения, голова снова запрокидывается, казалось бы, сама, подставляя шею поцелуям.
Ни думать, ни что-либо анализировать, уже нет сил. Темп ускоряется.
Том отпускает плечи Билла, на которых начинают проявляться синяки от его захвата, и соединяет их руки, помогая, сжимая вместе члены, переплетая пальцы, наращивая темп. Тела становятся совершенно мокрыми, мешает не до конца снятая одежда и какой-то периферией сознания Том понимает, что, возможно, все должно быть не так, что это не его инструмент, что он в этом бездарен и легко может сфальшивить.
Это не гитара, хотя и там, при всей практике, были промахи.
А на скрипках играет совсем другой тип людей…
Но отказаться от этого уже невозможно, это не наркотик – это суть, забрать ее и не останется ничего.
Пульсация в руках учащается, и Том уже без страха смотрит на искаженное наслаждением лицо брата: на дрожащие ресницы, на полуприкрытые раскрасневшиеся губы - они так жадно сейчас ловят воздух, что совершенно не хочется им мешать поцелуем, как бы не хотелось целовать.
Продолжая упрямо изучать лицо Билла, Том уже даже ждет, чтоб он открыл глаза, чтоб хоть что-то успеть в них разглядеть что-то понять.
Ведь они совершенно не одинаковые, даже у близнецов, говорят, что глаза отражают душу, что цвет может меняться от настроения, от чувств…
Ну же, Билл, открой их, посмотри, пожалуйста, объясни этим все, если сможешь.
Но его глаза закатываются в экстазе, забирая с собой одну правду и открывая другую – новую и пока непонятную.
Том снова чувствует как сквозь звуки музыки начинает пробираться пульсирующее в голове имя, теперь его можно даже произнести, отпустить, прокричать, простонать, но сейчас Том может только шептать зарывшись лицом в спутанные волосы брата - «Билл… Билл… Билл» - теперь это не стук, не удары, не звон, а почти шелест, укрывающий обоих.
Том даже не почувствовал собственный оргазм из-за колоссального количества адреналина в крови, просто все вокруг вдруг покрылось разноцветными прыгающими пятнами.
Пришел в себя он уже на полу, сидя уперевшись спиной о стену, Билл сидел рядом и с тревогой смотрел в глаза… А он уже практически начал забывать, как выглядит это лицо без привычной маски, с эмоциями.
Осознание того, что сейчас произошло, накатило лавиной - твою мать – ошарашено пробормотал Том.
- Ну, вообще-то в таком случае – нашу, – Билл улыбался, и сейчас так хотелось верить, что все образуется, что он еще поймет этого человека и найдет способ с ним общаться.
А пока можно просто поцеловать. Теперь кажется можно.
Конечно же, все начало получаться не сразу.
Просто в какой-то момент Том понял, что больше не боится Билла.
Сейчас вспоминания о страхе даже кажутся глупыми, но ведь когда-то именно он сковывал движения, руководил мыслями, словами.
Когда именно он исчез? - Этого Том толком не знал и сам…
Может, отчасти это произошло в тот момент, когда впервые после «прыжка в воду» они засыпали на одной кровати. Том тогда нерешительно прижался к спине Билла, подсознательно ожидая того, что от него сейчас раздраженно отодвинутся.
(В то, что в этой ситуации что-либо может быть взаимно, верилось с трудом.)
Но Билл только сонно пробормотал что-то неразборчивое и прижался еще плотней.
И Том поклялся себе, что не заснет до утра, но, видимо, все же заснул. Потому как проснулся он уже оттого, что стало совсем светло, и мгновенно поймал на себе взгляд брата, тот сидел уже одетым на своей половине кровати в позе лотоса и внимательно вглядывался в его лицо.
- Что смотришь? – охрипшим ото сна голосом пробормотал Том, не выдержав тишины.
- А ты на свою работу уже опаздываешь. – Билл сообщил это так радостно, словно поздравлял с чем-то, а потом еще рассмеялся, когда Том рефлекторно вскочил с кровати – Эй, я, к твоему сведению, в университет вообще не пошел.
- А-а… ну и как там у тебя дела? – спросил лишь бы что-то спросить.
- Тебя и в правду так интересует мой… м-м-м… университет? – и тут Том подумал что, либо он стал слишком распущен, либо слово «университет» прозвучало действительно как-то не так.
