я-таки решительно не понимаю, зачем закрывать в принципе маты звездочками, мы же тут все взрослые люди
да еще вот так:
пида*расы
на хе*р
дерь*мо
это больше смахивает на акцент, чем на цензуру

ну и ржот
почему не "ржод" или не "ржОд"?

Видно сурово было в твоем лагере-то)))
Понравилось. У тебя снова совсем-совсем АУ, но чего стоит один сюжет и эта вот атмосферность!
Так что буду заглядывать)))

гяш
Насчет звездочек – я человек форумный. Вот и закрываю, учитывая специфику текта. Понимаю, почему это сквикает – сама так на это когда-то реагировала, а теперь спокойно.))) Насчет остальной стилистики - текст бросила даже не перечитав достойно, так как ворд стал со мной злые шутки шутить не всегда сохраняя, поэтому текст и не будет подниматься, а вестись мной как резервный документ * я немного параноик*. Но, конечно, совсем уж с отвратительными ляпами я его сюда пускать не буду.

Ozma.
Ага)) Снова АУ, я зареклась приближенно писать, у меня вознимает чувство, что я вру. А так.. почти оридж, вот только фандом не отпускает) Как дом родной стал))
За атмосферу спасибо Салюту)))

касательно звездочек имелось в виду, что ими заменяют буквы, а не разбивают слово на две части.

Тот, кто сидит в пруду
Их присутствие в тексте как таковое тоже тогда имелось в виду, я бы и без них писала, но слишком уж грязный язык этого (прости Господи) рассказа. Если герой, а это зависит от него, перейдет на более спокойную манеру думать, то я смогу и без лишних звезд.
Сами звезды – дань формальности, буквы из слов я, как правило, не выкидываю, а просто решаю этот вопрос таим способом.
В любом случае загаженное звездой слово делает так, что это сразу бросается в глаза в любом случае, и не так важно – вместо буквы звезда или лишняя, мне спокойней – когда лишняя. Кто к чему привык.
Я могла бы не заменять, но потом придется специально выискивать и вставлять.
Как же это всех нервирует то, лучше бы по головке погладили автора-неудачника в период полного творческого застоя)))

Не напрашивайся на похволу, автор-скромник ты наш! принимай критику лицом к лицу.

Зочем ви тгавите? (c)
В чем хоть критика?)) Забудь о звездочках и давай, руби правду-матку, (если читала) раз по голове гладить не хочешь))

блин, влипла. придёццо читать!

Зачем сразу в крайности – ты всегда сможешь откупиться от меня печенькам)

еси я от тебя начну откупаться печеньками, ты тоннами писать станешь, и ни я, ни папина мисочка тебя не прокормим...

А фразу "поставить себя" ты, случайно, не у Дмитриева стащила?))
По поводу стоящих где попало запятых к тебе придираться бесполезно, я помню, что ты в таких случаях говоришь. Могу только поинтересоваться: всего 30 дней за хранение наркотиков?..
ну а в остальном... как всегда - браво)

Да за небольшую дозу в америке можно и 30 дней, я матчасть немного пропахала. Там от пяти дней срок и выше, если верить форумным разговорам уже сидевших в этой колонии.
Насчет поставить себя, я написала эту часть еще до великой лекции Дмитриева)) все это Салют и все впечатления только оттуда, ими и буду писать)
Спасибо, что решила читать)Со своими запятыми уже не знаю как драться(все время с ними стопорюсь), что поделать, если не научилась грамоте, прежде чем проснулся творчески подход к запятым

да, от Салюта воспоминания чудненькие.

***

Ночью торчку становится совсем плохо. Его тяжелое сипящее дыхание это все, что занимает мой слух. Концентрируюсь на нем словно ёбаный радар и совершенно не могу заснуть, хотя уже вторые сутки мечтаю, наконец, просто отключиться. Пытаюсь разбирать разговоры в коридоре, прислушиваюсь к мерным шагам дежурного офицера, но снова возвращаюсь к его грудному свисту. Напрасно объясняю себе, что все это меня не касается, и даже если к утру на соседней койке будет стынуть труп, в моей жизни ничего от этого не изменится. В ней вообще никогда ничего не меняется. А ведь это стабильность, в каком-то смысле, просто прекрасно, бля.
Я бы заснул этой ночью, отвечаю, но из-за залетного все-таки не смог.
Билл встал, когда закончились силы, чтоб заставлять себя лежать и, обхватив себя руками за плечи начал кругами расхаживать по камере. Силы преисподние, как же это нервирует, кто бы знал! Обычно с людьми ведь как? Все совершенно просто: ударить – так ударить, обворовать – так обворовать, трахнуть – так трахнуть. А вот что делать с этим я совершенно не понимаю. Он сам во всем виноват, святые сюда не попадают (хотя,конечно, каждый второй считает себя невинной жертвой обстоятельств). Но вот этот Билл…Не знаю, как-то странно скользит по нем тень от решетки, что расползлась на пол камеры от света в коридоре, она ему слишком не подходит, зачем-то разделяя на серое и светлое тогда, когда я пытаюсь понять что же он из себя может представлять в целом. Ничего личного – обычная наблюдательность. Не удивлюсь если этот парень шпион, хотя мы слишком мелкие фишки, чтобы за нами следить. Значит, дело в нем. Он сам здесь от чего-то скрывается. Дал взятку кому-то «на верхах», вот и схоронили его, пока дело не уложится, а украденные миллионы не переведутся на нужный счет. Сам себе не верю, но так спокойней продолжать думать о нем, появляется хренов мотив.
Билл останавливается, привалившись лбом к холодным к прутьям решетки. Отсюда мне его плохо видно и я, забыв о том, что вроде как прикидывался спящим, приподнимаю голову, тут же натыкаюсь на его шальной взгляд. Дерьмо, смотрит на меня, как тонущий муравей на соломинку. Я бы отвернулся, обычно так и делаю, но смысл? Очередная ночь все равно протухла, все равно не спится.
- Эй ты, иди сюда, - сам фигею от своих слов. Зачем мне оно?
Он словно только этого и ждал. Едва ли не бросается в мою сторону, но, оказавшись близко, сам себя смущается, что невероятно поддерживает меня, предоставляя силы на следующий шаг. – Садись, - поджимаю к себе ноги, согнув в коленях. Уже через минуту я совершенно не доволен своей позой: с такого ракурса его тоже херово видно. Билла бьет озноб, я это чувствую на расстоянии; вижу по влажным волосам, по блестящему лицу. Я здорово ошибся, когда решил, что он слабый. Я бы так не смог. Я не умею бороться с собой. С другими – да, но никогда с собой. Поэтому никаких сигарет, никаких наркотиков, никаких людей, вызывающих привыкание в моей жизни не было и быть не должно.
Когда паника отпускает Билла, он засыпает. Счастливчик. А мне третьи сутки на ногах, завтра еще вывоз на работы. Плевать, справлюсь, зато хоть обстановку на пару часов сменю, а то уже совсем мозгами еду. Иначе как объяснить то, что я укрываю торчка своим одеялом, что, изучая его напряженное даже во сне лицо думаю о том, как он напоминает сейчас сбитую птицу, которой посчастливилось приземлиться именно в вольер со львами. Бред. Полный бред.

пропали звездочки, а текст не вычитан еще сильнее. ошибок, прости, столько, что даже не знаю, с чего начать))

вот как-то так люди и становятся бетами, смотри, а то нареку
* звезды пропали потому, что тут мысли чище*

бетой? нарекай, только помни, мне нужно периодически нудеть и стучать по мозгам, чтобы я не байдыковала.

