***
В столовке словно выключили звук. Не слышно больше звона ложек и, кажется, что даже разговоры придушили. Никто не орет, стараясь перекричать других, никто не выстраивает самодельную барабанную установку из подручных средств. Пазл нашего сраного образа жизни потерял только один маааленький такой элементик, а мы уже, блять, сбиты с толку как муравьи, которым перекрыли проложенную тропинку.
Мы ведь тоже колония. Тупая безмозглая колония. Стадо.

- Та.. нуу, снова эта бумажная херня, - сокрушенно сетует Марк, гоняя бобы по крайнему делению одноразового картонного подноса. – Я уже пристрастился к нашим собачьим мискам, а тут эта подстава!
- Западло, - в знак согласия Джек салютует ему стаканом с полухолодным чифирем и обнажает покрытые налетом зубы в имитирующем понимание оскале.
- Это говно хоть мыть не надо, - резонно замечает Рей.
С трудом подавляю в себе желание его подьебнуть, уточнив, когда же это он в последний раз что-либо мыл сам и указываю на другое:
- Если еще не просекли, это ваших рук дело.
- Чего это?! Ты че странный? – таращится Рей, комкая в кулаке пластмассовую вилку.
- Сам ты… - снова нет никакого настроения препираться со стероидным качком. Я сейчас слишком занят – я нахожусь в глубоком охуе от себя. То, что я сел с ними за один стол это абсурд. Еще больший абсурд то, почему я это сделал. Неужели, блять, из-за того, что об этом попросил торчок? Из-за того, что мне понравилось, как он как-то иначе остальных произнес мое имя? Из-за такого «пожалуйста», которого я не слышал никогда - которое вообще не подразумевает никакой выгоды. Мало ведь кто считает мое общество праздником, а он.. Он явно что-то попутал. Это не привычное «Брат, подкинь стольник – не дай засохнуть» Это… То, во что я пока не врубаюсь. Сейчас мне почти жаль, что я не такой, как он, что я другой. У меня есть определенные принципы, которые помогают выжить. Не жить, жить они мешают, а вот выжить... Но на меня торчок действует как передвижной эпицентр сейсмической активности, когда он рядом, что-то внутри очень сильно начинает расшатываться. И это очень дерьмово. Я не хочу терять себя – кроме меня у меня никого нет, и никогда не было.
Краем уха выхватываю болтовню Джека. Есть в компании, пусть даже такой хреновой, оказывается интереснее. Хотя раньше прием пищи мне казался сугубо интимным процессом, когда выхватываешь свой кусок и уходишь с ним как можно дальше.

- .. слышали, вчера журналюги приезжали? Стервятники хотели набросать репортаж про наш ужасный бунт в столовке.. гы Наверняка кто-то из пастухов треплется им за бабки.
- Ну и хрен с ними! А ну-ка дай-ка сюда свою фасоль. - Рей пододвигает к себе поднос Джека, тот, поджав губы, провожает его деланно равнодушным взглядом, не рискуя спорить, залпом допивает свой чифирь, чтоб хоть это никому другому не досталось и продолжает треп:
- У нас здесь вообще как медом для них намазано: нельзя обижать педи*ков – это дискредитация.. Или как ее?
- Скорее «дискриминация», - уголок губ Билла дергается, так и не решаясь превратиться в улыбку.
- Можно, блять, подумать, в тюрьме есть натуралы. Да, Том?
- А че Том? – заинтересовано сверкает рыбьими глазками Рей, тыльной стороной ладони вытирая измазанные постным маслом губы.
- А Том наш к натуралам сегодня записался, куколке будет нелегко, - камерные крысы ржут, находя это смешным, а Рей хмурится, ревнуя к тому, что, по его мнению, непременно ожидает меня во вражеском «натуральном» окружении.
- Тебя переводят? – спрашивает Билл, даже не удосужившись посмотреть на меня.
Я обычно, бля, не участвую в таких вот обсуждениях, притворяясь мебелью. Мы все время друг у друга на голове, так что не все, что сказано при мне и обо мне предназначено для моих ушей. Хорошая теория – я ей часто пользуюсь. Но моя персональная сейсмическая активность действует сейчас в полную силу. На лице Билла непонятная растерянность, даже губы слегка приоткрываются от непонимания. Кажется, будто ему жаль. Мне реально обидно за свою крышу - она протекает: допускает мысли, что незнакомый человек может ко мне привязаться за два дня и ночь только потому, что мне этого хотелось бы. Да, «хотелось бы» - это если, блять, объективно смотреть на вещи, смирившись с тем дерьмом, что зашевелилось во мне.
- Не переводят. Я на лесопилку вчера записался. – «Из-за тебя между прочим, чтоб не мариноваться все время рядом» - но этого я уже вслух не скажу. Я еще не совсем обдолбанный, чтоб романы крутить, тем более здесь. Ай-ееб*ать! Кто говорил о романах? Чертовщина… То есть общаться с ним тоже не надо в принципе. А где смысл? «Друзей» у меня не бывает, а от «приятелей» слишком много проблем. Так что..
- А у колонии есть лесопилка? – Билл задумчиво вжимает в нижнюю губу указательный палец и я, блять, невольно напрягаюсь, как в увеличительное стекло изучая тонкой белой нитью показавшиеся зубы, ловко мелькнувший кончик языка. От вида его немного потресканных губ хочется облизать свои, а потом и его.. Блять! Стоп!
Когда я включаюсь в реальность, Рей уже вовсю отвечает на его вопрос:
- …у «Rikers Island» вообще много договоров с разными компаниями. Но поверь мне, Билл, все это чистый развод. Лучше отдыхай на кушетке, ну или как там оно получится. У них условия как для скота, а денег нихера не платят. Куча недотраханных натуралов, которые ищут петухов и… И которых ищет Том. Мой член детке не подошел, - язвительно заканчивает Рей, встретившись со мной взглядом.
- Дегенерат и долбо*еб, - с авторитетным видом ставлю диагноз стероидному качку. Новоявленный пациент недоверчиво приподнимает бровь и, перегнувшись ко мне через стол, практически шепчет:
- Детка, скажи правду, ты нарываешься?
- Ты мне даже чуть более чем вообще неинтересен. – Я отвечаю спокойно, а у придурка даже ноздри раздуваются, напоминая выпускающий пар носик чайника.
Я, бля, доволен своим ответом. Это «чуть более чем» я услышал вчера у Билла. Запомнилось. Я даже искал повод это повторить самостоятельно.
Сцыкливо проскальзывает мысль, что я уже цитирую торчка, но я все равно спокоен. Уж лучше это, чем весь тот мат, которому я случайно нахватался от Моргана.

***
С лесопилки нас возвращают поздно, так что я остаюсь без обеда, ужина и, собственно, сил на то, чтоб хотеть жрать. Не замечая ничего вокруг, добираюсь до своей полки и, повалившись на нее, тупо констатирую, что под моей спиной что-то чвякнуло.
-Ну, ты пад*ла слоняра! – морщится Рей, привычно свешиваясь со своей обозревательной полки. – Лучше бы я ее забрал!
- Кого ее?
- Булку с маком.
- Ну, конечно! – Раздраженно фыркаю и, вывернув руку, пытаюсь нащупать мифическую булку. Кончиками пальцев натыкаюсь на бумажный пакет, и не в силах выгнуть поясницу, практически разрываю его в клочья, прежде чем получается достать.
- Это залетный раздавал, – зевая, невнятно тянет Рей, я хотел и твою забрать, но..- звучно причмокивает и сам этим сбивает себя с мысли.
- Где Билл?! - Я как ошпаренный дергаюсь, приподнимая голову, хотя до этого казалось, что даже рукой, бля, не пошевелить. Оставить его без своего присмотра больше не кажется мне, блять, такой невьебенно гениальной идеей.
- Его забрал этот…Как его? Морган!!
- Морган?- я автоматически смотрю на нашего сопящего во сне чернокожего. Это все какой-то бред. Может я тупо сплю, а утром торчок снова раньше всех проснется, скажет свое идиотское «доброе утро» и будет полчаса занимать раковину, вычищая зубы.
- Морган! – настойчиво повторяет Рей.
- Ну, че тебе?
- Ты че, спишь?
- Ну..
- Как зовут нашего старшего пастуха?
- Э-э.. Тот который седой?
- А какого еще, муд*ак?!

Пока они препираются, я окончательно поднимаюсь и, комкая пакетик в руке, сажусь, припечатываясь мокрой от пота спиной к шершавой стене. Его койка сейчас пустая. То есть, бля, вещи там, но его самого нет. Это тупо: чувствовать себя виноватым. Я ему не сиделка, не нанимался. Но.. Блять!

- Том?
Сил отзываться уже нет. Поэтому я просто киваю Рею в знак того, что слушаю.
- Мы вспомнили. Его, как тебя, Томом зовут.
- Кого?
- Пастуха, который Билла забрал.
Не то, чтоб я, блять, пришел сюда с отличным настроением, но сейчас эмоциональных сил нет вообще – все высосало.
- Рей?
- Да, сладенький?
- Чего его забрали?
- А я почем знаю?! Том увел его во время послеобеденного выхода во двор.
- К нему кто-то полез?
- Та не, я не видел А че?
- Ничего.

Если такое реально было, найду и пришибу скотину и мне посрать, сколько за это накинут. Не потому, что торчок имеет для меня какое-то значение, просто он реально особенный. Здесь, блять, все одинаковое: серая грязная лужа, в которой все дерьмо перемешано, а он нет, он как бензин – делает радугу на обычной грязной осенней дороге.
Чувствую себя вымотанным во всех смыслах. Спать в кои-веки реально хочется, но я не буду. Не стану засыпать с такими стремными мыслями. На койке Билла без охраны лежит книга, о которой мы говорили утром. Точнее пытались говорить. С поднимающимся раздражением вспоминаю, что вот как раз говорить с ним я не умею. А может… Кряхтя поднимаюсь и прихрамывая иду за ней.
- Опа, - весело хрюкает наблюдающий за мной Рей, - тебя таки запетушили натуралы? Попка болит?
- Иди, можешь помечтать об этом, стоя над унитазом и работая руками. - Из памяти неожиданно воскресает тошнотворная вонь, все время стоящая в пикапе отчима, а плечи сводит невольной судорогой. Блять! Забыть-зыбыть-зыбыть. Больше никто! Никому. Никогда. Не позволю прикоснуться.

В камере темно, поэтому, чтоб увидеть буквы устраиваюсь под решеткой, так, чтоб свет из коридора попадал прямо на страницы.
- Че там? – приподнимает голову Рей.
- Книга.
- Читай вслух, пока я засыпать буду.
Объяснять придурку, почему я этого делать не хочу бесполезно. Скольжу взглядом по первым попавшимся строчкам. Странно, но то, что, как еще утром казалось, должно вызывать раздражение на самом деле кажется честным, привычным, …чем-то похожим на Билла.
«— Я могу быть забавным, задумчивым, умным, суеверным, смелым, сплясать могу… всё что тебе угодно… я буду таким, какого ты захочешь
— дурачок…
— я буду таким.» *
Наверно, так выглядит его мир.
Мир беззаботных романтически настроенных людей. И пусть это не мое, но я вот только одним глазком…
- Детка, так ты читаешь?
- Читаю.
- Вслух, я не слышу!
- Да ладно, сказал же, блять!
- Ну - так?
- Называется…Переворачиваю книгу, чтоб посмотреть обложку: на ней красивый белый дом, зеленый газон. Та жизнь, с которой я не был знаком и которая кажется наглой ложью. Пусть это только потому, что мне реально проще считать ее таковой.
- Называется? – раздраженно прерывает мое торможение Рей, напоминая о моем, блять, священном долге, прочесть ему сказку на ночь.
- « Убийство под луной» , - вынужденно пускаюсь в сочинительство. Не хочу читать ему книгу Билла, не хочу объяснять, почему не хочу, я вообще не могу пока обо всем этом думать.
– Светила луна. Эм… Карл шел на дело вместе со своей шайкой головорезов и … Это было очень ответственное дело. Он...Под луной скользили тени вооруженных людей и..
- Ладно, хватит. Фуфлыжное чтиво.
- Как хочешь. – Фокусируя взгляд на настоящем тексте, ощущаю странную обиду из-за того, как Рей отозвался о моем. Я просто знаю, что смог бы, бля, и получше, если бы продумал и если бы мне сейчас не было так паршиво.

* «Дневник памяти» Николас Спаркс

****

В голове вспыхивают сине-красные фейерверки и гремят салюты. Блять, не нужно было так резко вскакивать. Решетка неожиданно начала отъезжать, а я таки задремал …кажется. Замерев истуканом, наблюдаю, как офицеришка пропускает вперед моего торчка. Моего живого и здорового торчка. Отлегло малехо. Канонада перед глазами затихла, хотя пол, падла, как-то очень сильно накренился влево.
- Спасибо, Том, - Билл говорит тихо, скорее по привычке, заимствованной из своей прошлой жизни, той, в которой по утрам говорят «доброе утро», чем реального страха потревожить наших пацанов. Меня конкретно мутит, каждый раз, как он произносит мое имя, - даже сейчас. Ср*ать, что оно адресовано не мне:
- Если проблемы будут, ты не молчи. Слышишь? – настойчиво требует… тот, другой - его Том.
Билл кивает, просто отмахиваясь этим от прямого ответа.
А голос пастуха-то я узнаю. Это его тупоголовый молокосос, что к нам приставлен, просил убедить меня зайти в автобус. До сих пор коробит как вспомню его всепонимающее участие к моей судьбе. Нах*ер!?
- Ты здорово сегодня работал. Здесь трудяги редко встречаются, - напоследок бросает коп.
Че? Я таращусь на Билла. Кто работал? Этот? То есть он?
Но Том смотрел на меня. Смотрел же? Выходит, он был там. Но как, если, со слов Рея, он и воровал моего торчка здесь.
Блять, хорошо, что, сказав это, Том отваливает. Я не знаю, как реагировать на такое. Он подбадривал сейчас, или верхушка просто решила, что на мне удобно пахать? А тут еще и Билл глядит на меня с какой-то подозрительной отеческой любовью. Ну, чего вам всем надо вдруг? Слышишь, глазастый, лучше рассказывай где шлялся, пока я, бля, как волнительная жена-домохозяйка сам не полез с расспросами.
- О, ты все-таки взял книгу?
Черт!
- Как видишь, - слишком поздно вспоминаю про улику, которая так и осталась зажата в руке. Знал же, что из-за этой хуевины могут быть неприятности. Нечего было тупить полночи. Спать можно было бы по-человечески, а не на полу. И я не волновался за Билла - такого быть не могло. Во всяком случае, теперь, когда он рядом, я такого не помню, а, следовательно – не верю.
Больше торчок мне ничего не говорит: расстилает койку и укладывается. Но меня такой расклад вполне устраивает: первая волна моей квочкости уже прошла. Теперь стало спокойно. И необязательно потому, что Билла вернули. Хотя, даже если так, то все это вполне могут быть фокусы нереализованного отцовского инстинкта. Прекрасное вышло бы оправдание, если бы оно, блять, не напомнило о моем собственном отце и его таки реализованных инстинктах. Нытик хренов, проехали. Папочку он, видите ли, вспоминает, когда самому уже скоро под тридцатник. Сопли с пола подобрать - и спать, бля, наконец!
На полку практически падаю – сил нагнуться уже нет, мышцы будто судорогой посводило.
Засыпая, думаю о том, что сутра неплохо было бы как-то спросить у Билла, куда его отводили, но эта мысль все отдаляется, приобретая какие-то неправдоподобные оттенки, а вскоре я окончательно проваливаюсь в темноту.