Одежда нашлась, только не похожа она была уже ни на что и надо было идти в свою комнату на поиски.
Том повернулся к все еще сидящему на кровати Биллу пытаясь подобрать нужные слова так, чтоб умудрится ничего не разрушить.
- Ты же понимаешь, что я не могу не пойти, я даже опаздывать права не имею. Ждут продюсеры, пресса и…
- Иди куда хочешь – привычно отрезал Билл а потом, прежде чем Том понял что просто-напросто задыхается, он снова весело рассмеялся, уткнувшись лицом в колени – да ладно, тоже мне, трудоголик… Скажи это сейчас это по-другому.
- Что ты имеешь в виду?
- Как раньше… ну же!
- Хорошо – я ухожу – покорно повторил совершенно сбитый с толку Том.
Билл задумчиво наклонил голову, словно вслушиваясь в эти слова, а потом категорически изрек – Ты никуда сегодня не пойдешь.
И это прозвучало так уверено, что Том и в правду поверил на секунду, что пойти в таком случае никуда не получится,… или же он просто хотел в это поверить, хотел вернуться назад, закутаться в одеяло, или лучше в это тело, в эти руки, в этот голос…
- Но я не могу так, ведь…
- Да знаю я, знаю, просто всегда хотелось так сказать. А дальше по плану ты хватаешь меня и кидаешь на стол, стягивая одежду.
-
-
07.12.2009 в 00:58- Как-то глупо кидать тебя сейчас на стол, когда ты уже лежишь на кровати – рассудительно заметил Том, оперевшись плечом о косяк двери, словно застряв в этом проходе: и уходить не хочется, и возвращаться нельзя.
Билл только раздосадовано фыркнул: - Зануда. Я тебе скажу что глупо – глупо стоять там и корчить из себя профессора когда, как ты сам выразился, я уже лежу в кровати.
А ведь с фактами не поспоришь.
Руки сами разжимаются, роняя собранную до этого грязную одежду, и Том возвращается.
Садится рядом и понимает, что может только смотреть в эти, прищуренные от непонятных ему пока эмоций, глаза и улыбаться, глупо, наверно,… но Билл не шевелится, а самому так страшно сделать хоть что-нибудь.
Еще не время для сольных партий, но раз ждут - надо играть.
Том протягивает руку, скользя ей по щеке брата, Билл улыбается в ответ и от этого сокращения мышц даже становится щекотно в ладони. Просто взять и поцеловать кажется кощунством и остается только изучать взглядом это лицо, ожидать какого-то сигнала. Рот Билла немного приоткрывается, и зубы беспощадно закусывают нижнюю губу. Наверно это немного больно, ведь Том помнил какие они острые, наверно это и был знак...
И пусть игра технически немного фальшивит, но с большей искренностью действовать невозможно.
Все ошибки, все промахи, ссоры, обиды – лишь недостатки опыта в понимании друг друга, в недостатке практики.
А Том очень хотел научиться, хотел все понять, стать виртуозом в самой главной игре своей жизни, чтоб уже никогда не потерять свой инструмент, ведь музыкант не живет без музыки, как и музыка, что может возникнуть только в руках конкретного человека. Эти два понятия не могут существовать отдельно, как клоун без больших ботинок, как осень без дождей, как весна без птиц, как лето без солнца…
Здесь нет двух половин – есть образ, а это цельное, его можно уничтожить, но никак не разделить.
Том пытался все сохранить, удержать бабочку, так доверчиво севшую на палец, он боролся за это каждой фразой, каждым жестом и уже даже действительно начало выходить.
Конечно, сюрпризы были, и не всегда было понятно, что это может значить и как к этому относится.
Так, например, в тот вечер:
Том тогда снова пришел достаточно поздно и застал Билла роющимся по шкафам.
- Ты не знаешь где у нас анальгин? – это было вместо обычной улыбки или более редкого простого «привет». Он вообще казался сейчас каким-то слишком сосредоточенным, словно на экзамене.
- Что-то болит?
- Нет еще.
- Что значит «нет еще»? А когда должно начать?
- Просто ответь, что ты пристаешь вечно?!
- Хорошо – Том даже старался не обижаться, ведь понимал, что Билл всегда начинает так себя вести, когда что-то задумывает, ни за что не поделится, пока не осуществит – они в моей комнате.