все же решила свои звезды распихивать опосля)
***
Обычно те, кому не посчастливилось общаться со мной по утрам, любят трепать, что в это время я становлюсь хуже, чем обычно. Пустой базар. Дерьмо же не может вдруг стать большим дерьмом, чем оно есть. И не нужно ждать какого-то «вдруг». В реалиях моего существования все проще. У каждого своя роль, так? Тут ведь кому как повезет. Я доволен собой. Да, доволен, черт возьми! …
И какого хера мои мысли в этой каталажке с каждым днем все больше смахивают на ёбаный аутотренинг? Твою же ж мать, с этим нужно что-то делать. Хм… Делать? Скольжу взглядом по ровным серым стенам, задержаться особо не на чем. Достало. Все либо просто надоело, либо уже бесит. Выбор невелик. Торчок еще дрыхнет, противно скрипя зубами и комкая правой рукой угол подушки. Но мне, конечно, все равно. Ближе к утру я перекинул его со своей полки на место. И одеяло тоже забрал. Хватит с меня. И хватит вообще об этом думать. Еще разговорчиков не хватало, что в наседки для взрослого мужика заделался. Тут за подобное так запетушат, причем обоих… Хотя все то, что с ним может тут случится, это уже не мои проблемы.
Пойти посцать решаю тупо со скуки, а заодно, чтоб переключиться, а вернее выключиться, ведь до торчка я здесь вообще ни о чем не думал. Тогда было уютнее, привычнее.

- Бля, ты мог бы и подождать! - отпихиваю плечом Джека, пристраивающегося рядом со мной над писсуаром.
- Том, ты не один в этом шалаше, полегче!
Отодвигаюсь от него по возможности как можно дальше, спасая свою струю от случайного соприкосновения с его. Так, словно этот контакт может вызвать тот взрыв, приближение которого я чувствую пульсацией в голове.

- Тебе бы в «одиночку», Том, - задумчиво пробормотал стоящий справа от нас Рей после того, как прополоскал рот водой и сплюнул в умывальник. Из-за этого жеста в тоне просквозило еще больше презрительной небрежности, чем я был готов вытерпеть.
- Полезете - и я там действительно окажусь, срать, что дольше сидеть придется! – заученным движением закрепляю липучки ненавистного комбинезона и приваливаюсь к противоположной стене, ожидая, пока освободиться кран.
- Иди полоскайся, мешаю что ли? – подзывает Рей, неотрывно глядя в помутневшее зеркало и старательно водя станком по намыленному подбородку. Рефлекторно трогаю свои щеки. Так и есть, мне бы тоже не мешало, но лучше подождать. Не знаю, как бы я пережил срок, будь тут больше народа. Не выношу, когда кто-то вторгается в мое личное пространство.
Холодная вода немного оживляет, но помогает это не надолго, ровно на тот момент, когда лицо оказывается в мокрых ладонях. От рук пахнет дешевым мылом, от воды хлоркой и почему-то кажется, что грязью. Последнее я, возможно, надумал, просто здесь меня не покидает это ощущение. Если бы мог, вообще ничего бы не трогал, ни ложки в общепите, ни краны, да на собственную койку бы не ложился, но хрен здесь так проживешь. Тяжело это, когда устаешь от пустоты. Наваливаюсь на умывальник, оперившись руками о его края. Даже собственному отражению хочется язвить. Отвратительно покрасневшие глаза из-за постоянных бессонниц, помятое лицо, мелкие растрепавшиеся черные косички, которые по-хорошему переплести следовало бы еще в прошлом месяце. Определенно сделаю это первым делом сразу как выйду. А пока… Мой быстрый взгляд на торчка сразу оказывается перехвачен братией.
- Слыш, братва, а чо о залетном думаете? – спрашивает Морган, умудряясь при этом продолжать ковыряться в зубах своими грязными ногтями.
- Я ничего не думаю, да и вам не советую, - настороженно оборачиваюсь, боясь пропустить какие-то нежелательные настроения группы.
- Но странно ведь, что он у нас. Вдруг скрывает что-то, и окажется, что его перегнали к нам из другого блока, потому что там он уже натворил делов.
- Да че он мог сделать-то? Че ты там себе накрутил? Додик какой-то… Моя бабушка и то поживее будет, - фыркает Франс, туже затягивая свой тонкий белобрысый хвост. – Никто не хочет в картишки переброситься, пока на пастбище не погнали?
- Раскладывай… А вдруг он крысятничал у своих, таская бабки на кокс, и его сюда кинули, такое же может быть? – не унимался Морган.
- Тут кроме сменных трусов и украсть-то особо нечего – все отбирают, так что нехер заливать, - впервые за время нашего вынужденного знакомства я практически благодарен Рею. После его слов напрягающая меня тема закрывается.

Возвращаюсь на свое место, такое удобное для наблюдения за торчком. Тем более сейчас, когда братия углубилась в покер. Маразм это конечно, что в их случае, что в моем. Карты у них меченые. Не нарочно, просто затертые уже до такой степени, что они не могут не знать, какая в каком месте порвана, а где запачкана. Торчка рассмотреть снова не успеваю – ярко вспыхивают лампочки, готовя нас к общему подъему, он морщится и с трудом приоткрывает глаза. Все. Больше смотреть не буду, уже нельзя. Тут же случайно нарушаю данное себе слово, уставившись на него как на марсианский корабль, когда слышу вежливое «доброе утро».
- Гы, доброе? Здесь? - скалится Сани. – Может тебе еще кофе подать?
Билл слабо качает головой, кажется, так и не уловив сарказм.
- Уже вставать нужно, да?
- Типа того. Ты вообще как? Не сильно ломает? – липким подозрительным взглядом проскользил по нему Морган.
- Жить буду, - торчок говорит тихо, так что даже мне едва слышно. На расспросы дает короткие ответы, на которые, кажется, тратит последние силы, а судя по светлой зелени лица в обрамлении черных спутавшихся волос, создается устойчивое ощущение, что еще немного и его вывернет наизнанку. Я переворачиваюсь на живот и закрываю глаза, демонстрируя всю свою непричастность к их базару. Становится очень неловко за то, что позволил залетному ночью приблизиться к себе и сейчас очень не хотелось бы, чтоб он об этом проболтался. Но торчок походу умный – лишнего не треплет. А я остаюсь странно разочарован, ведь совсем скоро он войдет в их компанию, как и все до него.
Раньше такой порядок дел меня более чем устраивал, а теперь приходится мириться со странным желанием схватить торчка за шкирку и отволочь подальше от других людей. Подобно пауку зафиксировать в своем коконе и чтоб больше уже никому ничего от него не досталось.