***
Сутра таки проспал. Это был первый раз, когда пришлось вставать под херову сирену. Как оказалось, слушаться меня не хотели ни ноги, ни руки, ни спина, ни шея. Зато вот мозг явно пришел в себя и завертел ржавыми шестеренками:
Только сейчас до меня доперло, что ночное бдение якобы торчка (в чем я теперь сомневался) с пастухами реально подозрительно. Я безнадежный лох, раз не просек все это раньше. Ведь еще с самого начала я подумал, что в этом Билле что-то не так. А потом как переклинило тогда в автобусе, наверняка он специально меня заговорил. Ну, теперь то я доберусь до правды. Может Рею сказать о своих подозрениях? Блять, фигово, потому что на этой мысли праздничное настроение пропадает. Вот не хочу я никому о нем говорить. Ну и что с того? Торчок мой, и кем бы он там ни был, вмешиваться местным уродам с их быдлятскими методами понту нет. Конечно, не то чтоб я в этом смысле красавец…
Задумчиво кусаю хлеб, совершенно не чувствуя его вкуса, и взглядом отыскиваю вчерашнего пастуха, либо мне показалось, либо на входе в столовку он кивнул Биллу.
Я определенно на правильном пути.
- Ай! Еб*ать.. Чччерт, - промахнувшись мимо рта, умудряюсь пластмассовой вилкой распороть губу до крови.
- Том, ты кобыла! – радостно восклицает чернокожий.
Хрен со всем.
Усиленно тру языком пораненное место, игнорируя сконцентрировавшийся на этом взгляд моего стероидного друга.
- А я так чашкой когда-то себе маленький кусочек эмали переднего зуба отколол. Видно не было, но ощущалось, - в подтверждение своих слов Билл, едва ли не копирует мое движение, выискивая языком упомянутую неровность.
Тут уже прошибает меня, не думал, что это может так (так!) смотреться.

- Я.. Рей, давай с тобой в БК?
Белесые брови качка удивленно ползут вверх, еще больше открывая по жизни выпученные глазки. В принципе да, я и сам от себя не ожидал этого, но сейчас мне хочется проверить кое-что. Наверно впервые, меня интересует это жалкое подобие власти. Хочу быть в курсе всего, что происходит в нашем маленьком гнилом мирке. Я вполне себе готов побороться за лидерство.
- А что такое БА?
- БК, - поправляет Билла Сани. – Старый добрый Бойцовский Клуб в заброшенном секторе. Там пока закрыто, потому что у верхушки нет бабла на реставрацию.
- Причем администрация нашего второго дома…
- Этого райского уголка, - прыскает слюной Сани.
- Так вот, администрация в курсе того, что происходит там, - уперто продолжает свой экскурс Марк. – Их это дерьмо полностью устраивает. Даже ставки принимают.
- Ну и правильно! Все удобства: культурная программа организована! - Сани если начинает гнать, то не останавливается пока ему, тыкая пальцем в лоснящуюся рожу, не объяснишь, что пора где-то как-то тормозить.

«Договорились?» - взглядом спрашиваю Рея, пока его ручные крысы фальшиво вытягивают «Отель Калифорния», на ходу переделывая под Райкерс Айленд.
Качек кивает, кривя губы в поганой улыбке.
Ну, все, поехали, уже не переиграть.

Лесопилка, мясорубка, слежка за подставным торчком, - впереди пи*здец какое сложное время, но я с радостью вогнал бы в свой распорядок еще пару таких же хе*ровых пустых планов. Впервые чувствую себя здесь хоть немного живым и реально деятельным.

Such a lovely place {Such a lovely place}(с)

***

Отправив меня сюда, великая и непобедимая Америка потеряла добротного тупоголового ишака. Ну, какой бы еще идиот согласился заканчивать работу запущенных машин, в то время как остальных повели сполоснуться в душевую? А теперь вот даже Марк, который здесь, по сути, вообще никто, пока, зевая, переворачивался на другой бок, не побоялся сообщить, что от меня несет на всю камеру. Ну и нах*ер. Тоже мне принцесса.
Интересно, Билл это тоже чувствует? Блять. Так, ладно, не важно.


Свет погасили, оставив только дежурный в коридоре. Корпус практически затих, а гнездышко свое торчок все не расстилает. Лежу с зарытыми глазами, в надежде на то, что если он будет думать, что я сплю, то чем-то себя выдаст. Но пока он сидит тихо, выжидает чего-то, небось. Можно было бы даже подумать, что он уснул, но я то знаю, что если бы это было так, то было бы слышно его плавное сопение, иногда переходящее в слабый свист.
Когда шаги патрулирующего блок офицера, затихают прямо напротив нашей камеры, я практически ликую. Кажется, что еще чуток, и я выведу торчка на чистую воду, пойму, что он такое, от кого и какого черта здесь скрывается. Билл о чем-то тихо договаривается с офицером. Решетка, жужжа, отъезжает. Но за миллиметр от моего шпионского успеха случается жесть:
- Том? - торчок настолько неожиданно дотрагивается до моего плеча, что меня, па*дла, подбрасывает.
- Чего тебе надо, блять?! – растерянность тупо приходится скрывать за агрессией, а слова цедить сквозь зубы, чтоб не запинаться.
- Идем со мной?
- Я спал.. может!
- Не может. Когда ты спишь, ты другой.
- Билл, ты идешь, или «спокойной ночи»? – меланхолично интересуется офицер, продолжая рассматривать коридор.
- Да-да, мы идем, - торопит меня торчок, а я хе*ра какого-то подчиняюсь, хотя прекрасно понимаю, что мало того, что срывается весь мой план тайной слежки, так я еще и оказываюсь втянут в какую-то муть. Распутываю связанные узлом на бедрах рукава и натягиваю спущенный верх комбинезона на голый торс, быстро скинув уже ни на что не похожую, а в прошлом белую, майку. Может это побег? Хотя мысль сбежать с Биллом в качестве заложника кажется очень даже разумной, …если бы не такой бредовой. Э-э.. Ну то есть проехали.
Том запирает камеру и ведет нас по виляющим плохоосвещенным местным лабиринтам в зону для персонала. Вопросов не задаю. Я научен их не задавать. Жизнь подкинула на эту тему много запоминающихся уроков.
В кабинете, в который нас заводят, уже видимо достаточно долго надрывается телефон, освещенный накалившейся железной лампой, стоящей на стопке отчетной документации.
- Райкерс Айленд, дежурный офицер С-блока, я вас слушаю, - заученной скороговоркой выдает Том, хватая трубку и, быстро указывает Биллу на железную дверь в конце кабинета. – Только не дольше семи минут… Нет-нет это я не тебе, Джек. Да, у нас пока все тихо… У вас что?!...
Я не знаю, откуда в этом, кажется, преждевременно поседевшем человеке столько прыткости. А еще я вообще не врубаюсь в то, что происходит. На что дали эти еб*аные минуты? Тормозить больше нет смысла, раз уж я поперся за торчком, то до конца. В любом случае, я очевидно сильнее него. Если что, то могу съездить по морде без левого базара. Так-то.

Переполненный решимости, захожу в небольшой темный коридор, скрытый за железной дверью, и, завернув на свет, первым делом натыкаюсь взглядом на голую оттопыренную задницу Билла.
- Ты долго. Раздевайся быстрее. Времени не так много, - бросает он, окончательно вышагивая из трусов и поворачиваясь ко мне.
Блять! Проснуться! Срочно!... Ну же!
- Какого хрена происходит?!
- Прости?
Он что реально не понимает, что это все как-то ненормально.
- Что ты творишь, мать твою?!
- А что?... Собираюсь душ принять. Я думал ты тоже за этим пошел, - буднично отзывается Билл, словно то, что сейчас здесь произошло, еще не самая тупая ситуация на Земле, а что-то после чего можно вполне-себе жить, как раньше.
- За этим, - соглашаюсь, чтоб не казаться большим идиотом, чем оно уже есть.
Хорошо, допустим мой армейский метод с не-задаванием-лишних-вопросов прогорел. Пойдем от противного:
- Тогда почему мы здесь, у него, еще и после отбоя? Что вообще у тебя общего с этим пастухом?!
- Не ори, тут слышимость…Том, потом давай, а?- Билл передергивает острыми плечами то ли от раздражения, то ли от холода. И, став под распылитель, пускает на себя горячую воду, практически моментально заполняя паром холодное помещение, облепленное от пола до потолка пожелтевшим кафелем. Наши общие душевые от этого места отличаются только менее старательно отмытой ржавчиной и отсутствием крючков для вещей. А еще тишиной. Здесь тихо, даже голос кричащего в трубку пастуха немного успокаивает.
Раздевшись, становлюсь как можно дальше от Билла, хотя мое присутствие его не слишком волнует. Отвернулся к стене и все. Я тоже так делаю.
Вода печет, особенно на спине и икрах. Цепко окутывает, щипает, но все равно приятно. Еще бы мыла, заодно с помощью его запихнуть мысли о странном торчке в задницу и, наконец, прийти в себя.
- Том, ты видел свою спину? – Билл едва ли не возмущается.
- Конечно, у меня же, блять, глаза на затылке!
- У тебя там рана… через все.
- Через что через «все»? – поворачиваюсь к нему лицом, чтоб он, наконец, перестал пялиться на царапину.
- Ну, вот же. - Билл выходит из-под своего распылителя и шлепает мокрыми босыми ногами прямиком ко мне.
- Смотри.. Повернись. Черт! Да ее вообще промыть надо. В ней же грязь собралась.
- Я понял, отойди! - вали от меня Билл. Ну, вали же. Такой мокрый, горячий. Зачем?
- А как ты сам это сделаешь?
- Нормально. Я как-то всю жизнь все сам делаю.
- И как?
- Отлично, бля.
- Может быть, но не в этом случае.
Переспорить торчка не вышло. Хотя я просто не старался. Был бы это Рей или кто другой – еб*анул бы головой об стену и закончили.

Билл плавно водит кусочком своего пахнущего мыла по моей спине, периодически что-то отчищая пальцами.
- Так что у тебя с этим пастухом? – спрашиваю, чтоб не сосредотачиваться на не нужных эмоциях
- Вчера Тому сказали привести меня на осмотр в госпиталь, так как формально я числюсь там. Реабилитация после наркотиков и все такое…
- Угу. - интересно, что у человека сбилось дыхание легче понять по спине и ли груди?
- … вроде бы анализы получились хорошие, но проблема в том, что организм запасает наркотики в жировую прослойку, как что-то, что ему необходимо. Вместе с потом это все должно выделяться. Поры не должны быть забиты. А, когда нас всех стадом загоняют в душ, то вода становится еле теплой, так что не отмоешься,.. да еще и идиоты со сто двадцатой…
- Тебя лапали? – вскидываю голову, оторвав взгляд от своеобразного практически переплетения наших ног, по которым струйками стекает вода.
- Нет конечно. Да и Рей не дал, сказал: «к моим корешам лезть нечего»
- Ну, конечно, - фыркаю, снова расслабляясь и практически обмякая в его руках. – Только ты не верь лысому. Своих он подставляет только так.
- Мне няньки не нужны, чтоб кому-то тут верить или нет.
Гордый. Как бы не сломали. Ведь могут. Тупо со скуки могут.
- Так вот Том предложил, чтоб я иногда сюда ходил. Он вообще хороший мужик, мне везет здесь на это имя… Тебе нужно с ним пообщаться.
- Он наш пастух, Билл.
- Это не важно.
- Может…
Все, бля, оказалось так просто. Нет у торчка ни одной ср*аной тайны, за которую можно ухватится. Только ворох проблем, что обязательно появится, когда узнают, что он водит дружбу с офицеришками. В шестерки опустят.
Может предупредить, чтоб не светился сильно?
…
- Все хватит!
- Подожди.
- Хватит, я сказал, - выворачиваюсь, чтоб перехватить вездесущие руки Билла и тупо замираю, удерживая его в этом странном объятии.
- Том?
- Что?
- Отпусти.
-Пошел ты! – с усилием отталкиваю его от себя, надеясь, что это станет для него хоть каким-то уроком. Не хочу, чтоб он доверял здесь хоть кому-то. Даже мне.
Билл отступает на пару шагов, поскальзывается на упавшем мыле, теряет равновесие, но снова удерживает его.
- Том, блин! Это мне надо? Там все могло вздуться так, что ты месяц не смог лежать на спине.
- И что? Не впервой.
- Идиот.
Билл с раздражением отфутболивает ногой мыло, и буквально набрасывается на меня, чтоб снова дотянуться до этой еб*аной царапины. Этот гад нарушает все мои рефлексы, потому что вместо того, чтоб снова отшвырнуть его, я хватаю за бедра, стараясь ограничить его движения. Странным образом это помогает, Билл замирает и пристально смотрит мне в глаза. Жутко потому что он слишком близко.
Потому что он слишком близкий.
Он голый.. А еще он сейчас, кажется, меня поцелует.
Такого не должно случиться. Он не имеет права.
Поэтому я нападаю. Бью первым. Я сам целую его. Билл дергается и отступает. От этого вдруг практически больно, но я ликую потому что для него это станет полезным опытом: нужно держаться подальше от людей. Но Билл делает то, чего я больше никому не позволяю – он целует меня сам. Наркота ему поотбивала все реакции на опасность? Ведь я сделаю с ним все, что угодно по одному неписанному правилу – делай с другими все, что сможешь.
Но вместо этого я замер как полный кретин и не делаю вообще ничего, просто собираю эти странные ощущения. Билл даже не целует, просто скользит губами по моим губам: вверх – вниз – влево – вправо. Я хотел бы понять какой он на вкус, соленый, горький, сладкий, терпкий, но вместо этого чувствую только пресную воду, стекающею по нашим лицам и попадающую в рот. Сглатываю. Придвигаясь ближе, Билл начинает шарить руками по моей спине. Упертый. Снова пытается нащупать рану, но мне уже практически пофиг. Главное нельзя, чтоб туман развеивался, было бы жутко вдруг свалиться в реальность. Билл трется об меня носом, губами, щеками, на тягучую вечность замирает, спрятав лицо у меня в шее, и снова продолжает. Теперь реальность достаточно далеко, чтоб ее бояться.
Зашедшего пастуха, я заметил только потому, что Билл отстранился и, кивнув на замечание, что время вышло, пошел одеваться. Я собрался последним: нужно было припрятать в карман, забытое им на полу мыло. Теперь у меня от него есть уже две вещи: мыло можно будет завернуть в фиалковое полотенце, тогда вся казенная постель на моей койке будет пахнуть этим вечером.