- Я возьму.
- Бери.
- А с алкоголем это можно смешивать?
- Я сейчас так насоветую, что ляжешь с отравлением. В Интернете посмотри, если тебе так надо… Вообще не понимаю, что ты от меня хочешь – проворчал совершенно недовольный таким приемом Том.
Билл вернулся через пол часа, через это же время он и решил ответить.
- Я хочу, чтоб у нас было все.
- То есть все? Заведем себе еще слона, жирафа, прочую экзотику?
Тяжелый вздох, словно Билл с трудом заставил себя проглотить какие-то обидные слова.
- Я имею в виду, что хочу, чтоб между нами было все, не только зажимания по всем углам…
Слова словно ножом вонзились в сердце, а потом еще несколько раз там провернулись, засев окончательно. Том предполагал какие-то промахи, но назвать все, что было, простым «зажиманием по углам»…
- Подожди – Билл озабочено всматривался в бледное лицо Тома – я хотел сказать, что…
- А мне начхать, понятно? Я иду спать!
- Том?
- Не лезь ко мне! Сам орешь, когда я к тебе пристаю, а тебе значит можно колупать мой мозг?!
- Ты меня не понял. Я ничего плохого сказать не хотел.
- А я сейчас хочу, очень хочу, Билл, так что лучше даже не подходи.
Это был первый срыв, и уже спустя пять минут Том ненавидел себя за него.
Что он натворил? Взял и швырнуть скрипкой об стену только потому, что ему показалось, что что-то начало идти неправильно.
А как же теперь будет звучать эта музыка?
Может ли бабочка вернуться на палец, с которого ее спугнули?
Сон не приходил, не спасал от всех тех нерадостных мыслей, что постоянно занимали себе очередь на рассмотрение.
Они гудели каким-то надоедливым роем, и из-за этого совершенно не было слышно той музыки, что стала неотъемлемой частью существования.
Том, в который раз, перевернулся, снова комкая ногами уже едва ли не свернувшуюся в трубочку простынку.
Теперь еще и свет стал мешать глазам, казалось, все в этом мире было против того, чтоб он смог заснуть, забыться, перестать прокручивать в голове фразу про зажимания по углам, вспоминать свой крик…
Как вообще можно было на него кричать?
И этот дурацкий свет…
Кажется, что во тьме даже слышны какие-то шорохи.
Хочется укрыться с головой, спрятаться, но тогда будут мерзнуть ноги…
И кто решил, что длина в два метра – идеальна?
Ее так не хватает…
Так не хватает.
И если б стало еще хоть немного темней, Том лениво открывает глаза, пытаясь выискать источник света, и замирает, прекращая даже дышать – дверь в коридор приоткрыта и в проеме ворочая что-то в руках, стоит Билл.
- Ты чего не спишь, – Том и сам не узнает свой голос, словно здесь был еще кто-то третий.
- Не спится, мне можно зайти?
Какая несправедливость, зачем ему вообще об этом спрашивать?
Не ему же нужно извиняться, это Том сейчас винит себя за ту реакцию.
Но Биллу кажется все равно кто и в чем виноват, он просто садится на кровать, вкладывая в руки Тома какой-то тюбик, и начинает медленно целовать.
От него еще немного отдает алкоголем, наверно, все-таки смешал с ним свой анальгин.
Язык Билла ласково скользит по губам, умоляя приоткрыться, но их хозяин медлит, не имея возможности выбраться из того болота нерешимости и непонимания, в котором погряз уже давно.
- Ну же… - шепчет Билл, и срабатывают не столько слова, сколько неожиданность, когда Том почувствовал его пока еще прохладные руки на своей спине – теперь эта территория была завоевана и поцелуй углубляется.
- Билл?... Подожди, что ты…ах… делаешь?
В ответ слабый смех – люблю тебя. А ты? Ты любишь?
И прежде чем том успевает ответить, его губы запечатывает какой-то слишком уж отчаянный поцелуй – Не отвечай сейчас, ладно? Просто сегодня люби, сможешь?
Билл снова указывает на принесенный с собой тюбик и только теперь Том все понимает. Не то чтоб он не думал об этом раньше…
Хотя возможно и не думал, слишком одурительной все еще была и та мысль, что он смеет целовать этого человека.