****

Звук, с которым слипшиеся макароны шлепаются в миску, уже практически позволяет почувствовать себя полностью сытым. Обхожу мимо раздачу недожаренных соевых котлет, направляясь к своему месту под стенкой. Залетный, как и предполагалось, примостился рядом с нашими домашними уродами прямо за центральным столом. Траекторию своего привычного маршрута меняю прежде, чем сам понял нахрена.
- Том?? – А оно того стоило. Теперь с удовольствием наблюдаю, как Рей от удивления вытаращил на меня свои бесцветные рыбьи глаза. - Неужели это к нам?
Торчок немного пододвигается, освобождая место, а я только равнодушно смеряю его взглядом и прохожу мимо. Да! Это определенно мой день. Красиво вышло: холодно, самодостаточно, гордо. Все как надо. Пусть теперь посмотрит зеленый кто есть кто в этом обществе. Эта мысль греет и даже делает утро приятно-теплым.
Удобно разваливаюсь за столом, демонстрируя своим видом как хорошо иметь вокруг много свободного места, а не кучковаться безмозглыми тусовками. Зал полупустой, офицеры не надрочены еще с утра, как это обычно бывает. Охуеть, практически благодать. Как же это все же хорошо, иногда позволять людям думать, что ты пидор. Здесь нет опущенных, нет тупой агрессии из-за недотраха. В С -95 все это решается по возможности мирно. Ха! Да это же почти курорт, бля.
С громким чавкающим звуком ложка входит в остывшую макаронную жижу. Делю порцию на четыре части как торт, походу придумывая название этому шедевру кулинарной мысли. Мне практически весело. Давно так не было. Причем на ровном месте, беспричинно. Немного скашиваю глаза на того, кто, конечно же, этой причиной «беспричинного» никак не является и все настроение тут же летит к чертям. Походу, мое небольшое представление перед торчком так и осталось неоцененным. Того сейчас как-то слишком жестко штырит.
Сидит, морозится над своей тарелкой, не замечая ничего вокруг, игнорируя Метью, пытающегося его в шутку накормить, чтоб развеселить Рея. Нашли себе клоуна, уроды. Сами бы так провели ночь как он, или хотя бы как я. Так нет же, у них со сном все, бля, прекрасно. С мозгами только вот совсем худо.
Вернувшись к своему макаронному блину, с неудовольствием отмечаю, что аппетит смылся окончательно. Хрень! Отодвигаю миску, собираясь отнести в мойку, но зал вдруг возмущенно взрывается.
- Уроды! Чем это вы нас травите?!! - Ошарашено оглядываюсь. Давненько такого не было. Половина зэков вскочили со своих мест, а несколько мисок уже с остервенением полетели на пол. Не думал, что мне доведется собственными глазами увидеть бунт Райкерс Айленда. Фак! Это полная задница! Высматриваю причину заварушки. Вот, похоже недаром я так напрягался из-за торчка, как чувствовал, что из-за него будут проблемы: идиота вывернуло прямо в собственную миску. Бля, Рей мне еще ответит за тупые шуточки своих прихвостней. Молоденький офицер недалеко от меня, испугавшись такого положения дел, потянулся за рацией. Если сейчас здесь соберется весь штаб – действительно начнутся проблемы.
- А ну на места! – В себя я уже прихожу заскочившим на стол. Вот ебнутая привычка вначале действовать, а потом соображать. Но это срабатывает. Грохот, с которым я запрыгнул, все же привлек внимание, если не всех, то большинства. – На места, сказал, сели! Мне рога мочить* меньше месяца осталось, и ни дай Боже, из-за кого-то дополнительно накинут. Зачмырю потом нахрен, ясно?!
- Слышишь ты, самый крутой! Ты масть держать будешь при своих, а здесь не суйся!
Насмешливо смотрю на выебывающегося долговязого идиота. Их камера, похоже, далеко от нашей, я его не помню совершенно, не знаю способностей в драке, но адреналин во мне играет сейчас так, что чувствую, - уложу любого. Даже хочу этого. Сам готов провоцировать, что на корню разрушает, мои, бля, изначально миротворческие цели.
- Вил, сядь, кобыла! – к долговязому подходит Рей и, надавливая на плечо, садит на скамью. – Закройтесь все! Была ложная тревога. Жрачка нормальная, у блеванувшего парня другие проблемы!
Дальше офицеры очухиваются и понтово делают вид, что только что подавили настоящий бунт. Медали, им, бля, надо.
Ненавижу Рея. Смотрит на меня так, словно помог только что. А на самом деле все испоганил, как всегда, выставив меня слабаком, не дав завершить начатое.
В задницу ему его помощь однажды засуну, - бормочу это уже вслух, складируя миски в общую кучу под пристальным наблюдением наших пастухов. Не глядя, разворачиваюсь, чтоб бросить следующую, но упускаю, врезавшись ей в чье-то лицо.
Торчок…
Звон покатившейся алюминиевой тарелки, его невнятное «сегодня не мой день», легкое покраснение на скуле, из которого, наверно выйдет крутой синяк…
А я уже почему-то не злюсь, ни на него, ни на Рея, ни на кого.
- Ничего. Это бывает. Ты еще приживешься, - отворачиваюсь. Поднимаю миску и уже аккуратно пристраиваю ее в очередь на мойку, все еще чувствуя его присутствие за своей спиной.
_______________________
Рога мочить – мотать срок

****

- Эй! Чего замер? Пошевеливайся!
Равнодушно смотрю на размахивающего руками мудака в форме, который вот таким вот, бля, странным образом пытается подогнать строй к автобусу. Шумный упырок попался. Но все-таки выход за давящие стены колонии благотворно действует даже на этих сморчков. Там они куда более забито выглядят. А сейчас… Вот не знал бы как все эти мальчики-смотрители, ненароком угодившие в армию, на самом дела трусятся пред нами, то пожалуй даже стал бы воспринимать их всерьез. Но страх этот ни хера им чести не делает. Их боязнь перед нами скорее напоминает ту, которую некоторые люди испытывают перед пауками. А в этом куда больше омерзения, чем страха. Эти уебки видят в нас грязь и боятся запачкать об нее свой ебаный сияющий свет …как-то так мне все это видится.
- Глухой?! – этот вопрос легавый любезно проорал мне едва ли не в морду. Урод, тут ведь не ответишь никак: только проблем схлопотать можно. Окончательно останавливаюсь, прикрывая глаза, - будет знать как понтоваться, с места теперь не сдвинусь.
Братва гогоча проходит мимо. Да-а – дразнить пастухов наше любимое местное развлечение.

- Твои спокойно сидят?!
- Ну? А что?
- Иди, разберись тут!

Отлично, мой малолетний смотритель настолько сциклив, что даже боится со мной связываться. Нет, ну, блять, так даже неинтересно.
Ко мне подходят. Ну же, я жду! Удара прикладом по башке, толчка в спину - да чего угодно.. Но только не…

- Тебя как зовут?

…знакомства.
Этот извращенец чего там себе нафантазировал?
Глаза сами собой распахиваются от удивления, но я вовремя успеваю угрожающе их прищурить.
- Как тебя зовут? – терпеливо повторяет подошедший легавый.
- Нахрена надо? – агрессивно сверлю взглядом урода.
- Просто.
- Просто?... Просто только собаки сношаются.
- У тебя странное образное мышление.. э-эм...
- Том, - подсказываю чисто автоматически.
Я, блять, походу, совсем здесь отупел.
- Так вот, Том. Неужели ты хочешь, чтоб я поверил в то, что ты стал как вкопанный из-за того, что не хочешь ехать?
Мне нечего ответить. Эта дрянь слишком хороший психолог и наверняка уже достаточно долго здесь работает. Понимает, что я пойду сейчас на что угодно ради шанса вырваться из этого душного ада, питомника, созданного человеком, чтоб содержать взаперти себе подобных. И если задача колоний в том, чтоб все мысли сводить к: «чего бы нажраться», «где бы поспать» и «на кого взобраться», то план выполняется просто охуенно.
Мы все чудно деградируем в этом маленьком мирке.
Еще немного и я встану на четвереньки.

К автобусу иду сам. Легавый, сука, даже не провожает: знает, что мне некуда деваться. Мне неуютно с ним, в его глазах я не видел ни презрения, ни раздражения, и поэтому совершенно не знаю, откуда ждать ебаной атаки.