В маленьком коридорчике, ведущем из душа в кабинет пастухов, хочется остаться на вечность. Я не готов, тупо не могу теперь вернуться в проклятую камеру. Меня тошнит от нее и от тех людей, о которых напоминает несформировавшийся, как у прыщавого мальчика-подростка, голос хорошо знакомого молоденького легавого:
- …это отвратительно - приводить их сюда, - увидев меня, уе*бок ворчит еще сильнее, - а вдруг грибок. Слышал про него?
- Прекрати. Иногда нужны исключения.

Мне хочется бежать отсюда. Дать кому-то в морду и бежать. Теперь, когда туман рассеялся, стало невыносимо. Осталось целых двадцать шесть дней, я не вытяну их, не вытяну больше и секунды. Мне кажется, я только что убил человека. Я убил себя.

Бин ты бы отдельный пост для комментариев сделала) А то как-то неудобно прерывать повествование
Я в восторге. У тебя очень яркий текст, будто фильм смотришь, так четко все представляется
Очень нравится образ Тома. Нарастил себе панцирь, дичится, но при этом он намного лучше, чем хочет казаться. И оттаивает потихоньку благодаря Биллу. Кажется, он подпустил Билла уже настолько близко, как никого ранее, и от этого ему самому страшно. Ох, что-то будет...))

Ozma., Спасибо тебе огромное)
Этот уже, наверно, походит без отдельного поста) А так, не так уж я читаема для такой роскоши, но когда-то таки к чему-то сделаю))
Рада, что тебе оно нравится, это показатель для меня)

****

Перестать думать о нем. Отлично. Так, а теперь перестать думать о том, что о нем нужно перестать думать… с этим уже выходит фиговее как-то.
А нихера… Нихера оно не отлично, блять.

Воздух, на 90% состоящий из опилочной пыли, порядком обжигает легкие. Эта дрянь тут везде кружит плотным едким туманом, уходя наверх, прямо под высокие железные балки сраного деревянного сарая, коряво подстроенного под лесопилку. Вытяжка снова не работает, маску я уже где-то удачно похерил. Новую не дадут, и без того деньги вычли за прошлую, так что... Мне не жаль. Мне давно ничего не жаль.. Кроме того, что было вчера. Такого не должно было случиться со мной. Я уже не тот сопляк, чтобы быть не в состоянии...
Блять, говорю же, нужно просто перестать уже думать о торчке.

Огненный воздух и на миллиметр так не выдрачивает, как липкий шепоток за спиной:

- Баз, как того, из пидарского корпуса, зовут?
- Ты меня за кого, сука, держишь, чтоб я такое знал? Хочешь с ним замутить – сам имя придумай. Или ты планируешь познакомиться, свечку зажечь, конфетку подарить?
- Остряк ты херов…
И уже громче:
- Эм…дружище, моя лента что-то барахлит, не позыришь?
Молча глушу систему, чтоб потом, если че, не работала в холостую. Оставляю бревно распиленным только наполовину и прусь за натуралом-уебком (вернее так: «натуральным уебком»). Не могу не переться – они не трогают меня только потому, что я им полезен, поэтому переделали меня в оператора, в технаря. А так… на пастухов надежды все равно не будет. Последние слишком многое не хотят замечать.
- Тринадцатый сектор, на разгрузку! – голос, изуродованный громкоговорителем, тонет в гуле работающих пил.

На сегодня это моя жизнь.
Мать говорила, что Бог все видит, что он обязательно вознаградит нас за мучения, потом как-нибудь. Но мне давно пофиг. Мне видится, что я, блять, достаточно закален даже для реального Ада.


- Руки плотнее за спину! – рявкает пастух, за плече выдергивая меня из тянущейся к автобусу шеренги. – Руки, сказал!
Руки, бля, ему - руки. Да болят, они, скотина ты малолеточная, чтоб так выворачивать. Сам то своими нихера нибось… пальцем за всю жизнь не пошевелил.
Хочется харкнуть ему прямо в рожу. А еще хочется домой. Ну, вернее, в камеру.
Нужно просто взглянуть, как там торчок за целый день, а потом снова куда-то исчезнуть.
Да, было бы совсем неплохо иногда уметь исчезать.

Пол в автобусе покрыт кашей из натасканных подошвами опилок. Тишина разбавлена урчанием мотора. Маячащий по проходу пастух странно успокаивает. Голова систематически долбится о стекло, пока, скача по грунтовым насыпям, мы выезжаем на дорогу, но держать ее самому нет уже никакой возможности. Так оно как-то надежнее, а то она, сука, все клонится к плечу соседа. Еще реально, блять, запетушат за якобы приставания. Хотя этот, похоже, и сам не против, чтоб я к нему приставал.
Это если судить по его масленому, но приглушенному усталостью взгляду, скользящему по моему лицу. Из-за этого я чувствую себя еще грязнее, чем оно есть на самом деле. Но…кхм…

- У меня есть сигареты, - заговорщицки шепчет в самое ухо мой хренов попутчик. –Ты обращайся, если что.
- Не курю… здесь.
- А че так плохо?
Закрываю глаза, пытаясь на этом закончить разговор.
- Че молчишь? Если тебе херово, так может, ты просто не с теми терки здесь трешь? Хочешь, я могу стать тебе ближе? Я, конечно, не педик, но постараюсь как бы это сказать.. максимально войти, - тупая ухмылка, - в твое положение.
Урыть суку! Так, спокойно-спокойно.. Он, просто не знает, что я сам по себе. Сам по себе. Я сам по себе! Повторяю свою мантру, по ходу пытаясь откинуть счастливо воспрявшие мысли о торчке.
- Я… Меня никто не интересует, - блять, ну почему мне кажется, что я вру?
- Вот когда ты меня узнаешь…
- Меня в принципе никто не интересует. По жизни. Понятно?
- Был у меня знакомый кореш, так же говорил.
- Говорил? Почему же в э-э…
- Так его потом закадрила девка одна в клубе. Симпотная такая: сиськи большие, ноги от ушей.. При параде, в общем, чикса. Трахались они, как кролики. Отлепить было друг от друга невозможно: куда она - туда и он. А когда этой бабы не было, то пиздел он только про нее, ну просто реально не переключался.
- Мне посрать… - отворачиваюсь к окну и скрещиваю на груди руки... Я уже не знаю дойдет ли до него, что я не настроен на тупой треп.
Но сам же задаю какого-то хера очередной вопрос:
- И как оно у них. Все так же?
- Не, в прошлом месяце он мне написал, что эта сучку параллельно имело еще пол клуба. А Чак какой-то не такой стал потом. В общем что?... Правильно! Нужно быть проще. Ну, так ты как, насчет моего предложения подумаешь?
- Подумаю, - не хочу давать быдлу однозначный ответ, мало ли, кто он. Это все не моя территория.
Ехать осталось недолго. Еще немного и будем проезжать блокпост. Какого хера я этому рад? Господи, ну какого?!... Так, бля, перестать думать о торчке. Отлично. Так, а теперь перестать думать о том, что о нем нужно перестать думать…
Я тупой охреневший урод, потому что, глядя как разъезжаются массивные ворота, меня разъедает чувство, что совсем скоро я буду там, с ним, буду дома.

****

Не смотреть на торчка.
Ну..? Ну же, блять!
Тааак. Вот, например, Джек:
Джек делает минет Моргану.
Кретины с их кретинскими развлечениями. Будто тупые уродливые твари в зоопарке. Разве не интересно наблюдать?... Мда. Ладно, хрен с ними, не важно.
Вот Рей перевернулся на спину, чтоб удобней было чесать яйца.
Теперь повернулся обратно и, свесив руку с полки, пристроил сальное лицо на сгибе локтя. Разве…
- Че пялишься, детка? – широко зевая, интересуется польщенный моим вниманием качек. – Этим сладким вечером я тебе так сильно нравлюсь?
«Чуть более чем полностью нет» - моментально проносятся в башке недавно так запавшая фраза торчка.
- Хрен тобой, - повторно зевает: видимо, уже слишком разомлел для приебываний - Эй там! Джек, заканчивайте уже стонать-кряхтеть и отдуваться, я тут заснуть пытаюсь. Охренели совсем, кони, бля... Всем спокойной ночи, ясно?
Рей демонстративно отворачивается к стенке, оставляя меня в этом пришибленном состоянии.
«Спокойной ночи»? И он туда же? Тоже нахватался от него? Это что, сраная эпидемия – повторять все за торчком? Все эти «добрые утра», «приятные аппетиты»… - все это было для меня настолько торчковое, а он берет и пользуется. Пачкает.

Похер…

Нет, не похер! Да какого он вообще это…

Так, ладно, теперь можно смотреть:

Билл все еще плещется возле умывальника. Впрочем, это я и боковым зрением видел. Влажным полотенцем протирает плечи… руки… торс. Мокрыми пальцами собирает волосы в тугой куцый хвост без пробора…
Свет в камере гаснет настолько неожиданно, что я еще долго туплю, вглядываясь в темноту и пытаясь восстановить картинку, которая из такой яркой и четкой превратилась в одно сплошное пульсирующее серо-желтое пятно. Пока видение плавно собирается в кучу, я успеваю заметить его силуэт, скользнувший в глубине камеры. Торчок, зараза, быстро адаптируется. Опирается обеими руками на умывальник и, опустив голову, замирает, кажется на четверть часа. Укладываться он по ходу сегодня совсем не собирается - так что ли? Лучше бы уже, блять, лег, а то я не могу заснуть, пока он расхаживает. Чего он снова выжидает? Глаза сами закрываются от усталости, так что приходится высоко поднимать брови, чтоб хоть как-то помогать им держать объект в фокусе. Да и потом… как-то оно все… вообще… Краем уха слышу визжание ленточной пилы, четкие команды из рупора, вокруг снова цепкий опилочный воздух, бесконечная возня…

Тяжелые шаги офицерских ботинок вырывают меня уже практически из полусна.
Блять, как жутко, весь взмок.. Если это тот Том, если он снова возьмет Билла с собой, если Билл предложит мне…. Соглашаться?
Блять, нет! Конечно, нет!
Шаги удаляются.


Это нормально: после всего чувствовать себя разочарованным?.. Идиот!
Приподнимаю голову, чтоб посмотреть на койку торчка. Пусто. Увели?
Ну почему этот придурок не такой, как все, почему не сидит там, где посадили? Носится, блять. Глаз да глаз за ним нужен, блять.
И, блять, нужно перестать говорить это «блять»! У него и так достаточно причин считать меня ограниченным, а тут еще и это сраное паразитирующее слово. Хренов Морган: набрался у него, как собака вшей.
Валюсь обратно на полку, сверху придавливает потолком и укрывает душным влажным воздухом. Пустота, которая сейчас над гнездом торчка, наверное, живая и имеет свойство разрастаться, потому что я уже в ней. Не хочется думать, спать, не хочется видеть свое завтра, послезавтра, послепослезавтра…
- Том?
В попытке подорваться со всей дури впечатываюсь локтем в стену, задевая нервные окончания, мгновенно рассылающие свои острые пульсирующие разряды.
- Блять, Билл?
Торчок, все это время сидящий с книгой на коленях прямо под решеткой как-то странно хмурится. Убрать «блять» - быстро напоминаю себе, хотя вряд ли причина торчкового недовольства в этом.
- Не шуми так: не хочу, чтоб оказалось, что я напрасно ждал полночи, пока все они заснут.
Словно в подтвержденье его слов, Рей по-особенному беспокойно всхрапывает и переворачивается на спину.
- Тебе какое до них дело? – мое раздражение снова усилено непониманием и предчувствием катастрофы.
- Главное, чтоб им до меня никакого не было. Слушай, Том, я … поговорить хотел, - торчок поднимается, немного скривив губы из-за боли в затекших ногах. – Можно к тебе сесть?
- Нет.
Но он, блять, просто берет и садится. Видимо не такой уже и правильный, как мне казалось. И снова это жуткое чувство, что я ничего не могу против него сделать: ни спихнуть, ни послать… нихера.
Я обабился тут. Вот что!
- Ты утром ничего не сказал, и теперь, кажется, избегаешь…
- И не только этим утром, я в принципе так делаю, - уточняю, чтоб хоть на время приостановить опасный часовой механизм, который сейчас может запустить торчок.
- Если это из-за вчерашнего... – он тупо напрочь не чувствует моих предостережений, - то... Забудь тогда, ладно?
- Ладно, - ответить получается довольно сухо, но чувствую, как внутри все обрывается.
- Да и вообще, ты прости, я не должен был влюбляться... да еще и показывать это тебе.
- В кого влюбляться?
Торчок удивленно вытаращивает на меня блестящие глаза, а потом мотает головой:
- Мы только что это проехали.
Неожиданно для себя шумно выдыхаю забытый в легких воздух и, не сдерживаясь, прикрываю уставшие глаза рукой. Мне нечего ему сказать. И почему-то, бля, так тошно оттого, что нечего..
- Я пойду к себе, - Билл закрывает книгу, вставив палец, на том месте, где остановился.
- Иди.
Но торчок не встает, продолжает сидеть, немного приоткрыв в задумчивости губы и таращась в пустоту.
- Послушай, это неправильно. Понимаешь? – делаю последнюю попытку навести в своей башке порядок.
- Объясни.
- Это неправильно, - повторяю главную суть своей мысли. – А как объяснить... Ну это просто. Просто тебе тут не место…. Ты не то что-то видишь.
- Какая разница, то или нет, если мне нравится то, что я вижу? – его взгляд настолько внимателен, что меня прожигает. Я уже совсем неуверен в том, кто тут кому что пытается объяснять.
- Это…
- Неправильно? – улыбаясь, подсказывает торчок.
Приподнимаю брови в знак согласия. Внутри меня уже лихорадит оттого, как мы топчемся на месте, оттого, что меня скручивает, оттого, кто меня скручивает.
- «Неправильно» для меня, как магнит - так что считай, что твои слова только подтверждают всю судьбоносность момента, - он поджимает к себе ноги, устраиваясь удобнее, и уже точно не собирается никуда уходить.
- Что ты несешь, мальчик из церковного хора?
- Пфф.. Я уже думал, мы выяснили, что не из хора я…. Меня всю жизнь магнитило к проблемам и «плохим парням», которые их приносят. Думаешь, Ричард был таким подходящим вариантом? И те, кто до него, тоже…

- Ищешь неподходящий вариант – выбери Рея. Он точно никому не подходит, - почему-то мысль о том, что торчок осознает всю неправильность и вообще делает ошибки чаще, чем мне казалось, приятно грела.
- Рей не поведется на меня, похоже его сердце уже навеки отдано тебе.
- Да нуу?
- Нууу да.
Трястись от беззвучного смеха начинаем одновременно, словно по команде, только как-то неестественно. Ну, я-то знаю, чего меня ведет, а вот торчок.. А, ну да, он же вроде как только что сказал, что любит.. Дьявол, какай бред. Только не со мной…
- Слушай, тор.. Билл, я… уже говорил, что... Ну ты понял? Неправильно это все, так? Ты хороший, но.. Даже слишком хороший. Тебе здесь не место, и с такими, как я, ты быть не должен. Ты умный, ты не тварь быдлоподобная, и ты, вроде как, даже красивый, - я и сам не понял, после каких именно слов мои объяснения превратились в сраное признание. – Ты должен жить в доме, как на обложке твоей книги, любить тебя должны осторожно, не размениваясь и не втаптывая этим в дерьмо…
Что это я все зря, стало понятно по блеску в глазах торчка и слегка дрогнувшего в улыбке уголка губ. Поэтому я решил зайти с противоположной стороны:
- А меня ты не знаешь, и если действительно ищешь «плохих парней», то это не мой образ. Что бы ты там себе не напредставлял, в большинстве случаев я слабак.
- Врешь.
- Еще и лжец, - соглашаюсь, чтоб не спорить, потому что переспорить торчка вряд ли реально.
- Нет, я серьезно. Ты лучше, чем думаешь. Я же вижу. Ты не сломался, когда тебя ломали.
- К-кто ломал?
- Не знаю - тот, кто ломал.