А уж так…
Стало снова страшно, как тогда, в первый раз, когда только «нырнул».
Теперь конечно спокойнее, но он так боялся чем-то разочаровать. Это была новая ступенька, новая высота, падение с которой может стать смертельным.
Но Билл продолжает целовать, ласкать, стягивает с себя одежду и этому уже нечего противопоставить.
Том и сам понимает, что хочет, хочет так, что тело дрожит, кажется, что даже зубы отбивают какой-то задорный мотивчик.
Но это больше пугает, чем действует наруку.
Как сейчас себя контролировать?
Был ли у него уже кто-нибудь?
О втором не хочется ни думать, ни спрашивать.
Да и какое это имеет значение, когда сейчас этот человек хочет быть твоим.
Пузырек, который он принес, оказался просто кремом для рук.
Знакомый приятный запах ромашки, Том иногда чувствовал его в комнате Билла иногда на его руках…
А теперь использовать его так… – мысль была совершенно шальной.
Толчки, как того боялся Том, было невозможно контролировать.
Но он пытался, держался до одури, до звона в голове, до зеленых кругов перед глазами, но не мог и все продолжал наращивать темп и все сильнее вжимался в это хрупкое тело. Измазанными кремом руками совершенно не удавалось держаться за спину Билла, гладить ее, все соскальзывало, плыло и Тома тоже сносило этим течением.
А после, протирая расслабленное тело Билла мокрым полотенцем, он даже не понимал, что ему хочется сделать с ним за эти эмоции обнять или все-таки стукнуть.
Ведь так не хотелось причинять боль, даже малейшую.
Но после этого весь страх исчез, Билл стал просто Биллом, человеком, которого можно по желанию обнять, поцеловать, ему можно даже выказать свое недовольство по тому или иному поводу, только не так, спокойно, без истерик.
Теперь Том бережно укладывал свою скрипку в футляр и прятал на самые дальние полочки, чтоб никто уже не смог уничтожить, даже он сам.
И только после всего этого игра стала более свободной, только теперь Том мог, пройдя под утро после очередных съемок, спокойно заползти в постель брата, прижаться к его теплому и разнеженному ото сна телу не бояться быть отвергнутым, чтобы там не случилось.
-
-
07.12.2009 в 00:58- Ты опять поздно – пробормотал в подушку Билл, проснувшись оттого, что вдоль его талии скользнула рука.
- Знаю, прости. Завтра начинается кастинг на нового солиста – невесело объяснил Том – было много работы.
- Не переживай за это – Билл легко перевернулся в его руках и уткнулся губами в его шею так, что каждое слово стало словно поцелуй.
- Я пытаюсь, но…. сколько его будут потом подготавливать? Месяц, два максимум… Времени уже нет. А я не хочу снова в тур… Билл? Слышишь? Я не смогу.
- Слышу. Не думай пока об этом хорошо? Завтра все увидишь…
- А что завтра? Ничего не…
Но быстро замолкает, чувствуя, как руки брата под одеялом оживают и начинают скользить по его телу, совершенно сбивая с мысли.
- Билл я насчет.. э-э-м…
- Хочешь меня… сейчас? – теплый шепот в шею, ласковые движения рук и уже не остается ни малейшей надежды на продуктивный разговор.
- ох... черт, да...
Путь из точки до вечности,
Слова не считаются.
Болезнь безупречности
От неё извиваются.
Красота предсказуема.
Злость обоснована.
Я думал, всё кончилось,
Но опять все по-новому.(c)
С Г« Разум когда-нибудь победит»
«То–кио Отель – То-кио Отель – То-кио Отель» - шум постепенно то затихает, то нарастает из-за странной игры Билла с закрыванием и открыванием звуконепроницаемой балконной двери.
- Пожалуйста, прекрати дразнить этих буйнопомешанных и иди ко мне – Том приглашающе хлопает по свободному месту на кровати.
Билл улыбается и прекращает свою игру, только не подходит, идет к зеркалу и садится возле него на стул, замерев в лучших традициях Барби.
Ничего удивительного, в данную минуту это немного другой Билл.
Это снова Билл Каулитц – звезда, Бог, идол, икона…
И он прекрасно помнит о том, что этим пафосным словам нужно пытаться соответствовать.