Захожу в автобус и вальяжно приваливаюсь плечом к поручню. Здесь дежурят мой знакомый сцикливый легавый упырок и его друг. Вот оно – счастье. Вот с ними быть я люблю, с ними мне проще.
- Том, детка! Ты никак нам танец на этом шесте сообразить хочешь?! - грубо ржет Рей, как всегда, первым заметив мое появление.
Усмехаюсь, окидывая взглядом наш охеренно комфортабельный тур-бас, в который упаковали самые сливки общества: впереди сидят пидоры, вытеснив на задние места нариков, которым вообще посрать где сидеть/лежать/валяться - им лишь бы дозу быстрее нарыть.
- Снова застыл?! – орет уже полюбившийся мне легавенький. Морда красная - еще немного и, чувствую, он замахнется своей уродливой дубинкой, напоминающей огромный черный фаллос. Почти довел. Ну а как? Должен же ему кто-то демонстрировать все прелести его дерьмовой работы. Ему здесь не место, он не справляется. А так может еще человеком станет. Охуенно важным членом этого общества, надежной ячейкой.. или как там оно правильно звучит? Мне, в общем, в эти самые путь уже заказан.
Ну и хер, никогда не стремился.
Урок жизни для легавого приходится на время прервать. Не могу спокойно смотреть на то, как к моему торчку пристает какой-то нарик, подсаживаясь и начиная что-то самозабвенно втирать, склонившись и шепча едва ли не на ухо.
- А ну на хуй свалил отсюда! – нависнув над новоявленной парочкой, требую пока еще негромко и без наездов. На легавенького это шоу не рассчитано, не хочу привлекать внимания.
- Отьебись, - беспечно бросает захватчик моей территории.
Что ж, смело, но невероятно глупо.
- Мразь. Ты что совсем попутал понятия, куда тебе можно соваться, а куда нет?! – не выдерживаю и хватаю его за ворот оранжевого тюремного комбинезона. Задушил бы, собаку. Честное слово, хотя бы попытался, но…
- Рич, свали, пока еще в состоянии, - севший голос Билла действует на меня как поток ледяной воды морозным утром после жесткого запоя. Хочется двинуть самому себе. Какого хера я творю? Куда вообще лезу? Пиздец, со стороны мое помешательство на нем наверняка еще более заметно.
Пора как-то завязывать. Если бы у меня только была такая же выдержка как у моего торчка, но ее ведь нет и близко. Сажусь от него по правую сторону, но через проход. Ближе не сяду, не смотря на то, что нарывавшийся придурок все же отчалил в конец автобуса и место рядом с Биллом освободилось - хватит уже палиться на сегодня.
За окном с металлической сеткой - так привычно заебавшие просторы массивных зданий и смотровых вышек. Глядя на все эти каменные заборы, не хочется ни бороться, ни жить, ни думать. Ни-хре-на уже не нужно. Хм… полная нирвана, бля. Я плохо представляю себе, как сейчас выглядит мир. Окрашена ли листва в золото или все еще держится зеленой (по нашим лысым газонам всю картину не представить), дрожит ли небо на горизонте, когда выходишь ранним вечером в поле?
Не прошло и жалких двух месяцев, но кажется, что все эти образы из другой жизни - не моей.

Дежурный, близоруко жестикулируя пальцем у себя под носом, пересчитывает нас по головам, как тупое стадо овец. Спустившись, дает добро на отправку, махнув рукой перед автобусом. От узнаваемости этого жеста какая-то херня жестко щемит в груди. Звук работающего под нами мотора кажется музыкой, после которой может начать заебывать ностальгия - это как отрывки из прошлой жизни, в которой я был механиком, пока жалкая конторка неудачливого босса не прогорела окончательно.
Это звуки прошлого, звуки свободы. Настоящей. Это движение.
Проезжая блокпост, впервые пробую не быть реалистом и, прикрывая глаза едва раздается противный долгий электронный писк разъезжающихся главных ворот, представляю, что это уже все, что возвращаться в гадюшник не придется. Но мозг на это не ведется. Туго у меня с воображалкой. Не знаю, каким должен быть день моего отъезда, но только не таким пустым. Я чувствую себя дырявой ржавой бочкой, а такому нет места в «мире нужных вещей». Да и какая, нахрен, для нее необходимость в свободе?

Торчок долго вертится на своем месте, трет виски, сопит. Мне кажется, что с его возней на него должен пялиться весь автобус, но почему-то среди наблюдателей - только я. Впрочем, кажись, не так он уже и часто крутится, просто нужно не сосредотачиваться, а я наоборот какого-то хрена весь превращаюсь в слух, да еще и боковое зрение напрягается так, что, блять, могу и косоглазие схлопотать к концу этого сезона отсидки.
- Можно? – торчок, передвинувшись на крайнее от прохода сидение, кивает на свободное рядом со мной место. А я никак не могу придумать, что ответить, долго соображая, на кой черт я ему вообще сдался. Наверняка из-за того, что так очевидно пялился, да еще и ночью к себе пустил.. Хрень, если он решил, что я тупой, или извращенец, или…
- А-а, ну ладно извини, - моего ответа он так и не дожидается.
- Садись! – выдаю это так резко, что разрешение скорее напоминает ебаный приказ.
Невыносимо долгую секунду торчок думает, а потом все-таки пересаживается, принося с собой неуютное молчание. Ведь вроде как сидим уже вместе (во всех смыслах «сидим») и нужно бы о чем-то поговорить, но я не знаю о чем удобно.
- Эм.. Мы так толком и не познакомились тогда. Я Билл, – по ходу, торчок думал в этот момент о том же, что и я. Иначе к чему все эти блядские формальности?
- Я прекрасно помню, как тебя зовут. Меня – Том… Это если ты еще не понял.
Нет, ну я просто, блять, король переговоров. В полном раздражении от себя разворачиваюсь к окну. Ничего, скоро приедем. Хотя еще две минуты назад, я хотел, чтоб эта поездка не заканчивалась никогда, чтоб было движение, без которого я чувствую себя тупым застоявшимся конем.
Следующую тему вынуждено начинаю сам, чувствуя себя при этом крайне по-идиотски.
- Тот нарик какого к тебе лез? Ты такого лучше не допускай, они у нас не в почете, сечешь?
- Ясно, - Билл шумно выдыхает, спускаясь, словно воздушный шарик. Кусает без того обкусанные до ранок губы и только потом поднимает на меня глаза. Хрень, а вот отвести свои не успеваю. Делать вид, что в который раз заинтересовал нехитрый пейзаж за окном тоже поздно, поэтому воспринимаю все происходящее как вызов и героически выдерживаю эту пытку темно-карим рентгеном.
Все равно ни черта он во мне не поймет. Там пусто, сквозняки и нет нихрена больше.
- Ричард.. То есть ну тот парень. Мы…
- Мы? – сам не замечаю, как мой Тон становится опасным, а глаза начинают выискивать башку этого уебка-завоевателя. Слышишь, «мы» у них уже…
- Ну да. Мы были вместе. Из-за него я и сел.
Моя агрессия снова проходит, оставляя тупую растерянность. Рядом с торчком я вообще чувствую себя бабой при климаксе – сто настроений в минуту.
- Да сам я виноват, что уж тут... – нехотя поправляется торчок. - Ричард начал увлекаться коксом, я сказал, что если он не бросит, то тоже начну, чтоб быть вместе с ним во всем. Мне казалось, это его остановит, но ему я был безразличен. Знаешь, что он мне сказал, на очередную попытку вырвать его из этого клубного мира?
Я мотнул головой. Да это «Санта Барбара» какая-то.. Или «Тайные мечтания донны Розы» серия триста пятьдесят шестая. Сопливая романтика одним словом, ну никак не жизнь, на мою, во всяком случае, не похожа.
- Он процитировал мне этого странного писателя.. Как его… Может, знаешь который «На игле» написал?
- Я не читаю всякую там литературу, - чего-то толще, чем автомобильные журналы мне вообще в руках давно держать не приходилось. Наверно мой взгляд был куда красноречивее слов, судя по тому, как быстро поправился Билл.
- Да это не литература, так… Вспомнил! Уэлш его фамилия. Или Уэлси. – Торчок все время делает паузы, шумно вдыхая ртом воздух и подолгу собираясь с мыслями. Похоже, говорить ему все еще напряжно, но тараторит он так, как я и в здравом уме не способен. - В общем Рич мне сказал, что если взять самый охуенный оргазм и умножить его на десять, то он все равно будет жалким «ебучим» подобием…. Это нечестно, понимаю, что это всего лишь тупая цитата, но он сравнил меня и кокс. Я проиграл. Причем настолько, что когда нас замели в клубе, он мне по-тихому сплавил половину порошка, что хранил при себе. Успел бы подкинуть все свои пакетики – подкинул бы все.
- То есть ты его все равно… - бля, знаю, знаю же это дебильное слово, но никак не могу правильно повернуть язык, чтоб сказать. Оно кажется слишком глупым, детским, вообще каким-то инопланетным.
- Люблю ли я его? – подсказывает Билл, оглядываясь назад, словно сверяясь со своими ощущениями.
Киваю. Хрень, конечно же, - спрашивать нужно было не об этом, точнее вообще не нужно было спрашивать. Нужно было как-то поддержать. Ну-у, например, сказать, что все это не по понятиям и что если узнают братки, какая мразь в реале этот Ричард, то его быстро там в опущенные переведут. Но нет, рядом с ним я всегда туплю по-черному, так, что хочется со всей дури головой удариться об стену, чтоб вышибло, наконец.
Торчок долго думает.. Хотя нет. Билл. Билл долго думает. Торчком называть его больше не хочу. Кокс связывает его с тем уро.. с другим. А я сразу становлюсь как бы левым. Уже не жду, что он ответит, просто смотрю на этого его Ричарда. Не знаю, не вижу в нем ничего стоящего. Обычное лицо, обычный коротко стриженый ежик каштановых волос. Обычный нарик, кайфующий от химии. Билл смотрит на меня… зачем-то. Ах, ну да, ебать, наверно не стоит так откровенно пялиться на его друга. Переживает за него, небось.