И мне действительно хочется, чтобы он не знал, чтобы никогда не узнал, чтобы даже не догадывался. Поэтому его нужно отодвинуть от себя - и сейчас, и в принципе - чтобы не пачкать этим.

Но торчок снова поступает по-своему: ловко выворачивается на узкой полке и без спроса пристраивает голову на моем животе. Это полное дерьмо, потому что я теперь совершенно не понимаю, как привести дыхание в нормальный темп, если так он чувствует каждый вдох и выдох.

- Ты сам виноват, - явно чувствуя причиняемый мне дискомфорт, объясняет торчок. – Если бы ты не повел себя в первый день так, как повел, не помог мне, когда выворачивало..
- Я ничего такого не делал.
- Значит, ты просто не заметил, - в подтверждение своих слов он легко ударяет кулаком по моему животу. От неожиданности я резко выдыхаю, и дальше дышать становится уже как-то легче.
Когда правая рука, зажатая между ним и стенкой затекает, то мне не остается ничего другого, кроме как положить ее на плечо торчку, чтоб не держать в воздухе. Он немного дергается, и я чуть поглаживаю, спускаясь до локтя, чтоб устроиться и успокоить его. Клянусь, это было рефлекторно.
Рефлекторно, блять!
Но то, что мне хочется, чтоб он поднял голову и поцеловал меня, как тогда, - рефлекс уже, конечно, куда сомнительнее. Я бы и сам мог, но... не могу. Потому что это снова выйдет коряво, неправильно, по-дурацки… поэтому я просто продолжаю изучать его руку пока снова не становится неудобно. Уже в полусне приподнимаю его и, вжимаясь в стену, чтоб было место для двоих, укладываю рядом.
Торчок… мой торчочек… торчочичек. Мне кажется я пьян, а еще, что эта полка просто создана для двоих, так тепло, уютно, надежно.. Потому что сейчас я сделаю все ради него, любому морду расквашу.
…именно сейчас
…именно за него
…или не только именно сейчас
Из приятного сна меня вырывает то, что он все-таки меня целует, не приподнимая головы с моей руки, просто легонько засасывает то верхнюю, то нижнюю губу. Так осторожно, как умеет - я уверен - только он.
- Сам виноват - ты меня уложил напротив, - еле слышно шепчет торчок, заметив, что я уже не сплю. Но больше, к моему ужасу, не делает ничего, просто продолжает молча лежать, рассматривая мое лицо.
Его губы влажные от поцелуя, чувствую, что мои тоже.. И это все.. Я больше не могу ждать, пока он разродится на вторую попытку. Сам хватаю свое, подминая под себя, врываюсь языком в его рот. Отстраняюсь, думая, что сейчас, как было в дУше, он сделает все по-своему, медленно, как он хочет, но Билл только тяжело дышит, запрокидывая голову и непрерывно облизывая губы.. Все, это пиздец. Впервые в жизни я кого-то хочу, настолько хочу. Мой торчочек… дергается, цепляясь руками за мои плечи и снова тянет на себя. Его поцелуй больше не тот, не спокойный, и хвала дьяволу за это: я бы тупо не выдержал. Дрожащими руками пытаюсь помочь Биллу снять мешающую резинку, зарываюсь обеими руками в его волосы, сжав их в кулаки, и этим получив полный контроль над его телом. Впервые для меня секс не имеет ничего общего с унижением, наоборот – чувствую силу, словно я смогу сейчас все, даже перегнуть решетку, и, минуя пастухов, повести его гулять по городу.
Когда терпеть уже невозможно, перекидываю ногу через его бедра.
Вжимаюсь в него.
Стонем оба.
Мне уже глубоко посрать, что рядом спит Рей, что могут услышать.
- Стой, - шепчет Билл, запрокидывая назад голову и всматриваясь в пустой коридор.
- Что такое?
- Шаги слышишь?
- Нет, - уточнять, что сейчас я не слышу ничего, кроме шума крови в ушах, нет никаких сил.
Открытая выгнутая шея торчка, дергающийся кадык, жаркое дыхание, срывающееся с его приоткрытых губ и обжигающее мои. Наклоняюсь, чтоб попробовать поцеловать, как это делает он – осторожно, но оказываюсь перехвачен. Теперь играть не хочет сам Билл. Закидывает мне на спину ноги, обвивает, плотно прижимая к себе, и начинает двигаться. Меня ведет. Меня конкретно ведет. Потому что даже шаги проходящих мимо офицеров заставляют нас замереть только на несколько бесконечных секунд. Билл дрожит, из последних сил цепляясь за меня, а я впервые чувствую себя действительно кому-то нужным. Я урою их только за одно грязное слово, вычислю и обязательно достану, если что.
Но к их счастью они ничего так и не замечают.

Наверное, это тупо, но, засыпая, я думаю о том, что сегодня практически нормально поговорил с торчком. Мысль о том, что я к тому же с ним еще и кончил, кажется не такой значимой. Может это просто усталость, но такое чувство, что сегодня в моей сраной жизни все стало гораздо лучше и спокойнее.
- Спи, - недовольно шепчет мне в шею Билл, почувствовав возню.

А я так и не решаюсь предупредить, что ему все же лучше перелечь.

Бин оооохх... я не в состоянии сейчас анализировать текст. Но ооочень здорово
Торчок… мой торчочек… торчочичек. и улыбнуло, и вынесло остати мозга одновременно.

****

И не бейте любовь мою хрупкую, не хватайте холодными пальцами,
замолчите хотя б на минутку вы, чтоб со мною остался ты (с)


Я привык, что, просыпаясь, вижу одну и ту же тошнотворную картину: продолговатая серая комната, застеленные черными покрывалами полки, сортир, мающихся дурью быдлокретинов - поэтому уже устоялась манера открывать глаза не сразу, оттягивая все это дерьмо. Теперь это еще сложнее: я чувствую как торчок спокойно дышит мне прямо на ухо, как плотно обвивает ногами мою левую ногу, чувствую его стояк, вжатый в мое бедро, представляю каким должно быть сейчас его лицо… Как же нелепо он может смотреться на моей грязной подушке.
И я нихрена не могу с этим поделать, ничего из того, что хотел бы. Мне нельзя больше так лежать. Давно бы подорвался, но блять, поздно. Не смотря на тишину, понимаю, что все вокруг уже проснулись и теперь сканируют нас своими мерзкими взглядами. Кожей чувствую - видеть с закрытыми глазами я блестяще здесь обучился.
«Нас»…они «сканируют нас» - странно так звучит, будто я не один. Придурок…. Ну же, нужно что-то делать… Вот только жаль, блять, что этих мозгов никогда не хватит, чтоб реально что-то придумать.
Я так и не понял, но, кажется, дотянул до последнего: сперва встал и только потом открыл глаза, чтоб ни на секунду больше не задержаться с торчком, не дать им больше ни одного повода все так просто зарыть.
Рей с каменным лицом изучает растекшееся на моей ширинке белое пятно. Отчетливо представляю, как у этого урода играют желваки, но неожиданно больше не могу на него смотреть. Ни на кого не могу. Меня мутит и хочется блевать: они вот-вот смешают с дерьмом то немногое в моей ебаной жизни, что я таковым не считал.
К толчку подхожу медленно, стараясь вести себя как обычно, но хочется бежать, бежать от собственной полки, которая когда-то была убежищем, но не теперь. Биллу там тоже оставаться опасно, поэтому я практически рад тому, что Рей поднимается и тащится за мной. Значит, получилось оторвать от него эти херовы взгляды и переместить внимание на себя.

Пусть спит, пусть еще хоть немного полностью не осознает того, что случилось.

Качек, подходя со спины, обманчиво нежно обвивает меня руками за шею ровно в тот момент, когда моя струя с характерным звуком ударяется о грязный фаянс.
- Хм.. Вижу сегодня кто-то хорошо выспался,– такое впечатление, что говорит он это не мне, а моему члену, потому как смотрит тварь в упор на него. - … Встряхни нормально, что ты так спешишь?
- Пошел на хер, Рей! – отбиваю его руки, потянувшиеся мне помочь, и подхожу к умывальнику, чтоб смыть с себя и комбинезона засохшую сперму.
Качек далеко не отходит, становится рядом, удобно облокотившись на стену, и продолжает приебываться:
- То ты был, как подросток, обкончавшеийся во сне, а теперь - как обоссавшийся младенец, ржачно, да, парни? – «парни» скалятся, глядя на мокрый после попыток застирать пятно, комбинезон.
Рей, падла, закатил отличное шоу. Нужно отбиваться, впечатать его в стену ударом - и кулаком в рожу. Кулаком! Чтоб хрустнуло. Так чтоб губы разбить эти поганые…. Но я ничего не делаю, потому что, как полный даун, думаю о том, что сейчас они точно разбудят моего торчка.

Более сильный защитил бы нас от всего этого, а я - такое вот жалкое ничтожество… временами.

- Слышь, - качек понижает голос, потому как следующая часть шоу уже, видимо, не для широкой аудитории. – Что ж ты не сказал, что тебе невмоготу уже. Мы бы с парнями знаешь как постарались… Че кривишься? Мой член тебе не нравится? А у него какой? Ты его хоть видел, или эта высокоморальная шлюшка продинамила тебя по полной, подставив ногу и любезно позволив тебе как дворняге потереться о.. оупфф!... - Дальше его словесный понос переходит в стон, потому что я таки не выдерживаю и въезжаю кулаком в тупую рожу.
- Рот закрой, мразь! Закрой его! - толкаю его еще раз и еще, со всей силы швырнув на стену, и только потом понимаю, что у меня началась форменная истерика.
Меня трясет. Всего трясет. Не представляю, насколько жутко я сейчас, должно быть, выгляжу, что даже качек заткнулся, выпучив на меня свои бешено вращающиеся рыбьи глазки.
- Так, спокойно, - это я уже, походу, сам себе говорю. – Был уговор о БК, там и выясним все.
- Ага, конечно, блять! Сейчас ты снова пожрешь и смотаешься на свои исправительные работы.
- Никуда я не смотаюсь, - на секунду замолкаю, пытаясь вздохнуть сквозь ледяную волну ужаса, накатившую от мысли, чтобы после всего оставить торчка одного с ними. – Я откажусь ехать сегодня, придумаю что-нибудь.
Качек кивает и скалится… грустно и даже как-то по-человечески:
- Помнишь, что я тебе говорил, когда ты только пришел? Но ты захотел быть один, сам по себе, а сегодня ты взял и насрал на данное мне слово. Не по понятиям живешь, детка… Мы ведь могли давно договориться с тобой иначе.
- Не думаю, - зло бросаю и отхожу в сторону. В голове все еще звенят его слова про высокоморальную шлюшку и дворнягу. По мне все еще стекает вылитое ведро отборной грязи. И ладно «по мне» - это привычно.
Но торчка поливать всякой дрянью не позволю.

Рей возвращается к себе, а я впервые рискую посмотреть на свою полку: Билл больше не спит, - сидит левой рукой схватившись за голову, зарывшись пальцами во взлохмаченные черные волосы, так что я совершенно не вижу его лица. Не могу его понять. О чем думает? Наверно ему тоже тошно от этого, и наверно, это я виноват, в том, что у нас все случилось именно так. Я не смог этого изменить. Я ничем не лучше Рея и его придурков, потому что знал, во что ему выльется общение со мной, и все равно нихрена не остановил.

****

Длинный узкий коридор с высоким потолком, гулкое эхо сотен шагов, заебывающие выкрикивания ненавистного мне молоденького легавенького. Под таким вот конвоем и с такой компанией можно сразу в Ад, а нас зачем-то ведут еще и подкармливать.
Мир не много бы потерял…. Разве что торчка.
Может, я должен бороться? За него. Может это моя важная миссия: меня создали, чтоб я помог ему здесь? Но я не знаю как - я провалился.

Рей уходит вперед вместе со своим ручным быдлом, смешиваясь с ярким пятном одинаковых спин. Я хочу скорее разобраться с ним, хочу отомстить за то, что мы друг другу просто так теперь с рук не спустим.

- Том? – Билл поравнялся со мной. Интересно, если я закрою глаза от ужаса это будет не слишком тупо?
- Блять, не спеши так! – торчок раздраженно дергает меня за плечо, немного притормаживая.
- Как ты сказал? – от неожиданности я даже посмотрел на него, попав в ловушку его взгляда.
Билл криво улыбается. Это первая кривая улыбка, которая кажется мне красивой.. Она добрая и на его худой щеке собирается такой едва уловимый намек на ямочку.
- Я случайно. Вырвалось. – Билл хмыкает, показывая, что все это не стоит внимания.
А мне практически весело, практически легко, только потому, что торчок сказал «блять». Очередной мой идиотизм? Но с ним хорошо смеяться, я это помню.
- Том, я извиниться хотел, я не должен был…
- Чего ты не должен, так это извиняться. Это я виноват.
- Что?! – торчок кажется таким возмущенным, даже голову немного вперед вытянул. – В чем ты можешь быть виноватым? В том, что я в очередной раз поступил так, как сам хотел и совершенно не…
- Я тоже хотел этого, - охренеть: парадокс в том, что я об этом даже не думал, а теперь, когда сказал вслух, оказывается, что реально хотел. Потому что я сейчас не вру, потому что глупость это – врать торчку.
- Том, я…
- Все было бы по-другому, если бы не…
- Что, снова если бы не ты и твоя вечная вина? Я же сказал, что…
- Нет, если бы не он – остров, - не Райкерс Айленд.