Его губы нельзя целовать потому, что на них размажется блеск, его волосы нельзя трогать потому, что до этого он терпел полтора часа, пока их укладывали – к нему вообще нельзя прикасаться ни под каким предлогом.
И с этим остается только мириться.
С чем же приходится мириться самому Биллу, и зачем он снова на это пошел - Том не понимал.
Его возвращение в группу было окутано такими душными и старыми занавесями тайн, что увидеть что-то за ними не представлялось возможным.
На все вопросы Билл просто отшучивался или отвечал теми же фразами, что и журналистам. А Том уже слишком долго крутился в этом «высшем свете» чтоб суметь отличить ложь от правды.
И ему лгали, но поскольку лгал и сам Билл, то видимо так было действительно нужно.
Чудесное исцеление – так чудесное исцеление.
Но чудес ведь все-таки не бывает, и хватит бороться с этой теорией, давно пора признать, что существует только закономерность, счастливая или роковая случайность.
А чудеса…
Не в этом столетии.
Но такова была легенда, в нее поверил мир и Том, скрипя сердцем, следовал за всеми, следовал за Ним. Покорно смотрел на то, как улыбки любимого человека становятся автоматическими, как усталость и отвращение проскальзывает в его взгляде всякий раз, когда они вновь и вновь оказываются перед гниющей в своем обожании толпой.
Изменения были колоссальными, и Том молился на то, чтоб эта страшная маска отстраненности, прячущая за собой жестокость, не приросла к лицу, что может быть таким нежным, обиженным, сердитым…
Том не выдержал бы всех этих новых испытаний славой без своего открытого домашнего Билла.
А все, что у него оставалось – этот странный пазл, состоящий из тех воспоминаний, тех слов, тех намеков, что когда-то делал сам Билл: его ненависть к собственным татуировкам, слова о свободе, воспоминания о «Devilish»…
Так близко, так понятно, словно что-то знал и забыл и кажется что вот-вот…
Но пазл не сходился.
POV Tom
Зал замирает, словно море перед штормом.
Сейчас ты выйдешь, и он поглотит тебя, начнет кидать, словно щепку, топить своими высокими ледяными волнами, он будет в очередной раз пытаться забрать тебя от меня.
Билл, я прошу об одном – ты только держись.
За себя я не боюсь, я уже давно перестал воспринимать это серьезно.
А ты - нет.
Ты не можешь, чтоб не серьезно…
Ты так редко смотришь поверх зала, ты смотришь в него, зачем?
Это воронка, она затягивает, гипнотизирует – не смотри!!
Но ведь ты не можешь...
А я так часто называл тебя эгоистом только из-за того, что ты забирал последнюю сигарету из пачки, занимал место возле окна, сам решал какую музыку или фильм мы будем смотреть… Мелочи.
А ты подарил мне себя, ты всегда был рядом, ты шел за мной, тень в тень.
Прости, что я так долго не оборачивался.
Наверное, я во многом слеп, ведь я до сих пор тебя не понимаю.
Иногда пытаюсь, но все без толку…
Что-то очень изменило тебя, ты больше не тот забавный мальчик из Лойтше, но ты и не тот, кем сейчас так отчаянно пытаешься казаться.
Ты где-то между всем этим.
Ты остался там, за слоями грима, за линзами множества объективов, за лживыми газетными статьями…
Ты уже далеко и теперь моя очередь идти за тобой.
Но ты ведь не такой как я, ты оборачиваешься, часто оборачиваешься.
И от этого каждый раз становится спокойно.
Но, глядя на то, как ты вновь и вновь бросаешься в этот шторм, мне остается только надеяться, что ты видишь какой-то маяк.
Ты видишь его, Билл?
Ты же никогда ничего просто так не делаешь.
Ты ведь не можешь так, чтоб не серьезно.
-
-
07.12.2009 в 00:58Чувствуя, как ботинки зарываются в противную серую кашицу, что когда-то была снегом, Том брел от машины до маленького придорожного магазина – Билл по дороге захотел что-то перекусить, но блин, конечно же, выходить ему стало лень.
Долго соображающие автоматические двери разъезжаются очень медленно, из-за чего Том сильно впечатывается в них плечом, но это не больно – пуховик защищает и остается только небольшое раздражение от самой ситуации.