Автобус останавливается прямо посреди пустой трассы. По обеим сторонам небольшие поля, на которых все уже убрали, поэтому делать нам там нехрен. При выходе каждый получает по большому черному пакету для мусора - и вперед гулять по обочине. Такие выезды охуенно редкое счастье, и если бы не кислотно-оранжевый комбинезон, благодаря которому меня наверно видят даже марсиане со своей тарелки, то можно и забыть на время, что находишься под стражей.
- Я все. Норму выполнил! – ржет Майк, понтово трепыхая пакетом с уже найденной пластиковой бутылкой. Рей бы ее забрал, как обычно он навешивает на других свою работу, но сейчас тоже потухает со всеми.
После всего пережитого опьяняют не только наркотики, но и отсутствие стен.
- Так, предлагаю пари! – скалится Франс, - Тот, кто найдет гандон…
- В поле?! – хмыкает Сани, но азартом глаза горят, блять, у всех.
- Так вот, не перебивай, Солнце, - тот, кто найдет гандон больше всех получит нормальной жрачки на нашей завтрашней мега-вечеринке.
- Что за туфта! Ты чего там себе накрутил? – ухмыляясь и поигрывая белесыми бровями, спрашивает Рей.
- Ну, так ты чё! Мы ж с Майком улетаем на свободу. Неужели думал, что это дело неотмеченным останется. Мне сеструха передачу принесет.
- О-о-оу, - братва взвыла подобно фанатам после удачного гола.
- А ну, там, закрыли рты! Вас зачем сюда привезли? Быстро нагнулись - и за работу! – молодой легавенький широким шагом подходит к нам. Лучше б он, бля, молчал. Из-за его попытки нас успокоить Морган, кажись, скоро нассыт в штаны, да и меня уже вставлять начинает. Это ж нужно было сморознуть..
- Парни, нагнулись - и за работу! - давясь смехом, пратически пищит Рей. – Действительно зачем еще, по-вашему, нас сюда привезли?! – У-е, бля. Дикое зрелище – еще немного, и его лицо будет примерно такого же цвета, как и комбинезон.
- Пойдем, - киваю Биллу в сторону.
Рей тут же замолкает, буравя меня взглядом. Так и знал, эта скотина прощала мне, что я сам по себе, но что я могу с кем-то общаться – не простит.
- Сто одиннадцатая, быстро разошлись! Снова начнете - всех переведем в разные камеры. Места есть.
Угроза легавого действует моментально, братва расходится. Что именно прошипел мне Рей в спину расслышать так и не успеваю, но особо по этому поводу не парюсь. Хрен с ним.
Не сговариваясь, идем с Биллом вперед, практически не смотря под ноги. Ну его в задницу этот мусор во всех смыслах. Голоса с максимально допустимого для нас расстояния кажутся тише, а вся эта теремная хуйня - дальше.
- А у вас тут весело бывает, - улыбается Билл.
- Да уж, хорошо сидим, - опять, бля в тоне больше яда, чем ожидалось выпустить.
- Знаешь, после того, как ты меня про Ричарда спросил… Я все думал.. Прости, сложно формулировать мысли, когда в голове гудит трансформатор и вот тело все еще немного ломит, хотя дозы были редко и не большие. Не думал, что так теперь будет, - зачем-то извиняется, но я делаю вид, что не слушаю. – Мне кажется, я не его любил, а себя, любящим его. Мне нравилось это чувствовать, приносить себя в жертву, идти на постоянные компромиссы... Ты понимаешь, о чем я?
Неопределенно дергаю головой. Не знаю, бля, что я понял, а чего нет, но меня определенно клинит на разговорах о личном.
Я сам не умею об этом говорить, а когда кто-то бывает со мной откровенен, то чувствую себя неуютно, словно подглядываю за тем, что меня не касается.
Билл все еще ждет, наверно нужно что-то сказать.
Что-то подбадривающее…
- Ты это… бумажку пропустил.
- Точно, спасибо, - Билл поднимает и криво усмехаясь, бросает на меня какой-то странный взгляд. Наверняка он уверен, что я ограниченный и тупой уебок. Да так оно и есть.. Но похер. Меняться что ли буду в свои двадцать три? Какой уж есть, я не навязывался… вроде как. На его слова мне нечего ответить, из меня - говно, а не советчик, чтоб это понять, достаточно взглянуть на то, куда я завел свою гребаную жизнь. А что личного я могу о себе рассказать? Что слово «любовь» меня раздражает покруче щетины по утрам? Что единственные отношения, которые у меня были - это секс с отчимом в пятнадцать лет и не совсем по моей воле, так что повторять практику ни хуя не хочется. Что такого было в моей жизни, о чем вообще можно говорить? Я не помню ничего. А если искать нейтральную тему, то их тоже не заебись как много.
- Билл, у тебя тачка есть? – вот, это, пожалуй, единственная тема, на которую я привык общаться.
- Ага. Старенький Форд Мустанг.
- Насколько старенький?
- Семьдесят восьмого.
- Ого, - уважительно присвистываю, - практически раритет.
- Да ну, просто развалюха.
- Пять литров? Автомат?
- Откуда знаешь?
- Встречал похожие по работе когда-то.
- А-а..
- Но вообще Форды – дерьмо: у них масло все время течет и в управлении они резкие.
- Ну… Я особо им не занимался, там, в мастерской, если что, смотрели.
Нравящаяся мне тема быстро сходит на «нет». Билл из тех водителей, что, описывая свою тачку, называет только цвет, и зря Рей переживал из-за моего общения с ним.
Говорить-то нам, по ходу, не о чем.