Торчок кивает. Он соглашается со мной. Так странно, что ему есть в чем со мной согласиться. Правда, когда он рядом, и никто не лезет, я немного забываю какое это место дерьмо и расслабляюсь, а это нарушает главное неписанное правило: Райкерс Айленд не прощает пренебрежения к себе, здесь нужно всегда оставаться на чеку. Но я почти уверен в том, что если бы не остров, не запертая камера, если бы не офицер, оставивший нас одних в душе для легавых, и, может быть, даже если бы не Рей со своими порядками, то я бы еще тысячу и тысячу раз прошел мимо торчка. Не знаю, хорошо это или плохо.

****

То, что к обеду стало происходить что-то странное, чувствовали все, но особо не трепались по этому поводу, молча сквозь решетку сверля взглядом пустой коридор. Такое липкое чувство, что все притаились, готовясь к какому-то прыжку. Торчок непонимающе хмурил брови, вертел в руках свою книгу: мне кажется, он ее здесь вообще не читает, просто ему с ней спокойней, как с каким-то личным талисманом… или что-то вроде того.
Корпус словно вымер: нас не выпускали во двор, я не смог поехать на лесопилку, хотя и не собирался… Но, блять! Даже коридор не патрулировался. Такое впечатление, что мир остановился, и про всех нас забыли.
- Мужики, вы это слышите? – Рей как-то слишком аккуратно для себя спрыгнул с полки.
- А че?
- Какой-то гул за стенами, - подсказывает Билл, не поворачивая головы в сторону спросившего Джека, и продолжает в упор смотреть на меня, словно цепляется этим взглядом. У меня складывается стойкое ощущение, что я на расстоянии держу его за руку, и от этого даже немного кружится голова.
Это как вообще, нормально, что мне настолько стало важным быть нужным ему?
Знакомый продолжительный писк и решетка отъезжает в сторону. И все вроде бы как обычно, но что-то не в порядке, все еще не слышно голосов легавых, ни одного. Никто еще не вышел из камер, а ведь судя по звуку, открыли не только нас.
- Что за срань господняя? - едва слышно бормочет Рей и направляется к решетке рефлекторно сжимая и разжимая кулаки.
Слышно, как с силой ударяется о стену, будто спертая с подлодки толстая железная дверь, ведущая к административной части блока:
- Ехх-ху! Педики, подъем! Сегодня мы с вами поделимся праздником! Эта территория провозглашается освобожденной! – одинокий крик заглушает свист, улюлюканье и топот… топот….топот.. вырвавшихся неконтролируемых мудаков.
- Ебать! – сжимая зубы цедит Рей, поворачиваясь к нам. – Долбоебы с общего блока прорвались. Значит так, слушайте, я понимаю, что это дерьмо нам не нужно, но, пацаны, если сейчас кто-то решит остаться в камере, готовьтесь, что вас сразу за шестеру примут. Только подумайте, сколько месяцев эти кретины не трахались и сколько энтузиазма у них накопилось, сидят они не как мы с вами: за ограбление или еще какую шалость... В общем, советую смешаться с тупым стадом. Лучше с пастухами потом разбираться, чем сейчас с этими.
- Рей, подожди… - Морган, по ходу, явно в штаны наложил.
- У нас с тобой дело незаконченное, помнишь, Том? – равнодушно игнорирует его качек. – Лучшего повода выяснить все без лишнего шума, можно даже не ждать.
Рей выскальзывает из камеры, смешиваясь уже с нахлынувшей толпой.
- Том, прекрати! – торчок вскакивает, когда я пытаюсь выйти за стероидным самодовольным придурком и, наконец, расставить все на места хотя бы на какое-то время.
- Не могу. Ты лучше не отходи далеко, ясно?
- Не ясно! Том, не время для вашей выясняловки.
- Если я откажусь - будет хуже. Здесь есть свои порядки, ты не понимаешь.
Билл сам хватает меня за руку и вытаскивает в проход:
- И все-таки попробуем по-другому решить!
Торчок такой идиот иногда, но смелый. Храбрее меня, Рея и, кажется, даже всего этого стада тупых бизонов вместе взятых.

Но так, как он хочет, у меня не получится – я умею делать только так, как умею.


«Это займет всего минуту», - обещаю себе, глядя вслед ловко скользящему в толпе Биллу. Только что я увидел, как за спиной мелькнул его бывший дегенерат, вот уж кому задницу надрать руки чешутся даже больше, чем Рею.

- Ричард!!
Что, тварь, смотришь? Не узнаешь? А я вот даже имя твое запомнил.
- Ты кто?
- Не твое дело. Это я хочу рассказать тебе про то, кто ты.
- Слышь ты…
- Нет, это ты послушай, - не желая продолжать бесполезный треп, делаю решительный шаг вперед и со всей дури хватаю урода за яйца, так что кулак сводит от напряжения. Хочу раздавить эту сволочь. – А теперь слушай сюда, - еще пару шагов, и я прижимаю его к стенке. – У тебя в руках было то, о чем некоторые могут только мечтать, а ты, сука, взял и вытер об него ноги. Ты меня хорошо понимаешь?
Мразь нервно кивает, кривясь от боли и тяжело дыша. Я уверен, что он нихера не понимает, но как же, блять, хочется объяснить.
Выстрелы, заглушившие гул коридора, заставляют меня нервно вздрогнуть и обернуться. Где Билл? Бля, где он сейчас? Хочется завопить, чтоб он меня услышал и подошел… Так, стоп, кажется я тупо психую. Отпускаю съезжающую по стенке ничтожество и иду в ту сторону, где палили. Я должен во всем убедиться сам.

- Ха! Смотрите-ка, реально не проходит! Он еще дышит!
Кучка быдла с другого блока развлекается тем, что стреляет в офицера, одетого в пуленепробиваемый жилет.
- Круто! Давайте еще раз! Это как в тире.
Двое зеков приподнимают легавого так что теперь я вижу его лицо - это Том, он помогал моему торчку.
Блять, почему же некоторые такие тупые и все только уродуют. Разворачиваюсь, чтоб уйти и найти Билла, но за спиной снова выстрел.
Эти уебки раскрошат ему все ребра. Нет, не могу я так…

Выбивая пистолет, вижу, как он отлетает прямо к ногам офицера.
«Ну все, теперь мне прямиком в шестерки» - одиноко проносится в голове уже ничего незначащая для меня мысль. Удар сзади так и не успеваю ни перехватить, ни даже заметить. Меня просто швыряет затылком о стену. Дикий гул. Он у меня в голове или все это чертово здание реально идет на взлет? Картинка перед глазами вспыхивает ярким светом, затем тускнеет и гаснет совершенно. Слышу выстрел и призыв успокоиться – кажется, Том все-таки выбил у кретинов пистолет… наваливается какая-то неестественная тишина - я отключаюсь…наверно… вот и ладно, только бы с торчком ничего…

***

- Тошнота? Головокружение? Рвота? Головная боль?
Пытаюсь сфокусировать взгляд на женщине, задающей мне все эти автоматические, заученные вопросы, но мешает яркий свет. Так и хочется спросить «где я?», но это тупо, так как это, очевидно, палата тюремной больницы.
- Потеря памяти? Слабость? Разбитость? Затруднения в мыслительной деятельности? – меня продолжают грузить какой-то бессмысленной хренью, хотя я, блять, сейчас ни в чем не уверен.
- Погоди, Кейт, не наседай - парень едва пришел в себя, - только теперь замечаю сидящего рядом на стуле офицера.
Он мой тезка, это я хорошо помню – Билл его так называл. Том жив, что ж, ладно – я рад, но вот ни дай Бог, что-то с торчком случилось.
Не прощу ему, а себе - так в первую очередь.

Пытаюсь прийти в себя окончательно, пока снова не начали спрашивать всякий бред.

- А ты вообще поезжай домой, слышишь, – тебя твой парнишка ждет, - с Томом эта женщина говорит уже иначе: мягко и по-дружески, даже, кажется, голос другой, не такой убивающе-резкий.
- Я звонил Крису, сказал, чтоб он укладывался.
- Ему всего десять лет…
- Девять.
- Еще лучше, я уверена, что он тебя не послушает.
- Кейт, опомнись, после смерти Джут он привык к тому, что я вечно где-то пропадаю.
- Извини, Томас, но Джут уже нет и теперь ты должен…
- Я знаю, что должен! У нас все хорошо…. Кейт, когда твоя смена заканчивается?
- Хочешь сдыхаться меня? – улыбается, перебирая в руках какие-то карточки с записями.
- Хочу подвезти.
- Я сегодня остаюсь на вторые сутки – работы много.... Это кошмар, второй подобный случай только за последний квартал. Нас закроют такими темпами.
- Не говори глупости. Мне кажется, Райкерс Айленд вечен. Во всяком случае, он очень нужен правительству, чтоб прятать сюда то, что им неугодно видеть на улицах. А касательно подобных случаев - такое я видел впервые за все тридцать лет стажа.
- Что ты имеешь в виду? – Кейт перешла на шепот, так что я невольно напряг слух.
- Это все из-за Джеймса началось. Помнишь, его откуда-то сверху пристроили к нам проходить стажировку в С-блоке? Так он там все время цеплял заключенных, и если в «С» его как-то терпели, то сегодня его занесло в общий корпус, и вот там… Все началось с того, что тамошние зеки его захотели проучить, но это зашло слишком далеко после того, как они нашли у него магнитные ключи и пневматический пистолет. Пошел отлов, мы даже не успели организоваться. Они просто начали охоту на охрану ради веселья.
- Боже, храни нас всех, как же жутко мне иногда от этого места, - Кейт передернула плечами и заправила за ухо темную прядь уже начавших седеть волос. – Но я не могу уехать – здесь моя жизнь, мой дом. – А как твоя машина? – женщина резко перешла на будничный тон. - Разве еще ездит, ты же говорил, что проблемы какие-то были?
- Были, но пока работает.
- А что за проблемы? – тут я уже тупо не смог сдержать свою натуру. Сколько же я уже по-настоящему, с делом, не капался в тачках? Полгода?
- Шумы сильные в двигателе, никак руки не дойдут разобраться, что к чему, - не смотря на суровый взгляд медсестры, явно считавшей, что я не имею права вмешиваться в их разговор, Том отвечает мне едва ли не с благодарностью.
- А …кхх, - пытаюсь откашляться из-за сильного хрипа в голосе. – Шумы это стук, так? Он глухой или звонкий?
- Я бы сказал – скорее глухой.
- Это хуже: если бы был звонкий, можно было бы обойтись заменой шатунных подшипников, но если глухой, то тут два варианта: нужно либо коренные менять, либо это из-за давления масла в системе смазки двигателя, для этого нужно…. – тут меня одергивает, перед глазами возникает спина торчка, скрывающееся в неконтролируемой одноцветной толпе. Я больше не могу продолжать говорить не о нем, думать не о нем. Он-то хоть в порядке? Нихрена не знаю ж ведь…
- Том? Том?!...
- А? -….блять, кажется, офицер зовет меня уже не в первый раз. Я что выпадаю?
- Ты смог бы починить ее?
- Я?… Да, могу.
- Вот и займешься этим.
Стоп! Я уже ничего не понимаю. Может это все бред и когда я проснусь, то в темной камере на соседней полке увижу торчка.

- Я не уверена, что тебе сейчас можно забирать парня, – неожиданно строго возмущается женщина. - Вдруг у него сотрясение мозга, а у меня даже нет времени сделать нужные анализы. Том, тебя тошнит?
- Морально – да.
- Головокружение?
- Нет.
- С ним все в порядке, - одергивает ее любимый офицер Билла. – Если что, я его сразу привезу. Он тогда просто потерял сознание.
- В медицине ничего «просто» не бывает, уж поверь мне! Том, ты склонен к обморокам? У тебя были психологические травмы в детстве?
- Я вам не девка, чтоб склонным быть…. Верните меня в мою камеру!
- Ты туда уже больше не можешь вернуться, - переворачивает все мое сознание Том. – Ты должен понимать, что ты очень нам помог, ты спас мне жизнь, но… Знаешь же, как расползаются слухи среди заключенных. Тебе нелегко бы пришлось. Если и оставлять тебя здесь – то только в одиночку, а это безвылазно, даже еда сквозь окно в двери просовывается. Ты хочешь еще практически месяц жить в шкафу с унитазом?
- А вы меня отпускаете?
- Не могу, ведь тебе положен определенный срок. Я забираю тебя к себе под личную ответственность. Это, конечно, не совсем законно, нет времени на оформление, но поскольку ты все равно остаешься на острове…
- Нет! Нет, так не пойдет. Мне нужно вернуться, я как-то справлюсь сам.
- У него бред? – кажется, медсестра говорит это на полном серьезе. Диагноз, блять, ставит, что ли.
- А если и так, то все равно мне нужно хотя бы вещи собрать.
- Уже все собрано, - отбивает все мои жалкие потуги Том.
- С парнями попрощаться тогда!
-Зачем? Я наблюдаю за вами, и не видел, чтоб ты с кем-то дружбу особо водил. Разве что… Тебе вот это просили передать…. - офицер недоговаривает и встает, начиная рыться в большом черном кейсе. – Где же оно? А-а... ага, вот…

Его книга.
Мне отдают книгу торчка, отчего-то даже руки трясутся.
Да что, блять, со мной происходит-то?

- Он в порядке? – спрашиваю напрямик, уже нет сил делать безразличный вид, и мне, по сути, посрать, кто и что сейчас подумает.
- Билл?
- Да.
- В порядке.
И это все? Нет, этого не хватает:
- Мне нужно в свою камеру, это настолько невозможно?
- Если это так важно, я могу отвести, но Билла там больше нет, если ты об этом.
- Как это Билла нет? – мысль кажется какой-то слишком абсурдной.
- Он попросил, чтоб его перевили.
- Почему?
- Не знаю.
- Он знает, что… - бля, как это сказать? – Что меня…
- Что тебя, скажем так, переводят? - Не знает.
- Ясно…

Выходит, он… хотел так, без меня. Больно. Но «больно» это по-девчоночьи. А торчок все-таки молодец: Рей бы ему после всего жить нормально не дал…
Но все-таки это больно.

- Том, ты уверен, что можешь привезти его в свой дом, - игнорируя меня, вкрадчиво интересуется медсестра.
- Что ты имеешь в виду?
- У тебя дома маленький сын, а ты…Хочешь оставить с ним незнакомого человека, отсидевшего в тюрьме?
- Я никогда не делаю ничего такого, в чем не уверен. И он мне жизнь, может, спас, если ты опять забыла... Том, ты можешь подняться?
- Могу…
- Тогда собираемся, уже и правда поздно.

tbc...

Бин скажу только, что давненько я так из-за героев фика не переживала.
Очень хочется надеяться, что Том не разочаруется и не прибавит себе чувства вины из-за того что Билл перевелся, пока его не было.
Я так понимаю, финал уже скоро?