Магазин напоминает скорей маленький, но очень запутанный лабиринт, чем что-то грамотно организованное.
Высокие полки доходят до навесного потолка, на котором, нервно мигая, тускло горят лампы дневного света. Видно как за панорамным окном мелькнула молния – снова начинается дождь.
Зима в этом году вышла слишком теплой и мокрой.
И уже хочется скорей назад в машину, где тепло, где можно слушать диски или разговоры Билла о какой-то очередной философской ерунде, в которой Том собственно не понимал ни слова, но теперь он часто прикидывался, что внимательно слушает.
Взгляд скользит по полкам с журналами и цепляется за заголовок «Открылась страшная тайна распада группы «Токио Отель»»
Даже смешно как-то… Группа распалась больше года назад, а некоторые до сих пор продолжают пытаться на этом заработать. Вспоминать тошно, но что-то все равно не дает пройти мимо:
« Из достоверных источников стало известно, что Дэвид Йост, знаменитый продюсер группы, питал некую слабость к мальчикам. И из-за его постоянных домогательств у солиста начались большие психологические проблемы….» - улыбаясь, Том откладывает журнал, мысленно разрисовывая себе, что будет, если Дэвид натолкнется на эту «правду», …газетку как минимум закроют.
А жаль, видимо там работают действительно смелые люди, ведь одно дело за никнеймами шушукаться об этом в Интернете, а совсем другое – разместить официально.
Как нестранно выискивается и правда – старенькое интервью, данное совсем не этому изданию по старой дружбе около шести месяцев назад но, тем не менее, единственное правдивое:
« Мы не распадались – категорично заявил Билл Каулитц – это как раз именно сейчас мы действительно представляем собой цельную и готовую к серьезной работе команду.
Репортер: - Но ведь группы «Токио Отель» больше не существует…
Том: Не существует просто такого названия.
Билл: Да, мы вернули себе первое - «Devilish» и теперь играем в нашем собственном берлинском клубе все тем же составом.
Густав: Мы просто не представляем себе уже другой жизни, без музыки, репетиций...
Репортер: Игра в клубе – это же значительно более низкая ступень, чем та, на которой вы уже стояли.
Георг: Мы уже устали от ступеней.
Том: Да, Георг уже в возрасте, ему ступени противопоказаны – только лифт *смеется*
Билл: Это все действительно было для нас уже в тягость. А в творчестве так быть не должно. Для нас это лучший вариант. Мы играем что хотим и когда хотим. И пусть клуб еще не раскручен, но уже благодаря остаткам фанатов «Токио Отель» начинает приносить приличные доходы.
Репортер: А альбомы вы планируете записывать?
Георг: Мы не ставим себе это за цель. Пока просто делаем то, что получается.
Том: Лично мне гораздо больше нравится общение с небольшой аудиторией. Когда нет таких криков, и когда я действительно слышу то, что играю.
Репортер: Получается, что вы опять вернулись к истокам. Выходит время на «Токио Отель» было потрачено зря?
Билл: Ни в коем случае!
Том: Именно на эти деньги мы смогли позволить себе клуб, а так бы и до пенсии не насобирали…
Билл: Не в этом дело, это была очень важная жизненная школа. Мы многое поняли, в первую очередь поняли то, что нам действительно нужно и чего мы хотим. Иногда лучше, чтоб детские мечты так и оставались мечтами…
Том: Да, иначе каждый второй мальчик будет космонавтом или пожарным, а каждая девочка ветеринаром или моделью.
Репортер: Тем ни менее, вокруг исчезновения группы «Токио Отель» ходило много слухов. Хотите что-то опровергнуть или заявить?
Билл: Пожалуй, нам нечего сказать. Не было никаких скандалов, и мы действительно благодарны нашим бывшим продюсерам за то, кем мы стали сейчас » - словно опомнившись, Том быстро отходит от полки.
Это же надо было так отвлечься на эту макулатуру тогда, когда вышел только на пару минут.
Билл, конечно, ничего не скажет, он вообще никогда не высказывается по поводу опозданий, не спрашивает ни о чем, и Том не понимал: либо Билл в нем настолько уверен, либо просто не хочет знать ответ.