***
Ненавижу часы приема передач. Весь корпус, бля, гудит, как задетый медведем-имбицилом улей, а я остаюсь одним из тех малочисленных уебков, к которым вообще никто никогда не приходит. Оно-то, конечно, меня больше не цепляет. С галимыми переживаниями на этот счет было покончено еще в начальных классах, когда других забирали сразу после занятий, быстро возвращая в свои скучные благополучные семьи, а про меня, дай Бог, к вечеру вспоминали. Во дворе перед школой стояла большая желтая покосившаяся скамейка, на ней я и сидел, дожидаясь отчима, который заезжал за мной после работы тогда, когда уже совсем темнело. (Добраться до дома самостоятельно было нереально: мы жили далеко за городом.)
Мама считала, что мы должны быть благодарны этому человеку, и самое противное, что старый козел, по ходу, считал точно так же. Тошно вспоминать ржавый захламленный пикап, пропахший бензином, губы старого козла, жирные после купленного на заправке дерьмового хот-дога, и стальную хватку его рук на своих плечах.
Хрень, чувствую, что еще, бля, чуток и начну себя реально жалеть. «Эмо-бля-придурок»! Давно пора забыть всю эту хрень, так нет же: воспоминания уже затерты до дыр, как первый порно-журнал затраханного гормонами подростка. Закрываю лицо руками, чтоб никто ничего не заметил. Можно подумать, кто-то, блять, смотрит, кому-то оно, блять, интересно… Как же.

- Ты че, уже с пастухом договорился?
- Обижаешь!
- А на че раскрутил?
- На четыре литра.
- Чего?
- Пива.
- И все? Вот мудак!

Мой крысятник активно обсуждает планы на вечер, которые реализуются благодаря подкупу молоденького легавого, который мало того, что достанет бухло, так еще и проследит, чтоб не запалили.
Какие, нахер, праздники могут быть в этом месте? Меня бесит отмечать чужую свободу, когда свою еще приходится ждать. Разве что только с той точки зрения, что станет потише, посвободнее. Да, за это я готов еще один раз перетерпеть чужое хорошее настроение.

- Слышь, Билл, а тебе еще яблок передали? – Рей немного приподнимается на своей удобной для обозрения верхней полке и лениво подпирает голову кулаком.
- Нет, только одно дали пронести: сказали, ничего скоропортящегося нельзя. Я бы предложил.
- А-а, ну ладно, тогда жри его сам.
- Рей, не будь быдлом. Тебе в манатки никто не заглядывает, - я снова встреваю, конечно, не ради справедливости. Мне просто тупо скучно, к тому же Рей уже реально бесит. А еще.. Еще я никогда бы не стал употреблять слово «жрать» к тому, что Билл вытворяет с яблоком. На свободе я их хомячил в два счета, а у этого целая система: слегка впивается зубами в тонкую зеленую кожицу, затем прокручивает, сдирая ее тонким слоем. Жует. И так пока яблоко не очистится окончательно, а только затем кусает сочную хрустящую мякоть.
- Ты че такой дерзкий, Том?! Это уже реально выдрачивать начинает, да братья?
«Братья» смеряют нас малехо невдупленным взглядом и снова возвращаются к обсуждению намечающейся великой тусни. Мои перепалки с Реем уже потеряли для зрителей всякий интерес, ничем потасовочным это дело давно не заканчивалось. Но как бы мне ни хотелось думать, что стероидный качек меня боится, иногда мне его поведение до тошноты напоминает обращение квочки со своими цыплятами. Он со мной тупо возится.
- Кстати, что касается манаток? К тебе что совсем не приедут?
Скотина знает, о чем спросить.
- А зачем? Пару месяцев и так поживу, здесь надсмотрщиков хватает.
Рей гадко ухмыляется, очевидно, обдумывая своим тормозящим мозгом достойную реплику.
- Я тоже так считаю, – кивает Билл, неожиданное вмешательство которого окончательно затормаживает слабенький мыслительный процесс Рея. – Вот моя родительница пришла и такую сцену при всех закатила, что… Это надо было слышать. В общем, это не то место, где стоит видеться с людьми из реальной жизни. Все нужно оставить за стенами и не смешивать, не макать одно в другое.
В камере торчок обычно молчит, мне даже начало казаться, что тот человек, с которым я ехал в автобусе и таскался вдоль трассы, ничего общего с ним не имеет, что он исчез. Но по таким вот кручено-винченным фразам с хрен знает каким смыслом, я его узнаю.
Он вообще не такой, не отсюда. В нем много домашнего, и, по ходу, совсем нет мозгов. Либо я чего-то так и не понял. Стараюсь не заморачиваться на его счет. Но о чем здесь еще думать? Изучаю серую шершавую стену с мелким окошком под потолком, это дает повод смотреть через Билла, пялиться непосредственно на него было бы слишком странно. А у того, бля, обустройство полным ходом. Застилает кровать принесенным пледом, цепляет на стену постер, раскладывает свое барахло по вещевым мешкам… Мои глаза закрываются сами собой, я уже не верю, что еще способен засыпать, но стоящее изображение камеры немного тускнеет, мигает, а потом исчезает и вовсе.

- Мэтт, чего возишься?! кружку нашел?
- Да подожди ты, блять... Была же где-то.
Шепот над головой становится все отчетливей, но вплести его в реальность, где я еду по пустынному ночному шоссе никак не выходит. Хочется, чтобы проклятые голоса исчезли, от них тошно, от них начинает болеть голова, руки судорожно цепляются за руль, я боюсь упустить это, отдать им мою скорость. Свежий морозный воздух внезапно становится неправдоподобно холодным, я вздрагиваю и этим все-таки упускаю свою свободу. Стекающая по мне вода, три стены, решетка, ржущая толпа идиотов...бляяя. Жизнь дерьмо, и самое главное дерьмо в ней сейчас получит! Вскочив на ноги и едва не потеряв равновесие, заряжаю кулаком по самодовольной роже Рея. Счастливое улюлюканье – шакалы, наконец, дождались своего. Стероидный качек ухмыляется, демонстративно проверяет челюсть на предмет вывиха и кидается на меня в ответ. С спросонья не соображаю ничего, - первый же удар по почкам отправляет меня обратно на кровать.
- Ой, прости, не болит? Давай проверим, – продолжает глумиться лысая скотина, обшаривая рукой мой пах.
- Свали, уебок! – отпихиваю его локтем и подтягиваю к животу ноги, стараясь глубоко дышать.
- Вот за это я тебя и люблю, Том. С тобой не скучно, да, братва?


Рей, наконец, сваливает, а я остаюсь лежать в мокром развороченном гнезде. Лучше, бля, совсем не спать - таким разбитым я уже давно себя не чувствовал. Тяну вниз руку, чтоб нащупать валяющееся где-то на моих сумка полотенце. Оно грязное, сырое и завонявшееся от вечного пребывния в скрученном состоянии. Херня так херня - сам, конечно, виноват, иногда вытирал им ноги, иногда руки, иногда пол, а иногда, бля, и лицо.. Так что… Откидываю его в сторону и снова замираю.
Спешить пока некуда - и так высохну.