Ozma.
Финал таки скоро, по плану это был предпоследний кусочек.За Тома и его чувства, я надеюсь, он потом сам даст тебе все ответы)
Спасибо тебе большое, что переживаешь это вместе с ними, с нами, со мной...))))

Бин

О блин, то есть как - предпоследний?? То есть, следующий - и все?

Корина
*боится отвечать, увидев столько слез*
Да, уже вот скоро...

Бин

*вся разрыдалась* Вот в кои поры четкие характеры в такой кайф читать, так уже и все

И мне тоже жалко будет с героями расставаться

Ну что вы прям так, они все равно уже есть и будут жить в этом тексте, а то я чувствую себя злой ведьмой, отбирающей их у вас))

Но приятно, черт, что они смогли вас так собой увечь, данке)

Ozma, Корина
я вас случайно немного обманула: вот это будет предпоследним куском))

****

But I'm a creep, I'm a weirdo /Я всего лишь мелкий вор, я извращенец
What the hell am I doing here? / какого черта я здесь вообще делаю?
I don't belong here / Мне здесь не место

I don't care if it hurts, / Я не чувствую боли,
I want to have control / я хочу быть хозяином
I want a perfect body; / Хочу иметь красивое тело
I want a perfect soul / и красивую душу
I want you to notice / Хочу чтобы ты замечала
when I'm not around / моё отсутствие

You're so f*cking special,/ Жаль что я, в отличии от тебя,
I wish I was special… / ничего из себя не представляю

(с) Radiohead «Creep»


Я всегда знал, что не слишком буду радоваться свободе, потому что там меня ничего доброго не ждет. Но кто бы мог подумать, что, выезжая из главных ворот, я буду, как последний имбецил потеряно оглядываться на обнесенное стеной с колючей проволокой здание, непрерывно исследуемое яркими прожекторами?… Торчок называет это «превзойти самого себя в глупости», что я, по ходу, и сделал. Горящие кислотно-зеленым светом панельные часы показывают, что уже начало двенадцатого: значит отбой уже был. Где бы сейчас не находился Билл – там темно и относительно тихо. А у меня вот больше не так, как у него… Машина Тома, черная «Тайота Спринтер», года… я бы дал навскидку девяносто первый, тарабанит так, будто мы под капотом перевозим всю металлическую посуду, которую только нашли на местной кухне. Зато об этом можно думать: может, дело совсем не в подшипниках, а просто износились зубья шестерни, или нужно почистить цилиндры,… хотя, если браться за ремонт, то их по-любому нужно чистить… Только бы торчок там прижился. Осталось тридцать минус шесть – двадцать четыре, потом еще минус один – двадцать три... если считать его первый день, а если…
- Том?
- А? – отрываю взгляд от своих пальцев с обгрызенными ногтями - так и не вышиб из себя эту дурацкую привычку, прицепившуюся в детстве: считая, смотреть на руки.
- Ты прости, я сейчас не слишком разговорчив, день был дикий, я невозможно устал и вообще чудом выжил... Ты толкни, если я вдруг за рулем засыпать начну, договорились? - устало попытался пошутить любимый офицер торчка. - …Но если у тебя есть какие-то вопросы, то конечно…
- Нет. Нет их пока… не знаю.

Здесь, вдалеке от Нью-Йорка, ночи, оказывается, гораздо темнее, чем в шумном городе, прожигающем небо яркими огнями. Слабые фары выхватывают лишь небольшой участок дороги, в их свете, словно испугавшись нашей грохочущей тачки, хаотично клубится мелкая пыль. За окнами черная пустота, и здесь, в этой темноте, я непозволительно далеко от С-блока.

- У меня все-таки есть вопрос.
- Слушаю.
- Зачем вы это делаете?
- Что именно? – офицер хмурится, продолжая напряженно вглядываться в плохо освещенную дорогу.
- Забираете меня.
- Я же уже объяснял, да и потом, разве это не очевидно?
- Не знаю… А почему только меня, неужели нельзя еще кого-то, раз так?
- Том, я не совсем тебя понимаю.
- Не важно…. Простите.

Идиот, блять, нашел что спрашивать: просить незнакомого человека открыть у себя дома приют для зеков, когда меня самого впору вернуть назад. К торчку вернуть. Пусть даже сам торчок захотел оказаться подальше, но я бы осторожно наблюдал, не лез бы больше.

-Том, ты видишь вдалеке огни? – когда наша таратайка проезжала по жилищному комплексу, офицер заметно оживился. – Это самое высокое здание на острове – двадцать этажей. Мне там тоже квартиру предлагали, но я решил, что лучше так, с двориком, чтоб качели на дереве повесить, газон засеять. Мы с женой всегда хотели детей, но все не получалось…. А потом чудо как всегда пришло тогда, когда уже не ждешь. Ты, кстати, веришь в чудо?.... Веришь?
- Теперь я не совсем понимаю вас.
- Ну, чудо это что-то такое, что выходит за рамки твоей жизни и представлений о ней. Оно все ставит с ног на голову, и после этого возникает чувство полета.
- В пропасть, например? Тогда моя жизнь просто, блять, полоса чудесных моментов – сейчас как раз один из таких.
- Лететь можно и над пропастью, если есть крылья. Том, у меня просьба: постарайся не употреблять плохих слов при Крисе. Это важно, договорились?
- Попробую.
- Вот и славно, - офицер паркует свою тачку на обочине и глушит мотор. – Выходи - приехали. Я живу вот в этом доме. Они все, конечно, одинаковые на вид, особенно ночью, но скоро ты должен научиться их различать.
Я так и не понял, была ли это шутка или на моей роже реально написано «тупица».

- Свет я включать не буду, утром осмотришься, ладно? Не хочу Криса будить.
- Без проблем, шеф, - наступая ногой на ногу пытаюсь стянуть кроссовки и проследовать за ним вглубь дома. В принципе все просто: тут уж, по его словам, я точно не заблужусь: узкий коридор, три комнаты по правую руку, две - по левую: в одной из них спит мальчишка, а во второй глава семейства.
Моя комната рядом с сортиром… то есть рядом с ванной.

- Складывай пока свои вещи на стол, в шкафу я потом порядок наведу, а то стулья все у Криса, он любит играть с ними. Уж не знаю, во что…
- Без проблем, шмотки я и под кровать запихнуть могу.
- Тогда, спокойной ночи, - улыбается легавый, кажись, приняв мои слова за шутку. Слышно как он ненадолго задерживается в дверях детской, а затем старается тихо закрыть дверь в свою комнату, чтоб не щелкнуть замком.
Наступает такая тишина, которой я не слышал уже давно: не разбавленная гулким эхом коридоров, превращающихся в бесконечные тоннели; без привычного мерного стука тяжелых ботинок, далекого хриплого ржания, ругани, дешевых разборок. Обычная ночь с завыванием ветра, скрипением уже голых веток и звездным небом за окном.
Стянув спортивную куртку и бросив ее в сторону кровати, усаживаюсь на подоконник - заснуть на новом месте я все равно сегодня не смогу. Высоко над соседним домом зависла полная луна, освещающая мое временное убежище. Но все, что сейчас может видеть торчок – тусклый свет коридора, осторожно, словно гадюка, пробирающийся в камеру. Я помню…Блять! Вот нах*ер было мне тогда книгу отдавать, ничего не объясняя? Хоть пару слов: «Том я понял, что ошибся. Не хотелось бы больше тебя видеть, но лови компенсацию» - это уже было бы неплохо, потому что это е*баная определенность как-никак.
Но, наверно, лучше, что он сделал это раньше: до того, как я успел проявиться во всем своем дерьме.
Нет, так коряво просто не может получится с ним.
Впервые в жизни на что-то надеясь, подбегаю к брошенной на полу сумке и хватаю книгу, начиная хаотично перелистывать страницы под жуткий долбеж очумевшего сердца. Ну, хоть какая-нибудь записка, хоть пару слов! Переворачиваю книгу, тряся ее над кроватью, но ничего не выпадает - в ней так же пусто, как и в моей башке. Нервно оглядываюсь на дверь – не хочу, чтоб у сцен моих психозов были зрители. Прячу книгу и автоматически запихиваю сумку под койку. До безумия хочется пить. Глоток хоть чего-нибудь, а то что-то оно, падла, стало больно дышать, будто во мне все высохло.

Кухню нахожу с первой попытки. Глаза за пару месяцев таки неплохо адаптировались к хреновому освещению. Когда-то потом можно будет даже на электричестве экономить. Столовка у легавого небольшая и уютная. Напоминает продолговатый фургончик с маленьким квадратным столом, и кучей всякой техники, выстроенной вдоль одной стенки. Цветастая шторка, завешивающая окно с видом на дорогу плавно трепыхается, пропуская внутрь влажный осенний воздух. Может закрыть? А то вдруг его мелкий утром простудится. Чужой холодильник открывать так и не решаюсь: не моя это жрачка, чтоб без спроса таскать. Холодная вода из-под крана обжигает обветрившиеся губы. Не глотаю –поздно, то, что во мне горело, уже, кажется, потухло.

- Папа? Па-ап? – шлепки босых ног приближаются к кухне. Вспыхивает яркий свет, заставляющий на долю секунды зажмуриться от резанувшей белизны.
Мальчишка легавого, широко зевая, растирает кулаками лицо, все еще не видя меня подходит к холодильнику. Чувствую себя гребаным вором, прокравшимся в его дом, а когда он, роняя открытую пачку молока, вскрикивает так, будто я его ударил, это ощущение только усиливается.

- Крис! – ворвавшийся легавый моментально наставляет на меня револьвер, на какой-то момент мне кажется, что после этого меня точно вернут в колонию. Сидящий во мне имбецил конечно же не может тайно не радоваться такому великому счастью, но Том извиняющее улыбается, беспечно откладывая пушку на стол.
- Не бойся, Кристофер, - обнимает все еще подозрительно таращащегося на меня мальчишку. – Я не успел вас познакомить. Дядя Том, мой коллега, поживет с нами какое-то время.
- А-а... – паренек меняется буквально на глазах, гордо выпрямляет осанку, старается натянуть синюю подпрыгивающую футболку с космическим кораблем до резинки пижамных штанов. – Тогда прости, - протягивает мне руку. – Ты можешь называть меня просто Крис, а я тебя просто Том, договорились?
Киваю, мне, в принципе, похуй, как кто и кого тут будет называть.
- Я тоже, когда вырасту, буду охранять людей от зла, как делаете вы с папой - пафосно заканчивает мелкое рыжеволосое недоразумение, косится на молочную лужу и уходит к себе.

- Вы всегда врете своему сыну?– между делом интересуюсь у легавого, устало осевшего на табуретку.
- Слишком долго все объяснять. Зачем его лишний раз травмировать?
- Не от всего в этой жизни нужно уберегать. В конце концов, кто за него будет делать выводы? Вы?... Или вы сами жалеете, что взяли меня, боитесь, что я сбегу или сделаю… сделаю… что-то такое..
- С острова ты не сбежишь, ну а что ты можешь сделать? Разобрать мою четырехколесную развалюху на запчасти, пока я сплю? - он говорит настолько сдержанно, что кажется, успокаивает меня так же, как пару минут назад успокаивал своего ребенка.
Но себе-то я врать не дам.
- Не нужно вот только приписывать сюда мою статью, может я гораздо опаснее, чем кажется? Что вы обо мне знаете? Может мне действительно место за решеткой?
- Чшшшш! – шипит Том, - плотно прикрывая дверь на кухню. – Не говори так, забудь об этом. Просто у Криса свои понятия о добре и зле: поверь, тому есть причины.
- Зле? Значит, он, блять, со злом сегодня столкнулся. А вы даже не даете ему права защищаться, может я хочу… чтоб… чтоб он высказал мне все! - Резко отворачиваюсь, понимая, что тупо перестал себя контролировать. Слишком много всего со мной случилось, чтоб я мог выдержать это нормально. А все из-за чертового торчка. Из-за него! Он все во мне подорвал к такой-то матери!
- Я же просил тебя не ругаться, - спокойно напоминает легавый, словно подчеркивая этим, что грош цена моим срывам.
- А я только сказал, что попробую, я ничего не обещал!
- Ты прав, - он неожиданно соглашается, выбивая меня не только из подступающей истерики, но и из сути разговора. – Его гораздо больше воспитывает телевизор, нежели я. Работа-работа- работа… Неважный из меня отец. Мы и не общаемся-то толком. Но Крис - самостоятельный мальчик, может, конечно, слишком, для его возраста, но…
- Не нужно было мне вам этого говорить. Не могу я быть прав. Я ничего не знаю о воспитании, не пришлось как-то.
- Тем не менее, - Том кивает своим мыслям и, отмотав гору бумажных салфеток, берется промакивать разлитое молоко. – Тебе чай может сделать, или спать пойдешь?
- Пойду, наверно… Простите, что всех переполошил, - еще не хватало, чтоб он мне прислуживал.
- Это не твоя вина, - офицер потряс пачкой с рисунком абсурдно-счастливой коровы и, убедившись, что там практически ничего не осталось, выкинул в мусор.

«Не моя вина», - он второй человек на планете, который считает, что это может быть реально применимо ко мне, торчок когда-то похоже заблуждался. Херня - ведь если подумать, то все всегда из-за меня, даже отчим, распуская по пьяни руки, объяснял это тем, что я «слишком красивый мальчик», а теперь я, наверняка, «слишком» что-то другое…


****

Проснулся я с мерзким ощущением, что пропустил все на свете: в комнате было светло, орали птицы, конечно вообще никак не конкурирующие с визгом включенного на кухне телека:

«Вы готовы дети?
- Да, Капитан!
- Я не слыыышуууу!
-ТАК ТОЧНО, КАПИТАН!
ооооооооооооо.........
Кто проживает на дне океана?
Спанч Боб Square Pants!
Желтая губка, малыш без изъяна...
Спанч Боб Square Pants!»

Мелкий сидел на стуле, заинтересованно вытянув шею, приоткрыв рот, и подпрыгивая в такт идиотской песни о мочалке.

- Который час? – голос захрипел так, что я сам себя испугался, не даром пацанчик вздрогнул и сделал свою ерунду потише.
- Восемь. Я тебя разбудил?
- Нет, - вру.
- У меня в это время мульт любимый начинается. Правда, он классный?
- Классный, - снова вру.
- А какая у тебя серия любимая?
- Ну… это… где он мир спасает.
- О-о.. Реально круто! – восторгается пацан. Ага, значит такая, блять, вообще существует.
В жизни ничего рисованного не смотрел.