А ведь измен не было… вернее – почти, и это «почти», после которого прошло уже достаточно много времени, Том не мог простить себе до сих пор и наверно прощать уже не собирался. После этого дня он зарекся пить. Вообще. Потому что эта ерунда случилась именно по пьяни на одной из Йостовских вечеринок, когда напор одной из подосланных стриптизерш оказался слишком сильным для затуманенного мозга. Знает ли об этом Билл - было невозможно вычислить, прямым текстом же не спросишь, а от извилистых вопросов он всегда умел ловко уходить – издержки профессии.
Заказанные Биллом круассаны нашлись довольно быстро.
Это было единственным, что в этом магазине ему удалось провернуть быстро. Потому как уже на выходе окликнул знакомый мелодичный голос.
Том повернулся и, не веря своим глазам, уставился на Себастьяна.
- Что ты здесь делаешь.
- Догадайся сам – мне будет приятно – Себ потряс перед его лицом пакетом с продуктами.
- м-м-м…покупки?
- Дневник на стол – отлично! Ну а если серьезно, то в этом районе жена загородный дом присмотрела. В нем мы будем Новый год встречать… С наступающим, кстати.
- Пфф… Спасибо, но какая еще жена?
- Тебе описать? Примерно метр семьдесят (не знаю точно – с линейкой за ней не бегал) глаза голубые, шатенка…
- Постой ну ты же…
- Стопроцентный гей?
Том рефлекторно обернулся, чтоб проверить, нет ли свидетелей этому разговору.
- Именно.
- Ну… что поделать, отец сказал, что жениться необходимо. Черт его знает, я не жалуюсь… У меня теперь даже сын есть – ей делали искусственное оплодотворение. Ему еже годик и пять месяцев.
- А.. ну у меня все, как и было.
- Не ссоритесь больше?
- Очень редко. Он… я сам его не совсем понимаю так что… Себ, прости пожалуйста, но я уже тут вечность торчу, а он в машине остался. Ты прости, что я пропал из виду совсем, просто период был такой…
- Да ладно, я вон тоже тебе не звонил и..
- Себ, а майонез брать?
- Ну – у.. возьми на всякий случай.
- А это еще кто? – Том проводил взглядом широкоплечего мужчину в новогодней сантаклаусовской шапочке.
- Друг.
- А только ли?
- Нет, Шерлок, не только.
- Жена знает?
- Естественно, у нее тоже есть такой друг, Том, ты не вникай, хорошо? Это то, о чем я тебе говорил – скелеты по шкафам, а если шкафы нечасто открывать, то жить вполне можно.
- Ладно- ладно… я позвоню потом - в следующем году, получается.
- Через два дня?
- Может больше, может меньше…. Кста-ати, что я тут вспомнил! У тебя есть розовые стринги?
- Ого, парень, тебе они на кой черт?
- Ты когда-то обещался в них стриптиз перед Йостом станцевать в тот день, когда я буду рад тебя видеть.
- Вот, значит как! Во-первых, ты жутко злопамятный, а во-вторых, научись уже делать комплименты так, чтоб это не было похоже на оскорбление – смеясь ответил Себастьян и пошел помогать своему другу разбираться со списком продуктов.
А Том поспешил к машине, тут он и так уже слишком задержался.
-
-
07.12.2009 в 00:59Елка – это было желание Билла, очередная милая глупость, спорить с которой бесполезно, просто он захотел именно эту, и тут уже не объяснишь, что везти на себе дерево от Берлина до Лойтше несколько глупо.
Том немного побил ботинками об колесо, чтоб не затащить в салон грязи и, наконец, залез внутрь.
Билл, как он и предполагал, не сказал и слова об опоздании и Том не понимал, стоит ли ему что-то объяснять на этот счет или действительно лучше так.
- Смотри – Билл указал на свои рисунки на запотевшем стекле. – Ухатай, хто хде? – закончил фразу он уже невнятно из-за того, что успел отправить в рот, добытый братом, круассан.
- Прости, но я как-то ничего не понимаю в этой твоей наскальной живописи, лучше б взял тряпку и протер, потом же потеки видны будут.
- Да нет же, все тут понятно! Вот эти две фигурки, например, кого тебе напоминают?
- Первобытных людей: один с дубинкой, второй с копьем.
- Вообще-то это мы, ты с гитарой и я со стойкой микрофона. Пробуй дальше. Это кто?