- Держи, – Билл нависает надо мной, придерживая одной рукой свои волосы, а другой протягивает сложенное аккуратным прямоугольником бледно-фиолетовое полотенце. Не шевелюсь, все еще соображая, на кой ему это сдалось, но он просто оставляет его рядом со мной, подкидывая словно бомбу, и отходит на безопасное расстояние наблюдать за взрывом.
Взрыва не происходит. А фиолетовое полотенце, кажется, даже пахнет фиалками, не обычным запахом колонии, которым здесь веет от всего, от которого мутит до рвотных позывов. Подношу его к лицу и с шумом вдыхаю эту новую незнакомую жизнь.
- Помочь? – неверно расценивает мое промедление Билл и, забирая у меня из рук махровый комочек чистоты, начинает мне, как, бля, тяжелобольному вытирать лицо. Подумаешь, по яйцам дали, это быстро проходит, и не такое бывало. И вообще это я был не готов. Жаль, он не застал лучших времен, когда получилось красиво расшибить Рею бровь. Довольно улыбаюсь и слишком поздно спохватываюсь, ловя Билла за руку, когда он уже добирается до моей шеи.
- Не нужно. Я сам.
- Как хочешь.
Билл разжимает пальцы, отпуская полотенце, а я.. Я сегодня крайне, блять, торможу! Продолжаю держать его за кисть. Тупо, наверно со стороны смотрится, очень тупо.
- Я пойду? – вопросительно приподнимает брови Билл.
- Нет, садись, - приглашаю его только потому, что это смогло бы объяснить создавшуюся заминку. Да и потом, я, кажется, планирую не отдавать ему его фиалковое полотенце.
Билл сосредоточено грызет ноготь указательного пальца и неживым взглядом смотрит в пол, так, что мне даже кажется, будто я попал в утро вчерашнего дня.
- Ты как? Нормально? – думаю, это правильно. Нужно поинтересоваться о здоровье человека, который вроде как нормально с тобой общается.
Билл мелко трясет головой.
- Я стараюсь не думать об этом, а пока не думать получается, то оно и легче… Как твои яйца?
- А че, о них у тебя не думать не получается? – Блять, да что ж такое! Свое удивление я умею выражать только грубостью.
Хотя этому, по ходу, пофиг: улыбается так, словно я отвесил ему комплимент.
- Мстить им будешь, когда они заснут? Ты все равно, как я понял, ночью чего-то не спишь.
Энтузиазм наблюдательного торчка заставляет меня улыбнуться. Это впервые за все то время, что я здесь, мне становится как-то даже легко. Кажется, что все в этой гребаной жизни, что я воспринимаю как взаправдашнюю войну, для Билла только шуточная битва. Он вообще видит мир иначе. И сейчас мне хотелось бы смотреть на все его глазами, чтоб и правда немного отпустило, а уже потом разгребать весь тот мусор, что непременно с таким подходом накопится.

какой милый фон!

милый фон ушел, ниче?)


***
До побудки еще час, но блок уже, блять, на подъеме – когда одному уроду приспичит встать с утра пораньше, то он, бля, чувствует себя просто обязанным перебудить всех своих, чтоб потом достать этим соседей, соседи – своих соседей, и так снежным комом…
Нас обошло на этот раз - после идиотской прощальной недопопойки все относительно тихо. Из всех не спит только Билл, остальные тянут свои жалкие партии, ничтожные в сравнении с громогласным солирующим храпом развалившегося на спине Рея.
Стероидный качек, блять, и тут первый.
Хмыкаю вслед своим странным, но привычным мыслям и, решив, что уже можно, перевожу взгляд на Билла. На него я не смотрел уже секунд пятнадцать, намерено изучая остальных, чтоб он не подумал чего, а то я ведь вообще не по этим делам.
Наблюдать за ним все равно, что смотреть какое-то странный сериал, в котором показывают уютную полную блядских страстей неправдоподобную жизнь.
Билл сидит, укутавшись в плед и периодически переворачивая страницы пристроенной на коленях книги. А мне, вдруг невероятно интересно, чем пахнет его плед. Если так же, как полотенце, которое я спрятал под своей подушкой, то это должно быть очень… уютно. А чем тогда пахнет сам Билл? Нет, ну, блять, что за мысли?!
Снова отвожу взгляд и медленно считаю до пятнадцати - уже пора.
- Доброе утро, Том, - на счете «семь» он сбивает меня и, отложив книженцию, встает с полки, педантично разглаживая примятое после себя покрывало.- Пойду зубы почищу. Ты идешь?
-Ты че, самостоятельно туда не дотащишься? - тыкаю пальцем в сторону раковины. Я реально в охуе. То есть, он что, совсем идиот - мне такое предлагать?
- Дело не в этом, - неопределенно отмахивается Билл, так и не объясняя в чем оно тогда.

Еще пару минут лежу, напряженно обдумывая поведение торчка, как будто во всех его жестах непременно, блять, должен быть закодирован для меня какой-то тайный смысл. И с каждой секундой мне все более неприятно становится от осознания того, что он может подумать, что я совсем зубы не чищу. А ведь это не так. Пару дней назад я их точно чистил… или неделю назад. Недавно, бля, короче. Но не начинать же объяснять ему это сейчас?
Пока я пытаюсь найти среди своих гнидников щетку, то мысленно посылаю себя наверно еще дальше, чем дальнобойщик посылает шлюху, стырившую у него во время минета банкноты из кармана брюк.
Какого черта я себя так веду? Это реально меня пугает.
Зубную пасту я нашел на самом дне полупустой теннисной барахолки, в которой (так уж, блять, оно вышло) непонятно чего дожидаются мои грязные манатки. Там же валялась и щетка, но к моей чести, она оказалась завернута в маленький прозрачный кулек.

Зубы Билл чистит дольше меня, не смотря на то, что раньше начал. При всем своем странном желании «перечистить» его, я не выдерживаю: выплевываю всю до противного вспенившуюся пасту в захарканный умывальник и споласкиваю рот.
Отхожу. Застыв посреди камеры, не знаю, куда себя приткнуть. Как дешевая игрушка с вставленными в задницу батарейками, верчу в руках щетку, тупо уставившись на решетку неживым взглядом.
Может, блять, сбежать отсюда? Знаю, что идея дерьмо, но, хочется же.
Когда я последний раз делал то, что действительно хочется? Не помню.
А делал ли вообще? Тоже не помню.
Значит, бля, не было такого.
Вот и вся арифметика.

Какого-то хрена чувствую себя сциклом. Никогда не чувствовал, а сейчас.. Кажись, в меня что-то вселилось, потому что я, блять, сам стал себе чужим, непонятным, перевернутым каким-то.
Вот конкретно сейчас хочется сделать что-то безумное. Но, блять, что я здесь могу? Убиться об стену? Разбудить Рея, без наездов которого ощущения кажутся неполными? Сморчки спят, а когда они спят, мне кажется нечестным, что меня бросают с этим… Камера словно, бля, сужается до размеров двух наших полок и мне как-то стремно, становится. Создается впечатление, что мы остаемся с ним наедине, и как я ни пытаюсь убедить себя, что в колонии еще полно людей, что вообще такие мысли в общаке – нонсенс, но весь мой аутотренинг первобытному страху до задницы.
В качестве смелого необдуманного поступка решаю усесться в обустроенном «углу» Билла. И оно было бы, блять, смешно, если бы не было, так тупо. Крадучись, провожу рукой по коричневому пледу, который, сволочь, мне уже давно мулил глаза. Исходя из тактильных ощущений он мягкий и, наверняка, теплый. Я бы забрал, но ведь полотенце я присвоил только вчера, так что это уже было бы слишком. К тому же торчок начал бы мерзнуть: местные одеяла только кусаются и ни хера не греют.