- Тебе в хлопья лить много молока или так, чтоб кашка получилась? – с видом хозяюшки интересуется Крис, открывая холодильник. – Папа просил меня за тобой присматривать первое время. А еще он сказал, чтоб ты меня к школе провожал, так как район опасный, но ты этого не делай, ладно?
- Раз так сказа твой папа, значит, не ладно. Буду провожать.
- Да меня пацаны засмеют, понимаешь?!
- Ну, это дело серьезное, раз пацаны…
Сарказма мелкий так и не улавливает, поэтому, расслабившись, заканчивает заливать свою стряпню и с видом победителя ставит передо мной тарелку.
- А твой родитель надолго уехал? – то ли молоко какое-то особенное, то ли я давно нормального не ел. Даже скулы сводит от того, каким приятным и сладким оно кажется.
- Та, - отмахивается Крис. - Папа редко дома бывает… Слушай, а у тебя прическа классная, сможешь мне такую сделать, или короткие волосы так не лягут?
- Не лягут – это косички, - рефлекторно приглаживаю кошмар на голове. Можно подумать эта глажка поможет: давно уже пора переплетать, или хотя бы расплетать к чертовой матери.
- Ничего, мои еще отрастут, - не унывает мелкий, все-таки делая свою сериальную ерунду погромче.


****

- Ты же обещал, что не пойдешь за мной! – сердится Крис, стараясь оторваться, чтоб вышагивать впереди.
- Не обещал…
- Но ты сказал тогда! – мальчик все время оглядывается, боясь, что нас заметит кто-то из его друзей.
- Что сказал?
- Ты… ты..
Все, теперь он разозлен окончательно.

Ты бы посмеялся, Билл: вот такой бы из меня дерьмовый педагог вышел.

- А ну остановился быстро! Кристофер, ты слышишь, что я сказал?! - так, надоело уже, блять! В камере Рея с бандой строил, а тут выскочку какую-то не могу приструнить.
Мальчик резко поворачивается… Вот так херня, … то есть незадача: видимо, от острого ощущения несправедливости у него на глазах выступили слезы:
- То есть ходить со старшими тебе стыдно, а реветь мужику посреди улицы - это нормально?
- Мне не стыдно ходить со старшими, но это галимо – ходить с ними в школу! Мне почти десять!
- Ну, знаешь ли, мне вот за двадцать, а я все равно не слишком-то расслабляюсь в этом райончике. Может, будем держаться вместе? Если хочешь, думай, что это ты меня защищаешь. Папа же сказал тебе, что за мной нужно присматривать.
- Папа прав. Маму так убили, - мгновенно серьезнеет Крис.
- Э-э… как так?
- Сбежавшие заключенные пытались вырваться с острова, а мама возвращалась из магазина. Папа их потом выследил. Они стреляли в него, но папа стреляет лучше.. вот так, - сбивчиво объясняет мальчик, словно пересказывая сюжет какого-то запутанного сериала.
- Он убил их?
- Папа не любит об этом рассказывать, так что я не знаю. Но я хочу быть как вы с папой, хочу охранять людей от таких вот… - Крис так серьезно задумался, пытаясь подобрать крепкое словцо, что я рефлекторно ему чуть его не подсказал. – В общем, такими люди быть не должны, их нужно сильно наказывать.
- Вот как… Мне жаль твою маму, - но, не смотря на это, понимаю, что из мальчишки, в отличие от отца, офицер выйдет такой же дерьмовый, как из молоденького легавого, что наводил свои порядки в нашем блоке.

Все-таки Том намного лучше, чем он сам себе кажется. "Отогреть" бы его, избавить от неуверенности... ОЧень надеюсь, что они встретятся с Биллом снова и у того получится вытащить Тома из его "панциря"
Спасибо за продолжение

*нервно изгрызла ногти примерно по самые кольца уже*
Хорошо, что это не последний! Еще б таких штук десять мы тут наслаждаемся, читаючи, нам процесс продлить хочется)))
Спасибо за такой быстрый кусочек.

Ozma.
Я вот тоже считаю Тома хорошим, и даже совсем не ограниченным. Забитым немного – это да. Но он раскроется, уже начал, а с Биллом так и подавно.
Но пока все так, жутко волнуясь, протягивает текст с финалом.
Корина
У меня тут просто карантин был, так что было и время)
Блииин, безумно рада, что он тебя смог так заинтересовать. хотя что там: что вообще хоть как-то смог тебя заинтересовать))

А теперь, хух…
Поехали:


****

Конечно, это тупо, когда отсидевший два месяца за решеткой мудак, слоняясь взад-вперед по длинной улице с таки реально одинаковыми домами, думает о том, что нечего делать. Но блять… Будто не всего меня выпустили.
Я скучал по небу – вот оно: обычное, сонное, серое, осеннее - такое низкое, что удивляешься, какого ты еще не задеваешь его башкой.
Скучал по свободному пространству – вот оно: абсолютно пустая улица, на ней никого….
Торчка на ней тоже нет… к слову.
Недалеко от школы Криса видел часовню: раз в неделю туда должны под конвоем привозить верующих заключенных. Но ждать там чего-то совершенно бессмысленно: я никогда не ездил и Билл вряд ли поедет, не станет молиться неизвестно кому.
Зато торчок верит в себя, а значит у нас с ним теперь одна религия – я тоже в него верю.

Достаю из кармана растянутых джинсов синие часы Криса: с циферблата улыбается пришибленный Микки-маус, стрелки указывают на половину второго.
Мелкого нужно забрать через час - значит, еще немного нужно где-то пошататься.
Разворачиваюсь и снова иду обратно по улице.

****

- Том, я здесь!! - Крис подозрительно приветливо машет мне из небольшой кучки такой же мелюзги, высыпавшейся на площадь перед школой. Сам он не подходит, поэтому я как-то не придумаю, что делать и тупо наблюдаю издали, делая вид, что вообще ни при чем. Еще не хватало повторения утренних истерик о том, что я стесняю его перед пацанами.
- Это Том - мой друг, - он таки подваливает сам, приводя за собой еще двоих мальчиков.
- Эм…да, - киваю, заставляя Криса хмуриться от своей несообразительности в вопросах общения.
- Я вам про него рассказывал. Том работает в корпусе с папой и сейчас живет с нами. Я за ним присматриваю…
- Ты за ним? – недоверчиво уточняет щупленький белобрысый пацан, глазея на меня снизу вверх как на огромную статую.
- Ну…да, - заметно тушуется понтующийся подопечный.
- Я просто пока еще плохо ориентируюсь в этой части острова, - впервые в жизни стараюсь изобразить приветливую улыбку. – Пойдем, Крис, покажешь что к чему.
- Конечно, - деловито кивает и подрывается так, словно только этого и ждал.

– Ты что не мог раньше подыграть? – возмущенно шепчет Крис, глядя вслед отчалившим по домам товарищам.
- А я как-то не собираюсь играть с тобой в эти непонятные…
- Как знаешь!

Блять, Билл, как ты там вообще с этими детьми общался?! Тут же тупо нереально ни о чем договориться. Офицерский пацан на меня снова смертельно обижен, а я…
А что я? Я просто разрешил называть себя просто по имени, а меня тут же в братья перевели. Если ты помнишь, я вообще с людьми не очень, а тут еще так быстро на короткую ногу.
Конечно, он мелкий еще, отца видит только по утрам, мать потерял, но… Ты же понимаешь, что для меня это слишком? Понимаешь?

Мальчишка тащится впереди, как это было утром, отказываясь идти со мной на одном уровне. И мне все это конечно нахер не надо, но кажется, что тебе бы это не понравилось.
Видишь, что ты натворил, торчок? Я с тобой уже как с Богом общаюсь. Но у нас же одна религия, до тебя у меня не было вообще никакой. Тогда все реально в порядке, кроме одного, но это я исправлю:

- Крис, постой, пожалуйста!
Отлично. Теперь идет даже быстрее. Догнать и поравняться, конечно, плевое дело, но что-то подсказывает, что это не метод.
- Прости, я не то имел в виду!
- Без разницы, - бормочет мелкий.
- Блять, Крис, я же извинился!
- Папа не любит, когда это слово на «б» говорят, - отлично, девятилетка мне читает нотации, но зато хоть остановился.
- Спасибо, я усек,… то есть буду знать. Может, все-таки покажешь остров? Есть любимые места?
- Я не часто гуляю, так что в основном на кухне тусуюсь – там телек.
- Ну, телек это понятно, конечно… - на самом деле, не очень-то оно и понятно: наш ящик нельзя было переключать с любимого спортивного канала отчима. – А еще что-то есть?
- Есть одно место на крайней улице, там на дереве мы с пацанами колесо от большой машины повесили, чтоб тренироваться.
- Ага… И что вы, корме грыжи, можете натренировать, катая колесо?
- Мы его не катаем, - возмущается Крис, - мы боксируем, чтоб подготовится к ловле преступников. Круто?
- Круче некуда.

- Том, ты покажешь пару приемчиков, каким вас на работе учат? – ну вот, пожалуйста, Билл, стоило сделать только один шаг навстречу - и все превратилось в цирк. - А то папа мне говорит…..
- Что ты маленький еще.
- Нет!.. То есть да, но нет.
- Понятно, пошли тогда, что-нибудь придумаем.
Бля, что-то меня коробит от такого количества счастья на его веснушчатом лице, создается впечатление, что я неизвестно что пообещал… Как минимум, подарить красный Порше на десятилетие.

Ко второй половине дня городок немного оживает благодаря освободившимся школьникам и возвращающимся на обед рабочим, а может просто благодаря Крису, который своим трепом успешно заполняет все свободное пространство.

- Эй, Дин! – к моему ужасу болтливое нечто машет мужику из патрулирующей группы бойцов, которые, как мне мечталось, должны тупо пройти мимо нас.
- О-хо-хой, Крис! – легавый кивает «своим» и, выбившись из их так красиво, блять, парящего клина подходит к нам, хватая мелкого за плечи будто в попытке поднять. – Ты смотри какой, просто по часам растешь! Сколько в тебе уже, пять футов?
- Нуу.. почти, - кокетничает зараза. Ага, в нем с трудом на три соберется.- Будешь сегодня с нами патрулировать?
-Не, прости, не могу, с другом гуляю.
- Я-ясно, ничего, мы сами справимся, - наиграно фальшиво сокрушается мужик, даже не глядя в мою сторону. – Говорят, твой папа зека к вам жить привел, он не обижает тебя? Ты только свистни, если что, я всегда где-то тут…
Пацанчик его уже не слушает, таращится на меня своими широко открытыми зелеными глазенами, а потом поджимает пухлые губы, начавшие едва заметно дрожать и срывается на бег.
Ебать, я что сегодня целый день, как тупая наседка, за детьми гоняться буду?

- Эй, - кричит ему вслед легавый. – Ты чего?!
- Он – ничего, это мы с ним так играем. А тебе в следующий раз лучше быть где-то там – сквозь зубы цежу ответ вместо мальчишки.

Бросаюсь вслед за рыжим проклятьем, уже скрывшимся за одинаковыми одноэтажными серыми домами. Всегда знал, что служащие в общей своей массе тупые. Даже я, блять, имею большее представление о том, что можно говорить мелким, а где лучше язык попридержать.
Замечаю Криса уже выбежавшим из городка, размером в три улицы.
Этот малолетний псих зачем-то несется прямо на решетку, огораживающую весь остров по периметру. Останавливаюсь, чтоб не пугать его, не загонять в угол, но проворная зараза и не думала загоняться: даже не притормаживая, он влетает в разросшийся под забором дикий куст, и какого-то черта оказывается прямо со стороны обрыва.

Пиздец! Билл, блять, что делать? Что бы сделал ты?.. Хотя от тебя люди, конечно, так не шарахаются, но… Охренеть, о чем я вообще думаю!

- Кри-ис!
- Уйди от меня!
Черт, обидно как-то, будто это реально имеет для меня какое-то значение: хочет он меня видеть или нет.
- Я уйду, ты только пообещай, что перелезешь обратно! Трава скользкая, ты можешь полететь в воду!
- Я пообещать могу, что угодно, но я совру тебе, как ты мне!
- Я не…- ну и что мне ему сказать, Билл? Что я не лгал ему, что лгал его отец?! Блять! – Крис, все не совсем так. Я объясню…
- Объяснишь, зачем вы убили мою маму?! – зло выкрикивает мелкий, отходя от куста и продвигаясь дальше вдоль сетки. Дерьмово, конечно, лучше б он на месте оставался, но так хоть есть возможность пролезть за ним, если я вообще пролезу.
Дырка оказывается прямо у самого корня, да и такая, что псина больших размеров дважды бы задумалась, нужно ли ей туда. Но мне думать тупо некогда: острая проволока заново раздирает в хлам только начавшую заживать рану на спине, один прут впутывается в ебанутую косичку, выпутываться времени нет, поэтому с силой дергаю, вырывая, что придется.
- Крис, замри!
- Не замру!
- Это опасно!
- Это ты опасный!
Мелкий идет по самому краю, так что видно, как влажная рыхлая земля проседает под его кроссовками, но не обваливается окончательно только благодаря его малому весу.
- Я прошу тебя, Крис, прекрати истерику, - он уже не слышит, мне приходится идти, держась ближе к решетке, чтоб не завалить тут все окончательно, а пацан прет напрямую. В этом реально нет никакого смысла, я только все порчу, загоняю его все дальше, но отпустить тоже не могу.
Билл, мать твою, если ты меня слышишь, сделай хоть что-нибудь!
К моему полному охерению мальчик внезапно останавливается и ждет, пока я подойду. Все-таки у меня самая правильная вера в мире.

- Я хочу, чтоб ты знал, я не боюсь тебя, и когда вырасту…. - земля под его ногами начинает медленно проваливаться от долгого давления на одну и ту же точку, но он словно не чувствует этого, полностью оглушенный ненавистью ко мне. – Когда я вырасту, я отомщу таким как…
В один момент грунт полностью проседает, увлекая мелкого за собой, моих рефлексов хватает на то, чтоб схватить его за руку, но после ползания под сеткой ладони у нас обоих в болоте - когда чувствую, что уже держу мальчишку только за кончики пальцев, времени что-либо осознать тупо не хватает. Рывок такой силы, на которую я только оказался способен, отбрасывает нас в сторону, практически прямо под забор.
У Криса из носа тонкой, но уверенной струйкой, течет кровь. Похоже я, блять, при падении хорошо прихуярил его локтем по лицу, а еще, что страшнее, – он плачет.
- Крис?
- Слезь с меня!
- Ты в порядке?
- Слезь с меня!!
Поднимаюсь, пытаясь помочь встать мальчонке, но он набрасывается на меня, как дикое животное, размахивая сразу всеми четырьмя конечностями в попытке ударить побольней.
- Тебе здесь не место! Ты должен сидеть в блоке за решеткой, почему ты в нашем с папой доме?!
- Крис!
- Почему, скажи!
- Ну, побей меня, побей - может, полегчает, - прижимаю упирающегося мелкого идиота к себе, чтоб снова не навернулся. Блять, да что ж это такое, с шестнадцати лет не ревел, а сейчас тут с ним.... Нет, не реву, конечно, но что-то глаза как-то слишком щиплет.
Когда Крис обмякает, безвольно повиснув на моих руках, понимаю, что ползти обратно сейчас, у меня нет сил: устраиваюсь на земле под забором, усаживая мальчишку себе на руки, чтоб не простудился. Его курчавый барашек щекочет мой небритый с позавчера подбородок, чувствую какие у него мягкие волосы, но он ребенок, а мне почему-то кажется, что у торчка все равно волосы были мягче. Некстати вспоминается, как тогда, в камере, они прохладной волной струились между моими пальцами.
Как же это хреново: оставаться без родных людей.
- Знаешь, Крис, если бы я оказался сейчас там, где, как ты сказал, мое место, и знал бы в лицо человека, забравшего твою мать, то я бы разобрался с ним за тебя.
- Ты бы его убил?
- Нет, я не умею.
- Ты же преступник.
- Я ненавижу… делать больно другим людям.
- Ага, конечно, а чего тебя тогда там держали?
- Я разбирал чужие машины на нужные мне детали.
- И все?
- Все.
- Ты клянешься сердцем матери?
- Клянусь… сердцем.