- Не знаю… два человека в лесу.
- Ха! Это не лес – это дети и Густав с женой.
- Чего же много то так? У них пока только два ребенка.
- Именно - «пока только», а что будет еще через год?
- Мы не можем этого знать.
- Ну – Билл даже рассмеялся, зато мы можем предположить. А если у них их станет слишком много, можем взять себе парочку на воспитание.
- В своем уме? Нам с тобой даже лучшие друзья детей не доверят…. Мы с тобой еще та семейная парочка, нам только воспитывать кого-то не хватало.
- Вот зря ты так, я, кстати, собаку хотел завести.
- Собаку можно, только сразу предупреждаю, чтоб не больше пуделя.
- Это еще почему?
- Потому что за машиной тогда бежать будет. Мне тут ее слюни и шерсть ни к чему.
- Эмм… Ладно, мы это еще обсудим. Просто из твоих слов выходит, что мне проще сразу коня завести.
- Кого?
- Коня, ну чтоб за твоей машиной скакать, ведь я тоже мусорю – так ты всегда говоришь.
- А-а – Том даже как-то смутился – ну ладно, потом тогда поговорим о собаке, когда я буду не такой мокрый и злой.
- Ну, злой ты практически всегда – рассмеялся Билл и осекся, под серьезным взглядом брата. - А это кто? – он снова ткнул пальцем на свою, уже начавшую течь, картину.
- Два вопросительных знака?
- И снова – нет! – это свадьба Георга и Мари, только они тут старые.
- Это еще почему?
- Сам подумай, сколько раз он уже пытался сделать ей предложение?
- Ну, раз пять, кажется.
- Именно, он уже пять раз приводил ее в ресторан с этой целью, брал с собой кольцо и все как-то не может.
- Когда-то спросит, не утрируй, – спокойно заметил Том, он прекрасно помнил, как это страшно слишком сильно прикасаться к чему-то ценному.
- Кстати о трусости. Том, мы можем, наконец, о нас сказать родителям?
- Нет, Билл, это…
- Чего ты боишься, – они у нас самые лучшие, они всегда все разрешали. Худшими сыновьями, чем мы были раньше нам все равно уже не стать. Тем более что разговор о наших ориентациях состоялся еще в прошлом году. Они тогда сами задали этот вопрос и я, если честно, считаю, что сказать можно было еще раньше.
- Хорошо, попробуем… Надеюсь, мама поймет.
- Поймет…должна. Черт, как же ей не повезло с нами, да?
- Не знаю, мы вон елку везем…
- Прекрати цепляться к елке, – взвился Билл.
- Она машину царапает.
- Она не может, иголки…
- Я имел в виду стволом, ветками…
- Зануда!
- Ладно-ладно, везу же я твою елку…
Том вел машину, а Билл все шелестел пакетами, что-то напевал, крутил приемник, а потом взял Тома за правую руку, что на ровных трассах он, как правило, просто держал у себя на коленях и стал что-то писать ноготком на его ладони - это была такая игра, нужно было угадывать написанные буквы и составлять из них слова.
- Ну? – спросил Билл, немного повозившись.
- Мое имя.
- Правильно, а дальше? – Билл снова принялся за работу – Дальше?
- Мое имя, а дальше, дорогой мой, цензура и, кстати, сам ты дурак.
- Ага, – засмеялся Билл. – То есть слово угадал правильно. А меня тут нечего обижать.
- Ты первый начал.
- Прямо как в детстве, вот приедем, еще маме расскажешь.
- Ага, расскажу, только другое, что сплю с тобой. – Невесело уточнил Том.
- Да не переживай ты так…
Билл снова что-то начал чертить пальцем, только уже не спрашивал у Тома ответ, просто оставил у себя в ладонях его руку и отвернулся к окну.
- Я тоже люблю тебя, – тихо ответил Том только спустя некоторое время. И не потому, что не знал ответа, просто он вслух еще никогда этого не произносил.
Билл крепче сжал его руку в знак поддержки и снова повернул к нему голову. Пряди, кое-где с мелированными красными и черными полосками, разметались по подголовнику…
Павлин, ни дать, ни взять, всегда был и всегда будет.
Так спой же, птичка! Пой! И докажи всем, что ты единственный представитель этого вида, который действительно умеет это делать.
КОНЕЦ