Со мной часто бывает, когда поднимаешь голову, потому что чувствуешь на себе взгляд, а затем сразу натыкаешься на него, словно радаром отслеживая местонахождение смотрящего. Такое столкновение длится не больше одной доли секунды, у меня, во всяком случае. Ненавижу смотреть в глаза - это как смотреть на голого человека, а не всякого человека хочется, бля, видеть голым. Но тут как пригвоздило.
Взгляды скрестились в зеркале. Билл смотрел на меня так, как смотрят на совершенно обычный бытовой предмет: стол, стул, утюг, чайник, наконец. Я нихера не мог разобрать: просто спокойный, ровный, ничего не выражающий взгляд, но он убаюкивал, практически приручал. Не знаю, блять, сколько это длилось, но когда Билл повернулся, и я лишился своего дополнительного щита в виде зеркала, то наваждение пропало: смотреть напрямую я уже не мог, было неловко, даже немного жутко. Пусть это, бля, тупо, учитывая, что до этого я так откровенно пялился, но.. Но я, кажется, скоро начну ненавидеть идиота за то, что приходится из-за него все это чувствовать. Кто-то же должен отвечать за мою потекшую крышу!

- О чем твой талмуд? – беру в руки оставленную на его койке книгу и верчу в руках, чтоб было похоже, что это я к ней подошел. Появляется гаденькое такое чувство, будто я к нему в дом, блять, без спроса ворвался. Помню же, как он сегодня, проснувшись, молча лежал, а только когда начал вставать сказал свое идиотское «доброе утро» так, словно реально открыл дверь и впервые меня увидел.
Билл морщится:
- Ой, я сутра не настроен говорить об этом.
- Ты же ее, блять, читал только что!
- Тшш, - торчок имеет наглость советовать мне урегулировать громкость? Тогда все реально пошло не так. Единственный, кто меня здесь не опасался, был Рей. Так нет, этот воробей обдолбанный теперь тоже перья пушит.

Билл забирает у меня книгу и садится рядом, крепко сжимая ее руками, словно пытаясь переломать.
- Как хочешь, - зло бросаю я.
- Да забудь ты. В ней нет ничего интересного для тебя.
- «Для меня»? А что со мной не так?!
Становится крайне обидно. Ну конечно же, это - книга, а я, блять, тупой ублюдок Том. Что я могу в ней понимать? Билл молчит, не отвечает. Если бы отсюда можно было выйти, я бы ушел, хлопнув дверью. Могу пересесть к себе, но это, блять, не продемонстрирует ему всего, что я хотел бы высказать по этому поводу.
А ведь если бы можно было уйти, пройти мимо него, то я бы обязательно так и сделал, ага. Будь мы на свободе, я бы никогда вообще никогда, бля, и не подумал обратить на него внимание - вот реально! А тут меня просто ткнули в него носом и заперли, с*уки.
Шумно выдохнув сквозь зубы воздух, Билл усаживается удобней, слегка задевая ногой мое бедро. Меня подбрасывает словно от электрошока. Это все, конечно же, оттого, что я слишком взвинчен. То есть не так: не взвинчен - зол, это правильнее.
- О любви она, - Билл прекращает цепляться за книгу и, наконец, откладывает.
Только я, блять, ее не возьму. Из принципа больше не притронусь:
- Тогда понятно, натуральный сопливый бред, - вообще торчок тормозной и странный, отвечает спустя пол года, когда уже вообще, бля, забываешь, о чем спрашивал. Как в случае, когда он вдруг начал рассказывать про своего урода, из-за которого вляпался в это. Вляпался в мою жизнь. Хм..
- Ты не веришь в любовь, - судя по тону, Билл не спрашивает, он констатирует факт. Так что я вообще не врубаюсь, стоит на это отвечать, или комментарии не требуются.
- Угу.. – Бляяя, лучше бы я таки совсем молчал. Теперь торчок ухмыляется и вряд ли он сейчас думает о том, какой я, бля, умный и как много знаю о тачках. – Просто эта твоя.. ну, ты понял? Сплошной обман. Вначале ты врешь себе, потом, если складывается, еще кому-то.
- Ух ты! – Билл улыбается так, словно его, бля, обрадовали мои слова. Нарики иногда такие странные, может, его просто торкнуло? Запоздалый эффект?
- Че?
- Это же лорд Генри!
- Че?! Где? – как осел, оборачиваюсь на решетку, хотя прекрасно понимаю, что никакого Генри, а уж тем более лорда за ней быть не может.
- Из «Дориана Грея», - хвала дьяволу, Билл продолжает прежде чем я успеваю выдать свое очередное, крутящееся на языке «че». – Это персонаж романа Оскара Уайльда. Он рассуждал так же, не дословно, конечно, но похоже. Интересно насколько вы с ним похожи. Этот роман, кстати, по моему мнению, как и жизнь самого автора, сделали переворот в гей-культуре того времени, но это..
- Слушай.. – я и сам не врубаюсь, чего перебиваю его странные рассуждения, но они реально, бля, стремные и выбивают меня. – Откуда ты вообще такой взялся с этими своими... эм…
- Что ты имеешь в виду?
- Ну…это, - хрень, неужели не понятно?!
- Ну..
Вот и поговорили.
- Я в интернате для детей-инвалидов некоторое время литературу читал, если ты это имеешь в виду. Так, ничего серьезного.
Ни хрена себе «ничего серьезного»!
- А по вечерам пел в церковном хоре, да, бля?
- Почему? То есть, нет, не пел, – классно: торчок меня не понимает, я не понимаю его. Странно другое: какого это меня удивляет или даже малость злит. Можно подумать, это открытие, или вселенское разочарование всей моей сраной жизни. Только бесит, что он столько всего сделал, так жил, столько всего попробовал… Хотя последнее не самый удачный пример успеха. А я... я ничего. Никто даже не вспомнит, случись чего. Только Рей, пожалуй, всплакнет, или вздрочнет на прощанье. Ведь, ах и ах, уебок так ко мне привязался.
- Я не смог бы петь в церковном хоре, - опа, он все еще об этом думает? Точно тормозит.
- Кхм.. Ну а чего не смог бы? Голоса нет?
- Веры нет.
- А-а.. Я тоже в него не верю. Мама сильно верила, хотя жизнь у нее сложилась дерьмово.
- Когда все хорошо, достаточно верить в себя. Вот когда сам себе помочь не можешь, тогда ищешь что-то еще, на что можно было бы опереться.
- Не всегда. Я вот ни себе не верю, ни Богу, ни тебе - никому.
- Жаль. Мне-то уж мог бы и поверить, - смеется Билл, и мои губы против воли кривятся в ответной ухмылке.

- О чем шушукаетесь, девочки? – как Морган проснулся, я, бля, и не заметил. Замираю, готовясь к перепалке. Еб*ать, да я как любовник, застуканный на месте преступления.
– Эу, ну чо затихли? Я только посцать встал. Почесывая задницу, Морган направляется к толчку. – Секретики-секретики, - тянет он, заразительно зевая.

милый фон ушел, ниче?)
прощаю

Очень живое повествование. Диалог Тома с самим собой кажется таким реалистичным. Нравится все больше и больше с каждым выложенным продолжением

Ozma.

Спасибо)) Для меня большое счастье, если что-то здесь вообще кажется реалистичным, потому что иногда сама себе не верю) Но я тебе этого не говорила)) Так оно на самом деле все у них и было, я сама видела)