И все-таки в Крисе уже чувствуется мужчина: ревет он не по-девчоночьи, а так, чтоб я не видел, отвернувшись и сильно поджав губы, словно злясь на себя за эту слабость. А еще он такой же смелый, как мой Билл. Хочу, чтоб с мелким все было хорошо, когда-нибудь потом, в будущем, но можно уже и сейчас.
Ветер усиливается, свистом заглушая крики вечно взволнованных чаек, поднимая волны и шатая сраный забор за нашими спинами. Какая вообще от него польза, если сегодня рыжеволосый идиот мог так просто оказаться внизу?

- Том?
- Да?
- А это правда океан?
- Нет, это протока.
- А-а… Вот и я говорю, не океан, а пацаны: океан-океан…

Мелкий охрененовски умеет скакать с темы на тему, но так даже лучше.
Если бы я только мог его как-то отвлечь…

- Крис, вы часто ездите через мост?
- В город?
- В город.
- Не, нечасто, я там пять раз был, когда мама еще была жива. А папа сейчас занят, но он говорил, что на мой День рождения мы снова поедем, - Кристофер внезапно широко улыбается и забавно шмыгает носом, размазывая сопли грязным рукавом куртки. Отчего-то сейчас хочется в знак поддержки поцеловать его в макушку, поэтому, чтоб не сделать такой бред, я задираю голову вверх, глядя в низкое серое небо, в котором наворачивает круги какая-то большая одинокая птица.
В конце концов, чего я должен его поддерживать, кто я ему такой? Может реально друг? Теперь мне почему-то все-таки хотелось бы им быть.

****
- Господи, где вы были? – перенервничавший Том встречает нас еще возле калитки. – Что случилось? Я уже хотел патруль отправлять…
Видок у нас, конечно, еще тот, а что самое дурацкое: и я, и Крис так эмоционально вымотаны, что никто ничего не спешит объяснять. Мы словно сговорившись, молча идем к дому. Не знаю, о чем сейчас думает мелкий, но я в этой ситуации ощущаю себя нашкодившим подростком, заполночь вернувшимся после гулек.
Приятное чувство - меня так еще никогда не ждали.

- Я все теперь знаю, папа, - многозначительно выдает Крис, вешая в шкаф куртку, и больше ничего не объясняя прилично охреневшему от этого родителю, уходит к себе в комнату. Артист, блять.
- Что он знает? – офицер напуган. Никогда не думал, что этого человека может напугать такая мелочь как странные слова ребенка, но вот оно – хоп – слабое место непробиваемого человека – единственный сын. У моего отца это «слабое место» было, нехер думать, другим.
- Ничего особенного, просто поговорите с ним о своей работе.
- Ты ему сказал, кто ты?
- Не я.
Офицер кивает и, глубоко вздохнув, заходит в комнату к сыну. Забавно – они словно странная супружеская парочка.


Выйдя из ванной комнаты, сразу натыкаюсь на мнущегося в коридоре Кристофера.
- Я тебя ждал, - начинает он в своей обычной серьезной манере.
- Ну… привет.
- Ага. Наклонись на пару слов, - заговорщицки манит указательным пальчиком, оглядываясь на стоящего в дверях кухни Тома.
- Окей, - опускаюсь на корточки.
- Спасибо, что спас жизнь моему папе, - неожиданно шепчет на ухо, крепко обнимая меня за шею, а потом уже громче добавляет, протягивая большой яркий блокнот:
- Это тебе от меня. Просто так. Подарок. Там на обложке машинки из мультика «Тачки», ты его смотрел? Тебе же, вроде как, нравятся машины…
- Смотрел, конечно, - ладно, мелкая ложь никому не помешает, зато вон как пацан радуется. А если серьезно, то это самый лучший подарок в моей жизни, сразу после книжки торчка.
Возвращаюсь в комнату, ощущая какое-то физическое желание увидеть ее прямо сейчас.
Ночью делать будет все равно нефиг, поэтому я, устроившись на кровати, начинаю читать, тем более, что еще утром собирался. Торчку же она нравилась, значит и мне должна, а нет – так все равно прочитаю:
«Кто я такой? И чем, хотелось бы знать, закончится моя история?» - на ржач пробивает после первой же фразы. Нет, блять, ну что за стремное философско-расплывчатое вступление? Ты прости, конечно, торчок, что я так… С другой стороны, я как-то и не отрицал никогда, что я безкультурное быдло, так что прокатит. У меня тогда теперь к тебе как к главному и единственному божеству в моей новосозданной религии такой же вопрос: Билл, а ты случаем не знаешь, кто я такой, и чем закончится моя история?
Ты же, кажется, все на свете знаешь, зараза эдакая.

****

«Знаешь, Билл, мне тут на днях блокнот подарили, так что я решил, как мужик из твоей книжки, писать письма вникуда (да, я таки решил ее читать)
Может, поможет при моей прогрессирующей шизофрении, а то я в мыслях стал слишком часто с тобой общаться. Писать я, кстати, тоже не умею, ошибки и все такое… Но это ведь с расчетом, что ты этого не увидишь, а бумага, она стерпит, как говорится.»

«Привет. Хотел сказать, что сегодня я расчертил специальный календарь, чтоб отсчитывать твой срок, ну и свой, конечно. Тебе еще двадцать один день, или двадцать два, я так и не понял с какого момента считать. Но ты держись там, ясно?»


«Сегодня пришлось таки распустить косички. Кожа головы мерзко зудит все время, а эти с... волосы, в смысле, еще и отрасли практически до плеч. Я сейчас как еб… На русалку, в общем, похож. Но я потом как-то исправлю этот пиздец»

«Три дня подряд думал над тем, что бы тебе такое написать, чтоб ты понял, как я к тебе отношусь, но ничего не вышло.
Знаешь, сказать тебе, что считаю тебя умным, красивым, смелым, сильным, стойким… -
это все равно, что подойти к елке и сказать, что я считаю, что она зеленая. Все это и так, кажется, слишком очевидно для всех.
Так что ты там просто продолжай держаться, ок?»

«Сегодня, наконец, починил тачку твоему легавому. Целый день капался, но зато движок теперь мурчит, как засыпающий котенок. Я заменил поршневые пальцы, поршни и втулки. Пришлось долго попотеть над чисткой цилиндров, там уже реально все попортилось… Прости, тебе, наверняка, скучно столько об этом слушать.
В общем, тачка на ходу»

«Тебе осталось десять или девять дней. Еще совсем немного, потерпи»

«Не подумай только, что это какой-то сопливый романтический бред, или что я выжил из ума, но я сегодня целый день думал о том, что очень благодарен тебе. Я никогда никого не любил и любить больше не собираюсь. Раньше от этого было как-то пусто, но теперь у меня есть ты, о тебе можно думать постоянно, до конца жизни»

«У меня на спине остался шрам. (Помнишь, ты считал, что эту рану нужно промыть?)
Я рад, что он остался. Это как татуировка с твоим именем, даже лучше…»

«Ну и нудотина твоя книга. Главная героиня меня бесит: два мужика, а ей нужно только определиться. Вот же, блять, трагедия какая… Не понимаю этого, я бы весь мир, не думая, на тебя променял. Но у меня нет мира, у меня даже квартиры своей нет, если хочешь знать»

«Идет дождь. Снова.
Тебе осталось четыре дня (или пять). Я жутко нервничаю. Как последний эгоист думаю о том, что сейчас мы хотя бы на одном острове, и я постоянно по времени определяю, что ты сейчас можешь делать, а потом ты уедешь куда-то, и у меня не будет и этого»

«Решил сжечь тетрадь. Правда, глупо все было: я, как девченка-подросток, пишу в детском блокнотике по ночам, а потом прячу его под подушку.
Верх маразма, даже Кристофер бы посмеялся.
Я скучаю по тебе. Так, что иногда даже больно становится, не морально – физически.
Спасибо тебе за то, что теперь и в моей жизни есть тот, по кому можно скучать.
Теперь ты смысл всего, Билл. Раньше смысла просто не было»


****


Чайник выдувает сильную струю пара, и звучно клацает кнопкой:
- Том, вы будете чай?
- А я успею? – быстро смотрит на кухонные часы, все еще пытаясь отмыть от форменных брюк малиновое варение Криса.
- Я все равно завариваю.
- Ну, давай тогда.
Ставлю на стол чашки и открываю книгу торчка, пока еще можно посидеть в тишине – через пятнадцать минут придет Крис к своему Спанч Бобу, а от этих визгов не скрыться ни в одной комнате этого дома.
Запихиваю в рот предложенное офицером печенье, делаю глоток и переворачиваю страницу…
Мое тело начинает резко бить мелкой дрожью, а в сердце моментально вонзается сотня тупых иголок, будто пытаясь его сжать и раздавить:
На следующей странице, прямо под единственной в книге идиотской картинкой, аккуратно выведенные черной ручкой буквы, так что практически не отличить от напечатанного текста. Обращение начинается с моего имени. Страшно читать, одновременно хочется уйти с этим к себе, чтоб не помешали, не отобрал добычу, и тут же кажется, что один я всего этого не выдержу.
Хватаю книгу и под встревоженным взглядом офицера, как обычно тактично не задающего никаких вопросов, подхожу к окну, чтоб было больше света, и я не мог ничего пропустить:

"Том, ты веришь в судьбу? Я – верю. Знаешь, когда все для меня так обернулось с тюрьмой, я подумал, что неспроста это, и нужно посмотреть, что мне приготовила жизнь. В конце концов, возможно, это могло бы меня чему-то научить. Поэтому я сказал знакомым и родственникам, чтоб не вздумали платить за меня залог, что это всего лишь месяц. А потом я увидел тебя. Прости, что сейчас, оставляя тебе эту неприметную записку, я испытываю судьбу во второй раз. Станешь ли ты читать эту книгу или найдешь запись случайно – мне все равно, но это дает мне возможность ждать и шанс на чудо. Потому что если бы я оставил свой адрес на видном месте, а ты бы не приехал – все было бы слишком очевидно, а так я смогу долго верить, что все еще может быть. Ты создавал впечатление такого одинокого, но сильного человека, которому никто не нужен, поэтому я совсем не уверен в том, понадоблюсь ли тебе. Что касается моего перевода, то я это сделал, потому что понял насколько ты прав: Райкерс Айленд разрушил бы между нами то, что мне очень хотелось бы построить, я решил не дать ему это сделать. Если захочешь снова попробовать, найди меня. Я буду ждать.
ap. 12b, 4 Ave 78 Street, Bay Ridge, Brooklyn, NY
Билл"

- Ты в порядке? – не выдерживает офицер, глядя на мою необычно счастливую рожу.
- Даже больше. Скажите, а Билл, который был со мной в камере вышел два дня назад?
- Три дня назад.
- Все-таки три?
- А что?
- Мне нужно ехать в Бруклин, это возможно?
- Автобус через пол часа, - Том как сел пить чай, так кажется, ни разу не разу не выпускал из внимания движение секундной стрелки, отмеряющей остатки времени, которые он может провести дома.
- И я могу уехать?
- Ты у меня не пленник, Том. А сейчас твой срок и подавно истек. Собирайся, я отвезу к мосту. Не знаю, правда, как потом объяснять это Кристоферу, он скучать будет.
- Чего это я скучать буду? - с коридора притопал мелкий, через силу пытаясь открыть глаза, чтоб посмотреть своего Спанч Боба.
- Мне нужно уехать, Крис.
- Я иду в школу сам? Ты надолго?
- Надеюсь, что надолго… Я в Бруклин.
- А-а-а, ты вообще едешь, значит, больше не будешь нас с пацанами тренировать? – он знакомо поджимает губы, так что я уже начинаю морально готовиться к новой порции истерик, но он только вырывает листок из лежащего на кухонном столе блокнотика и старательно начинает что-то выводить. – Вот, держи. Это приглашение на мой День рождения. Шестнадцатого декабря. Не забудешь?
- Ты же все написал.
- Написал, придешь?
- Без базара! – подхватываю смеющегося пацана на руки. Хочется его кружить-кружить… Или затискать до полусмерти. Черт, как же меня ведет. Проклятый торчок. Самый замечательный, умный, милый, нежный, самый необыкновенный торчочище на свете.
- Том, десять минут. Успеешь собраться, пока я заведу машину?
- Даже быстрее, - отпускаю Криса и, ворвавшись в комнату, хватаю, лежавшую под кроватью сумку, закидываю книгу и выхожу.

****

- У тебя есть деньги на первое время? – спохватывается офицер, когда на горизонте из-за полей показывается моя тюремная карета.
- Есть… немного.
- Держи еще, - пытается вложить мне в руку свернутые трубочкой бумажки.
- Нет, заберите… Заберите же.
- Том, все в порядке. Ты.. Потом вернешь, если захочешь. Придешь на День рождения Криса?
- Я же обещал.
- Вот потом и вернешь.
- Ладно, - сжимаю в кулаке проклятые банкноты, без которых действительно может быть дерьмово, уж я-то знаю как. – Только я верну все потом.
- Как скажешь.

- Офицер Оуэн, все в порядке? – интересуется водила, сканируя меня взглядом. – Это не беглый?
- Нет, это мой… хороший друг. Подкинешь до города?
- Тогда без вопросов!

В автобусе не так много людей. Кто-то улыбается, радуясь, что Райкерс Айленд позади, но большинство таких же потерянных, каким был я. Им совершенно пофиг, куда ехать и где находиться. А у меня впервые есть четкая цель.

Устраиваясь возле окна, открываю книгу на нужной странице, чтоб убедиться, что все то, что сегодня мне привиделось на кухне, реально существует: аккуратные черные буквы, цифры, выстраивающие самый родной адрес в моей жизни.
- Про что книга? – интересуется бородатый мужик, какого-то черта непрерывно разглядывающий меня с того самого момента, как я зашел.
- Ну… она про… - блять, ну почему каждая собака должна об этом спросить.
- Как называется хоть?
- «Убийство под луной»
- Круто… Она хоть интересная?
- Лучшая.

НОташо!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Ой, ты прочитала?))